Степан Петрович Крашенинников – великий русский учёный, действительный член Петербургской академии наук, его именем гордится отечественная наука, его вклад в исследование Камчатки, историю и географию этого края невозможно преувеличить. Однако, к сожалению, очень долго не было полной ясности по поводу дет его рождения и смерти.

И в самом деле, при внимательном прочтении материалов, посвящённых описанию биографии С. П. Крашенинникова, и его пребыванию на Камчатке, обнаруживаются настолько удивительные расхождения с реальностью, что жизнь великого русского натуралиста принимает несколько мистический оттенок. Например, 225-летний юбилей учёного был приурочен к 1938-му, а не к 1936-му году, то есть допускалось, что временем его рождения мог быть 1713 год. Ну а если вспомнить, что могила С. П. Крашенинникова затерялась на 200 лет и лишь случайно была обнаружена при хозяйственных работах в 1963 году; что затем останки учёного четверть века пролежали в картонной коробке, прежде чем были перезахоронены; и что на надгробье его могилы в Александро-Невской лавре даты его жизни очерчиваются 1711–1755 годами, то представление о мистичности в приложении к личности великого русского учёного выглядит не столь уж и умозрительным. Впрочем, рассмотрим эту проблему подробнее.

Как известно, впервые, и более чем кратко, биографию и основные этапы научной деятельности великого русского учёного-натуралиста и путешественника изложил его современник – известный историк, академик Г. Ф. Миллер. «Степан Крашенинников, уроженец города Москвы, положив там в Заиконоспасском училищном монастыре в латинском языке, в красноречии и в философии доброе основание, превосходил товарищей своих понятием, ревностию и прилежанием в науке, впрочем и в поступках был человек честного обхождения. Хотя он определён был наипаче к истории натуральной, то есть к науке о приращениях, животных и минералах, однако являлося в нём также к гражданской истории и географии столько склонности, что ещё с 1735 года употреблён был с пользою в особенные отправления для описания по географии и истории натуральной некоторых мест, в которые сами профессоры не заезжали. Между тем, прибывшие в Якутск в 1736 году академические члены уведомились, что учреждения ко вступлению в морской путь далеко не доведены ещё до такого состояния, чтоб можно было продолжать им путь до Камчатки без замедления. Нельзя им было препроводить на Камчатке несколько лет, когда, кроме описаний оной, находилось для них множество дел других в Сибири, которых упустить им не хотелось. Поэтому рассудили они за благо послать на Камчатку наперёд себя надёжного человека для учинения некоторых приуготовлений, дабы им там по приезде своём меньше времени медлить. И в сию посылку выбрали господина Крашенинникова тем наипаче, что можно было ему поручить на время отправления всяких наблюдений, и к сему делу снабдили его инструкцией, предписав ему довольное наставление во всё том, что на Камчатке примечать и исправлять надлежало» [1, с. 13].

А вот что пишет историк об окончательном становлении С. П. Крашенинникова как учёного. «По подании от господина Крашенинникова Академии наук об учинённых им в бытность его на Камчатке делах обстоятельного рапорта и по получении оставшихся после господина Стеллера писем рассуждено было запотребно обоих оных труды совокупить воедино и в совершении всего дела поручить тому, который имел уже в этом наибольшее участие. Из этого произошло сие «Описание земли Камчатки».

1120

Оно приятно будет читателям по причине пополнения особенных тамошних земель обыкновений разными и ещё не слыханными достоверными известиями, каких в других географических описаниях не много находится. Кто желает оное читать для увеселения, тому большая часть содержания оного имеет служить к забаве; кто же смотрит на пользу, тот без труда найдёт оную, хотя бы похотел он пользоваться чем-нибудь, для наук или до употребления в общем житии касающемся. Надобно желать, чтоб предприемлющие впредь намерение упражняться в описании не знаемых или не с довольными обстоятельствами описанных земель труды свои располагали по примеру сего сочинения» [1, с. 14].

И, наконец, подытоживая жизненный путь своего ученика и коллеги, Г. Миллер добавляет: «Сочинитель произведён в 1745 году при Академии наук в адъюнкты, а в 1750 году пожалован профессором ботаники и прочих натуральной истории. Конец житию его последовал в 1755 году февраля 12 дня, как последний лист сего описания был отпечатан. Он был из числа тех, кои ни знатною природою, ни фортуны благодеянием не предпочтены, но сами собою, своими качествами и службою, произошли в люди, кои ничего не заимствуют из своих предков и сами достойны называться начальниками своего благополучия. Жития его, как объявляют, было 42 года, 3 месяца и 25 дней» [там же].

То есть, как можно видеть, биографические данные С. П. Крашенинникова действительно предельно скупы. И не очень точны.

И в самом деле, в самом преддверии 225-летнего юбилея, привязанного, как уже говорилось, к 1938 году, видный советский историк А. И. Андреев, заново переосмыслив скудные материалы о жизни учёного, уточнил год рождения С. П. Крашенинникова.

Поначалу А. И. Андреев обратил внимание на то, что определяя дату рождения Крашенинникова, его предшественники почти единодушно вычитали из 1755 года только полные, то есть без учёта месяцев и дней, 42 года жизни учёного [3, с. 6]. А потому он произвёл вычитание из даты (25 февраля 1755 года) смерти не только эти 42 года, но и названные Г. Ф. Миллером 3 месяца и 25 дней. В результате чего дата рождения великого натуралиста переместилась на 31 октября 1712 года.

Затем А. И. Андреев припомнил, что в автобиографии, написанной самим С. П. Крашенинниковым в начале 1754 г., то есть за год до своей смерти, учёный сказал: «…от роду мне сорок третей год» [2, с. 545]. Из чего следовало, что Г. Ф. Миллер ошибался не только в дате смерти, но и в количестве полных лет, прожитых Крашенинниковым, поскольку Степан Петрович умер, когда ему уже исполнилось 43 года. Ну и, наконец, вслед за всем этим А. И. Андреев сделал окончательный вывод о том, что, «не имея возможности проверить, насколько точно указание Миллера, что сверх 42 лет (правильнее – 43) Крашенинников прожил 3 месяца 25 дней», можно полагать, что С. П. Крашенинников родился 31 октября 1711 г.» [3, с. 6].

К сказанному остаётся добавить, что установленный А. И. Андреевым год рождения Крашенинникова – 1711-й – сейчас фигурирует в большинстве работ, в той или и иной степени, затрагивающих биографию учёного.

ОСНОВНЫЕ ВЕХИ НАУЧНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ

Начало научной деятельности С. П. Крашенинникова привязывается, как он сам пишет об этом в своей биографии, к августу 1733 года, когда он был «…отправлен студентом при академической свите в Камчатскую экспедицию с жалованием по сту рублей на год…». Прикомандированный к профессору И. Гмелину, С. П. Крашенинников принимал настолько деятельное участие во всех работах, которые проводились под руководством его наставника, что очень скоро ему стали поручать самостоятельные исследования, которые он, единолично или совместно с другими студентами и геодезистами, осуществлял в восточной Сибири вплоть до середины 1737 года. Причём делал он это всё настолько успешно что когда И. Гмелин и Г. Миллер решили оправить на Камчатку вместо себя кого-либо из состава Академического отряда, то выбор их пал на С. П. Крашенинникова. И, надо сказать, в этом своём выборе они не ошиблись. Впрочем, поговорим обо всём этом по порядку.

Итак, 14 октября (25 октября по новому стилю) 1737 года С. П. Крашенинников высадился на берег Западной Камчатки в устье реки Большая. Более трёх с половиной лет, пробыл он на полуострове, предпринял за это время 7 больших самостоятельных маршрутов, в ходе которых 12 раз (туда и обратно) пересёк весь полуостров от одного побережья к другому, а также осуществил целый ряд более коротких поездок. При этом на нартах, батах (камчатских долблёных лодках) и пешком он, по его же собственным подсчётам [4], преодолел около 7762 вёрсты (около 7800 км), добывая, при этом, самую разнообразнейшую информацию о природе полуострова и быте его населения.

В частности, уже через три недели после прибытия в Большерецк (то есть после крушения шитика «Фортуна», лишь чудом не закончившегося гибелью всех его пассажиров и членов экипажа), С. П. Крашенинников в своём «Пятом рапорте И. Гмелину и Г. Миллеру» написал: «Приехавши в Большерецкий острог, сочинил я имеющимся в здешних местах зверям, птицам и рыбам и растущим около здешнего места деревам и травам реэстры с русскими и камчадальскими названиями. Тогда же написал слова здешнего большерецкого языка» [1, с. 557].

То есть, как можно видеть, всего лишь за три недели пребывания в Большерецке, студент Академии наук успел сделать столько, сколько в наше время далеко не всегда успевает сделать целый отряд исследователей. Он и списки местных растений составил. И словарь ительменского языка сочинил. И успел, по опросам и архивным материалам, составить представление о «горячих ключах», «горелых сопках», извержениях, землетрясениях и цунами.

Более того, за эти же несколько недель С. П. Крашенинников сумел настолько обстоятельно продумать план будущих исследований, что в своих последующих походах он только в отдельных деталях отступал, да и то по независимым от него обстоятельствам, от намеченного. Причём этого намеченного и блестяще исполненного оказалось столь много, что и до сих пор результаты и данные бывшего студента Императорской Академии наук не потеряли своей научной ценности.

1121

Однако прежде чем говорить о результатах научной деятельности С. П. Крашенинникова на Камчатке, необходимо отметить, что за 255 лет со дня выхода в свет знаменитого «Описания земли Камчатки» очень многие из содержавшихся в ней фактов о природе полуострова, быте его населения и истории открытия и освоения данных были восприняты неверно. И особенно наглядно эта неточность в истолковании первичного материала прослеживается в оценках поездок учёного по полуострову.

И в самом деле, все свои путешествия дотошный студент подробно описал в своих дорожных журналах, рапортах, письмах и, наконец, в «Описании земли Камчатки». Однако стоит только внимательно вчитаться в подлинные тексты С. П. Крашенинникова и в публикации исследователей его научного творчества, как обнаруживается множество несоответствий данных канонического текста «Описания земли Камчатки» с выкладками тех учёных и краеведов, которые в своих исследованиях на эти данные опирались. Например, само число пересечений С. П. Крашенинниковым полуострова варьирует у разных авторов от 8 до 12, а суммарная протяжённость всех маршрутов по Камчатке – от 5,2 до 10 тысяч вёрст. Более того, нередко одни и те же части рисуются разными авторами, а порой и одним и тем же автором по-разному [2,6].

Но что самое поразительное, практически все исследователи деятельности Крашенинникова привязывают часть его маршрута по восточному побережью Камчатки к местам, по которым он никогда не проезжал, то есть вокруг, а не поперёк Кроноцкого, Камчатского и Озерновского полуостровов. Все пересечения им Срединного хребта , как правило, приурочиваются к долинам рек Колпакова и Воровская, по которым он также не проезжал никогда, и, наоборот, не фиксируют, за редким исключением, его путь по долине реки Облуковина, по которой он проезжал трижды. В частности, Н. Г. Фрадкин в своей брошюре [7] слово в слово приводит выписку из «Описания земли Камчатки»: «…Вдруг, как от сильного ветра, лес зашумел, и земля так затряслась, что мы за деревья держаться принуждены были, горы заколебались, снег с оных покатился», – которая явно демонстрирует его осведомлённость с подлинными материалами С. П. Крашенинникова. И, тем не менее, все его маршруты с западного побережья полуострова к Верхне-Камчатску и обратно он прорисовывает по рекам Колпакова и Воровская, а не по реке Облуковина (рис. 1), в долине которой С. П. Крашенинникова дважды – в 1738 и 1740 годах – испытал удары подземной стихии.

Скорее всего, причиной всех названных и прочих накладок оказалось недостаточное знание историками и краеведами природных особенностей и географии полуострова, в частности, неосведомлённость о том, что восточные полуострова Камчатки почти сплошь окаймлены обрывами, нередко уходящими прямо в воду, из-за чего их практически невозможно объехать по морскому берегу. И всё же приходиться констатировать, что географы, историки и краеведы не сумели правильно прочитать С. П. Крашенинникова. Именно не сумели, ибо он и в своей книге и, особенно, в своих путевых журналах [4] приводит не только название начального промежуточных и конечного пунктов своего очередного дневного перехода, но и, нередко, часы его начала и окончания, не говоря уже о расстоянии от одного пункта до другого, а также о количестве днёвок (и их причинах) в том или ином острожке или местечке. Иначе говоря, восстановить маршруты С. П. Крашенинникова по тому же восточному побережью Камчатки вполне можно было и без знания ландшафтных особенностей региона.

Таким образом, невольных упущений и ошибок, а также вольных искажений в описании маршрутов С. П. Крашенинникова у комментаторов и толкователей его путешествий по полуострову обнаруживается более чем достаточно.