Эти заметки можно было начать с уведомления о том – кто, что, где, когда. Однако, как представляется, все эти – «родился, учился, женился» – никому, кроме разве что отдела кадров, не нужны. Так что если я и буду время от времени говорить о себе, то всего лишь ради обозначения некоторых особенностей своего мышления. А пока, коль скоро речь зашла о времени, начну с немудрённой сентенции.

Время. Ну что можно о нём сказать. Разве что только повторить избитую истину – время с годами бежит всё быстрее и быстрее. И, как я подозреваю, потому, что сидеть без дела не получается. Во всяком случае – у меня. Так что порою поневоле крамольная мысль в голову приходит – а может просто следует перестать думать и делать? Глядишь, время и приостановится.

Конечно же, и эта мысль не нова. Как не ново и рассуждение об ускорении времени. И, тем не менее, она подталкивает к выводу о том, что иногда всё же следует приостановиться и оглянуться. Не с тем, разумеется, чтобы задержать бег времени, а для того, чтобы проанализировать прошедшее и дать ему оценку.

Но осуществима ли сама по себе эта попытка? Вернее сказать, а существует ли вообще возможность произвести более или менее адекватную оценку прошлого, коль скоро человеческое бытие характеризуется лавинообразным появлением всё новых и новых вещей, а современная наука обнаруживает всё новые и новые явления и факты в окружающей нас действительности? То есть, иначе говоря, можно ли надеяться на успешный анализ прошлого в условиях, когда развитие цивилизации всё более и более подстёгивает процесс ускорения времени?

На мой взгляд, вполне. Ибо при всём при том, что на сегодняшний день на Земле прожило и проживает не менее 70 миллиардов человек, все эти 70 миллиардов жизней укладываются всего лишь в 36 сюжетов. И, следовательно, каким бы количеством новых вещей человек себя не окружал, какими бы новыми технологиями и знаниями он не овладевал, в основе его существования лежат одни и те же интересы и императивы. Так было до нас. Так есть при нас. И так будет до той поры, пока человек

606

остаётся биологическим существом. Более того, я думаю, что даже если человек и превратится, в конце концов, в киборга, заложенная в него мыслительная конструкция вряд ли кардинально изменит сущность мышления этих разумных механизмов.

Приостановиться и осмотреться, вот цель, которую преследуют данные заметки. Которые вполне можно было бы назвать заметками предвзятого человека. Почему предвзятого? Да потому что многое из того, о чём в них будет сказано (а это, прежде всего, мои представления о путях развития страны и Камчатки в условиях перехода к рыночным отношениям) в той или иной форме уже публиковалось. Так что избежать предвзятости никак не получится.

Тем не менее, сама по себе попытка взглянуть на вчерашние представления с позиций сегодняшнего дня действительно может представлять некоторый интерес. И интерес тем более оправданный, что, при всей их внешней легковесности, эти представления во многом оказались верными. А раз так, то возникает необходимость разобраться с тем, почему точка зрения неформала на некоторые узловые моменты событий оказалась более близкой к реальному развитию событий, чем позиция противостоящих ему официальных структур.

К тому же обращение к прошлому, даже в тех случаях, когда оно не очень, скажу так, приятно, в том числе и автору данных заметок, полезно хотя бы тем, что оно помогает в не желаемом прошлом увидеть ростки желаемого будущего. Или, если сказать более определённо, будущее, каким бы оно не оказалось – желаемым или не очень – наступит в любом случае. Однако без анализа нежелаемого прошлого желаемого будущего точно не будет.

Ну и, наконец, есть ещё одна причина появления данных заметок. Не успел я оглянуться, а глянь – за плечами уже семь десятков лет. И вроде как наступила пора «собирать камни». Но просто стаскивать их до «кучки» – неинтересно. Ни мне, ни, тем более, другим. А потому я попробую «подобрать» лишь те из моих «камешков», которые когда-то попали в цель, однако преодолеть броню отчуждения так и не смогли.

То есть, иначе говоря, в отличие от обычного в таких случаях перечисления явных, и не очень, достижений, я остановлюсь лишь на тех из моих представлений и предположений, которые оказались наиболее близкими к реальному развитию ситуации последних 25 лет. С тем, чтобы напомнить о прошлом и для того, чтобы попробовать разобраться с тем, как, и почему у меня возникали «неположенные» мысли. В том смысле «неположенные», что, казалось бы,

607

и по долгу службы, и по общественному положению, и, наконец, по призванию мне не до них. Однако вот появляются они сами по себе. И никуда от них не деться.

Но раз так, то можно предполагать, что генерация таковых мыслей есть свойство (особенность) моего мышления. Или результат этого самого мышления. И потому стоит попробовать разобраться с тем, чем эта особенность обусловлена. А для этого и нужно отступление к прошлому.

Год 1942. Мне почти полтора года. Мы – моя мама и я – с несколькими сотнями таких же мам и некоторым количеством детей, плывём на невзрачном пароходике на Камчатку. Плывём, спасаясь от голода, на летнюю путину. Разумеется, всё это я узнал потом. А в собственной памяти – одна картинка. Серое море. Низкое, серое небо над головой. Тёмный силуэт корабля напротив нашего парохода. И чувство беспредельной безысходности, исходящее, казалось бы, со всех сторон. Буквально звериное чувство, ибо, что я мог знать и понимать в свои полтора года.

Откуда оно возникло? Как мне многим позже рассказала мама, на полпути к Камчатке, наш пароход остановил японский военный корабль. Капитан, пока к нам подходила шлюпка с вооружёнными японскими моряками для досмотра, попросил тех немногих мужчин, которые плыли вместе с нами, выбросить в море оружие, если оно у кого-то имелось. И сам выбросил свой пистолет за борт.

Ну а дальше всё как в сюрреалистическом кино. Наведённые, хотя и невидимые глазом, пушки. Медленно, на вёслах, движущаяся по глади моря, лодка. И полное осознание беспомощности, ибо все взрослые уже знали, что время от времени японцы спокойно, как на учениях, расстреливали наши гражданские суда. Было такое, было.

Кстати, подобное чувство мне довелось испытать ещё один раз – в 1953 году, когда умер Сталин. Причём во многом была схожа и природная обстановка. Беспредельное снежное пространство. Серое низкое небо. Абсолютная тишь перед очередной пургой. И ощущение вселенской безысходности.

Вы скажете, что, мол, такого всеобщего и необъяснимого чувства не бывает. Бывает. Вспомните совсем недавнее – в Северной Корее умер Ким Чен Ир. И взрослые люди, не стесняясь, плачут навзрыд среди белого дня от этой самой безысходности. А в Южной Корее и в Японии без явного повода вводится режим чрезвычайного управления. Так что есть, есть такие вещи, которые действуют на человеческую психику через подкорку.

608

Что же касается лично меня, то, как мне кажется, именно вот это ощущение полной безысходности, пережитое в столь раннем возрасте, «включило» во мне механизм интуитивной реакции на ситуацию, который заложен в нас на генном уровне. И который, не будучи во время подкреплён дополнительным стимулом, постепенно отмирает. Однако мне повезло. Повезло в прямом и переносном смысле.

Дело в том, что три месяца спустя, отработав путину, моя мама попробовала вернуться в Москву, поскольку фронт от Москвы отошёл далеко и жителям столицы было разрешено возвращаться домой. Но не получилось. И вот почему.

Начало осени. Снова гладь воды. Снова нависшие над самой водой, серые тучи. Снова первозданная тишь, которую не только не нарушали, но даже подчёркивали звуки пластинки, раз за разом заводимая на стареньком патефоне подвыпившими на радостях мужиками. Но что особенно врезалось в память, так это круглые и лоснящиеся головы нерп, внимающих музыке. А дальше – полный провал. Абсолютно полный. И я так думаю – потому, что шок от дальнейшего действительно был почти запредельный. Но он же мне и помог. Не только выжить, но и, как я теперь это представляю, мыслить интуитивно.

Как вспоминала моя мама, подвыпившие мужики (из 15 человек, в лодке была только одна женщина и один ребёнок) потеряли бдительность, и лодка, следующая к стоявшему на рейде пароходу, наскочила на корягу и перевернулась. Утонуло восемь человек. Моя мама, держась одной рукой за злосчастную корягу, другой придерживала меня, чтобы я не свалился с коряги в воду.

Помощь подошла вовремя – мы не успели замёрзнуть. Но я ничего не помню. То есть, я был в так потрясён, что в памяти от самого происшествия не осталось ни единого штришка. Во всяком случае, всю свою последующую жизнь я никогда и ни при каких обстоятельства воды не боялся. А обстоятельства, надо сказать, случались нешуточные. Особенно, когда мне доводилось несколько раз вытаскивать пацанов из воды, которые в страхе то душили меня, обхватив судорожно мою шею, то, буквально, связывали меня по рукам и ногам.

Ну и, наконец, последнее воспоминание о том, что послужило ещё одним дополнительным стимулом для моего подсознания. После неудачной попытки уехать в Москву, мы были вынуждены (утонули заработанные деньги, кое-какие вещички и, главное, все документы) остаться на Камчатке. И с осени 1942 до лета 1946 года я жил в малюсеньком национальном селеньице Корн, в котором на два или три десятка корячат разного возраста было всего трое русских детишек – я, ещё один пацанёнок и одна девчонка.

609

Лукавить не стану, имён их я не помню. Но отчётливо помню, что когда нас в очередной раз отмывали, то мы – белобрысики – вдруг становились как бы чужими среди маленьких корячат. Впрочем, уже через пару часов мы вновь был такими же чумазенькими, как и наши черноволосые и раскосые друзья. Тем более что и одеты мы были как они, и по-корякски мы говорили ничуть не хуже их. Куда только девалось затем это знание практически родного языка? Обидно!

Но продолжу мысль о дополнительном, если хотите – допинге, для моего подсознания. Четыре года я жил почти первобытной жизнью. То есть я не в гости ходил к моим корякским друзьям – я с утра до ночи пребывал с ними. Я играл с ними в их игры, слушал их песни и сказки, ел их пищу. Я вместе с ними посильно помогал взрослым во время летней рыбалки, которая осуществлялась прямо тут же, под утёсом террасы, на краю которой стоял посёлок. Я действительно был как они, тем более, что и дома вместо матрацев на кроватях лежали оленьи шкуры, а на дворе, как и у них, жили на привязи ездовые собаки. Так что моя генная, как принято сейчас говорить, память постоянно получала подпитку.

Кстати о собаках. Я думаю, что на сегодня даже среди коренных коряков мало найдётся таких, кто ещё застал и помнит собачий вой. Не плач, подчеркну, а стон, вопль собачьей души. Напомню.

Зима. Январь или февраль. Время – ближе к десяти-одиннадцати часам ночи. Полная луна и абсолютное, безмерное, безвременное «белое безмолвие» – селеньице стояло на краю террасы, на которой на километры вокруг не было ни деревца, ни сколько-нибудь большого куста. И вдруг первый собачий голос. Ещё не вой, ещё только проба. Иногда, даже, несколько виноватая – не рано ли? – по тональности. Но вот раздаётся второй голос. К ним присоединяется третий, четвёртый. И вскоре весь посёлок тонет в разноголосице собачьих голосов. Однако и это ещё не вой. Это всего лишь, выражаясь по-человечьи, спевка, подгонка голосов, улавливание общего настроя и постепенное приближение к апофеозу.

Но вот, наконец, все голоса сливаются в один. Да, при желании, в нём можно было услышать и некоторые непопадания в общий тон, и голоса «солистов». Но, тем не менее, это уже одна общая мелодия, лишь иногда подчёркиваемая отдельным сольным воплем. Которая вскоре – на пике – разом становится единым стоном. Стоном зверей, вынужденных служить человеку. Благодарных ему за это.

610

И, одновременно, страдающих от того, что они потеряли свободу. И вот когда они в очередной раз поняли, что они потеряли, уйдя к человеку, вся эта песня превращается в один, до мороза по коже, горестный вопль.

Впрочем, ближе к весне, в этой песне появляется менее грустная тональность. А иногда и откровенно весёлые соло отдельных исполнителей. Но это уже не завораживает, и не втягивает в себя так, как стон в середине зимы.

А слушать и слышать это можно было бы часами. Но даже выносливым полудиким псам такое напряжение было дано выдерживать не более получаса. А чаще: 15–20 минут. И вот, ближе к концу этого срока, достигнув пика, стон, хотя он и остаётся по силе прежним, как бы надламывается. Вернее, происходит нечто похожее на смену регистра при игре на органе. И мелодия, вроде та же. И мощь звука не меняется, а то даже и возрастает. А звучание и настроение – другие. Так и в стоне собачьих голосов уже не вселенская скорбь, а примирение со своей собачьей долей. А затем начинается снижение звука, постепенное «отключение» голосов, отдельные всплески прежнего экстаза и, под занавес, единичные взлаивания ещё не совсем успокоившихся зверей. И, наконец, снова наступало бесконечное безмолвие.

К чему всё это? Да к тому, что я, внук потомственного дворянина, предки которого сотнями лет жили на обжитой территории Средней Руси, для этой стаи не был чужим. Нет-нет, я даже и не пытался подвывать им. И, тем не менее, я вместе с ними приобщался к тому, что стоит вне понимания. Не к богу, не к «вселенскому разуму», а к беспредельности.

Кстати, очень жаль, что в те поры не было возможности записать эту «песнь-песней». Нет тех собак и уже не будет. Не будет. Ибо сейчас даже самые лучшие в мире ездовые собаки, из тех полудиких псов, которые, добросовестно натягивая алыки, исполняли свою часть общей работы, без которой не выжить, превратились в партнёров по спорту. А это совсем не то партнёрство. И это не те собаки. Современные собаки настолько очеловечились, что лично я, например, откровенно радуюсь, что они (пока?) не научились говорить – уж очень много нелицеприятного наслушались бы мы – человеки – в свой адрес.

Так, постепенно, просыпалась во мне первобытная интуиция. Понятно, что далеко не такая полная и тонкая, которая была свойственна нашим первобытным пращурам. И даже не та, которую я юности отмечал у отдельных коряков при общении с ними на рыбалке или охоте.

611

Однако, например, на охоте, я мог неожиданно повернуть в сторону от намеченного пути, хотя для этого иногда надо был сойти с лыжни и «ухнуть» вместе с лыжами по колено в свежий снег. Но всякий раз именно там меня ожидала добыча. Однако даже и сейчас, после десятков лет, прожитых в городе, я нередко самым необъяснимым образом загодя чувствую перемену погоды, хотя внешне вроде бы ничего и в окружающем пространстве и не изменилось, и ничего и нигде у меня по этому поводу не болит.

Ну и последнее. В своё время Лев Толстой говорил, (и это много после этого было подтверждено психологами), что половину всего своего Я человек получает в возрасте до 5–6 лет. И эту свою половину я получил в маленьком посёлке, в котором, в связи с войной, почти не осталось русских. И который почти полностью жил по законам природы. Потому что наличие огнестрельного оружия всего лишь в некоторой степени, ну хотя бы из-за крайней скудности боеприпасов, облегчало эту борьбу за выживание. И в этой борьбе интуитивное, на уровне инстинктов, понимание природы играло решающую роль. И я к этой интуиции прикоснулся. Хотя, несомненно, в последующем, многое подрастерял.

Впрочем, отставлю, на время, тему интуиции. Поскольку после того, как я попробовал объяснить, в том числе и самому себе, почему именно у меня проявилась способность инстинктивного ощущения сути некоторых происходящих событий (заметьте, я сказал не истины, а сути – и не всех, а только некоторых событий), всё сказанное просто необходимо подкрепить конкретным примером.

Одним из озарений такого рода лично для меня стала мысль о возможности распада СССР. Но прежде, чем перейти к самой этой мысли, проясню предысторию её рождения.

В 1981 году, после очередного сокращения штатов, мне пришлось (ради сохранения очереди на квартиру) уйти работать в котельную Института вулканологии. Славное, надо сказать, было время. Отстояв смену, можно было часами гулять с детьми на улице. Читать книги. И думать. Поскольку, во-первых, зарабатывая на уровне доктора наук, о хлебе насущном я вспоминал лишь тогда, когда надо было сходить за ним в магазин. И поскольку, во-вторых, никто не стоял у меня над душой и не указывал, над чем в данный момент надо думать. Я просто думал. Так и подпал под мой внутренний взор первый камешек из тех, которые мне хотелось бы положить на чашу весов содеянного и упущенного.

Год 1986. О чём только тогда не говорили в нашем обществе – и о перестройке, и о строительстве социализма с «человеческим лицом», и об экологии, и о приобщении к общечеловеческим

612

ценностям. Но… Но почти незамеченной, вернее, практически не обговариваемой, осталась тема возникновения в разных уголках могучей, как тогда казалось, державы, межнациональных конфликтов.

Точнее, власти на эти события отреагировали. Но в том-то и дело – как? Да самым банальным, если не сказать – примитивным, образом. В одном месте использовали сапёрные лопатки для разгона недовольных. В другом – поменяли первых лиц. В третьем – влили дополнительные финансы. Но никто не задумывался над самими причинами и возможными последствиями. И вот тому убедительное подтверждение.

«Войну мы знали по рассказам родителей, хрущёвскую оттепель не застали, вошли во взрослую жизнь в самый разгар застоя с уверенностью, что на наш век его, точно, хватит. Ошиблись, и были счастливы этой ошибкой. Понимали, нам повезло больше многих. К началу 90-х каждый из нас уже хлебнул позднесоветской жизни с её фальшью, цинизмом и смертной тоской. Нам было, что не любить и к чему стремиться. В то же время мы были достаточно молоды, чтобы попробовать себя в новой эпохе, успеть совершить в ней собственные ошибки и даже некоторые из них исправить. Во всяком случае, в 90-х нам казалось именно так. То, что произошло в стране в эти годы, было неожиданностью для всех. Не верьте тем, кто говорит сегодня, что предчувствовал перемены. Они упали на нас, как снег на голову какому-нибудь африканцу», – пишут на первых страницах сборника «90-ые, страна» его авторы-составители [90-ые, страна. Под редакцией генерального директора ИТАР-ТАСС В. Игнатенко. Вступительная статья и сопроводительный текст Л. Телень. М.: ИТАР-ТАСС, 2005. 346 с.].

Умело, надо признать, профессионалы-журналисты, попытались обойти острый угол, когда они вместо признания собственного, и вскормившей их власти, промаха по оценке ситуации, воспользовались даже не сакраментальным – «Ну кто бы тогда мог подумать, что получится именно так» объяснением, а изящным по форме, но убогим по смыслу – национализм и развал СССР упали на страну как снег на голову африканцу – пассажем.

Однако погрешили они против истины. Причём, погрешили дважды. Ибо, во-первых, получив в начале перестройки карт-бланш (а точнее – политический заказ) на безудержную критику деятельности «музейного» Политбюро ЦК КПСС, они с прежним пылом советских времён славили «новую политику» партии в лице М. С. Горбачёва. И, притом, славили сознательно и искренне. Ибо, во вторых, словами «как

613

снег на голову какому-то африканцу» они всего лишь попытались свой грех (соучастие, пусть бы и невольное, в развале страны) разложить на всех нас.

Впрочем, в этом желании оправдаться перед народом и историей они отнюдь не одиноки. Вот и сейчас, в самый канун двадцатилетия со дня крушения СССР, некий Бурбулис, желая оправдать свою, скажу мягко, политическую слепоту, заявил на всю страну, что крушение СССР, мол, было предрешено. А те два бывших партийных функционера из трёх, которые в перерывах между расстрелом беззащитных животных Беловежской пущи и банькой с пивом, сочинили меморандум об образовании Союза Независимых Государств, убеждают нас в том, что они всего лишь были вынуждены подчиниться обстоятельствам. Словно бы это не они сами эти обстоятельства породили. И я имею полное право так считать и говорить, ибо, надо отдать ему должное, один из этой троицы сумел-таки набраться мужества и извиниться перед страной за содеянное. Так что искренне скажу – мир вашему грешному праху, Борис Николаевич.

Однако эту точку зрения подкормленных журналистов отчасти понять можно – действительно в бывшем СССР подавляющее большинство людей искренне верили тому, что писали в газетах и говорили по телевидению прекраснодушные и не очень журналисты и всякого рода политиканы. Хотя и были в стране личности, для которых суть происходящих событий не оказалась неожиданной. Другое дело, что их голоса, в том числе и стараниями приближённых к власти журналистов, услышаны не были. Как, в частности, не был услышан и мой голос. Вот об этом и пойдёт речь далее.

Итак, в стране объявлена перестройка с её всеобщей атмосферой надежд, с преизрядной долей эйфории и с несомненной гласностью. И как-то «вдруг» обнаружилось, что в СССР, оказывается, существует национализм. И что реакция на эти события со стороны государственных структур, откровенно желает лучшего. Ибо союзные власти тогда не поняли главного – прежние методы и способы разрешения межнациональных проблем – замена, например, региональной властной верхушки назначенцами из центра (как, например, в Казахстане, где Кунаева поменяли на Колбина) – уже были не в силах остановить ход событий, грозящих развалом страны.

А события эти действительно оказались, как тогда говорили – судьбоносными. Ибо по всей стране прокатилась мощная волна националистических выступлений (Алма-Ата, Сумгаит, Фергана и т. д.), грозящих взорвать политическую ситуацию в СССР и вызвать его распад на ряд самостоятельных государств.

614

В понимании остроты этой проблемы я и попробовал, было, воспользовавшись призывом властей к сотрудничеству в деле перестройки, помочь им выйти за привычные рамки представлений в сфере решения межнациональных отношений. И с этой целью предложил незамедлительно отказаться от национально-территориального принципа членения страны и перейти на территориально-экономическую структуру административного управления с образованием на территории СССР не более 40–50 губерний во главе с губернаторами. Причём, ещё раз специально подчеркну, предложил это действо не как цель (самоцель), а как средство предотвращения распада страны и следующей вслед за ним разрухи.

Более или менее связно изложив эти свои представления, я разослал их в редакции нескольких демократических, как они себя сами называли, газет, а также в ЦК КПСС и прочие властные структуры СССР и РСФСР. Однако, как и следовало ожидать, в редакциях газет на них внимания не обратили. Вернее, только из редакции «Литературной газеты» мне пришёл вежливый отказ, содержание которого предельно точно и кратко можно охарактеризовать словами классика: «Этого не может быть никогда, потому что этого не может быть никогда». Хотя сейчас эти правдорубы (смотрите выше), пытаются доказать, что развал страны был абсолютной неожиданностью для всех.

Понятно, что предостережение это о возможном развале страны, не получив общественной огласки, до сознания людей, принимающих решения, дойти не могло. И не дошло. Как, впрочем, не дошло до них подобное же предупреждение второго секретаря ЦК КПСС Латвии В. Шведа, последовавшее три года спустя. Однако я и до сих пор уверен, что решись тогда ЦК КПСС и его генеральный секретарь на переустройство управления страной, ситуацию удалось бы удержать под контролем. Ибо руководство в республиках и в регионах в борьбе за реальную власть во вновь создаваемых властных структурах выпустило бы из себя возросший на почве стремления к личной власти дух разрушительства, который, в конечном счёте, и привёл к развалу державы. Ну а если бы, добавлю, М. Горбачёв перепоручил эту миссию Б. Ельцину, которому по его характеру, было всё равно, что крушить, то этот «политический бульдозер» непременно смёл бы республиканскую элиту на обочину политической сцены.

Но в том-то всё и дело, что бывший тогда ещё в силе М. С. Горбачёв, оказался совершенно неспособным воспринимать что-либо идущее снизу. Что, впрочем, и понятно, ибо всю свою политическую

615

карьеру он сделал, заглядывая в рот вышестоящих: сперва – секретаря райкома ВЛКСМ, затем, последовательно, секретаря райкома КПСС, обкома КПСС, членов ЦК, генсека. Ну а когда волей обстоятельств сам стал генсеком – премьер-министра Великобритании, президента США и канцлера ФРГ. Однако подвизаясь таким вот образом во власть, можно научиться только к двум вещам: «пению с начальствующего голоса» и нежеланию слушать и слышать всех тех, кто стоит хотя бы на одну служебную ступеньку ниже. Будь даже таковые люди (вроде А. Сахарова и Е. Примакова) семи пядей во лбу. Так что ровным счётом нет ничего удивительного в том, что наш последний генсек, вместо того, чтобы способствовать процветанию своей страны, начал, с подачи западных лидеров, рядиться в тогу мирового спасителя. Очень уж ему захотелось, с подачи умной М. Тетчер, приобщиться к мировой элите.

Правда он-таки понял, что менять что-то надо – но ведь и это ему внушил всё тот же Ю. Андропов. Да, он попытался что-то сделать – но ещё большего он делать даже не захотел. А ведь то же разделение СССР можно было осуществить иначе – и уж точно, с меньшими потерями для России. Ибо, например, украинцам можно было сказать – хотите самостийности? Пожалуйста – отдавайте назад Донбасс, Крым и Малороссию и будьте самостийными. То же самое и с прибалтийскими республиками – мы вам самостоятельность, вы нам Нарву и Вильно с Клайпедой. Да и Казахстану можно бы было заявить – вся поднятая, за счёт уничтожения «неперспективных» российских деревень, целина, а также разведанные нами на нефть и газ приаральские и прикаспийские территории – наши, а остальное – ваше. Я уж не говорю об уходе из Европы, когда только за объединение ФРГ и ГДР нам готовы были заплатить 100 миллиардов долларов – сумасшедшие для нас по тем временам (зарплата генсека составляла всего-то 200 долларов в месяц) – деньги.

Но не дано было человеку мыслить государственно. И в этом наша общая беда. Которая заключается в том, что у нас наверху всегда сидели либо руководители, либо диктаторы. То есть люди, которые либо руками водили («хотели как лучше, а получилось как всегда»), либо всех остальных под себя гнули. Подлинных же лидеров (то есть ведущих, а не пинающих) у нас, похоже, так никогда и не будет.

Правда, в 1986 году кое-какие надежды на то, что во главе страны окажутся настоящие лидеры, появились. Однако даже незабвенный А. Сахаров таковым так и не стал. И не только потому, что ему этого не позволили. Но ещё и потому, что он общегуманистические ценности поставил выше общенациональных.

616

Так и не поняв при этом, что подобные переакцентировки в сознании советских людей надо было осуществлять постепенно. То есть советских граждан, особенно из числа псевдоэлиты, надо было так же постепенно приучать к демократии, как детей постепенно приучают мыть руки перед едой. А тут сразу же захотели демократии немедленно и сполна. Забыв при этом, что там, где каждому дано свободы столько, сколько он может вынести, всегда найдутся такие, которые этой самой свободы захотят иметь больше, чем другие. Так что не мудрено, что мы получили именно то, что получили – демократию охлократии.

То есть, разовью мысль о государственности, беды нашей страны оказались следствием того, что одни, как Сахаров, искренне верили, что только и только общегуманистические императивы помогут стране избежать кризиса. А другие, как Горбачёв, Яковлев и иже с ними, прельщённые возможностью приобщиться к мировой элите, затеяли перестройку по чужому сценарию.

Но продолжу о реакции на моё предложение. Одни (большинство) искренне считали, что этого – распада СССР просто не может быть. Другие (меньшинство) усмотрели в ней попытку расшатать ситуацию. И лишь некоторые приняли эту точку зрения к сведению. Но и они считали, что двигаться к цели надо постепенно, хотя спасение собственной страны не терпело отлагательств и полумер.

В числе этих некоторых оказался и Совет Министров РСФСР, который поручил Исполнительному комитету Магаданского областного Совета народных депутатов рассмотреть мое предложение в той его части, которая касалась объединения Магаданской области, Чукотского автономного округа и Пенжинского района Камчатской области в Северо-Восточную губернию с одновременным сокращением числа административных районов в ней как минимум в два раза.

Однако дальше этого дело так и не сдвинулось. Вернее, далее всё протекало по раз и навсегда заведённому обычаю. Магаданский облисполком перепоручил проанализировать эту идею Северо-Восточному комплексному научно-исследовательскому институту (СВКНИИ) ДВНЦ АН СССР в рамках общесоюзной комплексной программы «Научно-технический прогресс» на 2010 год. Тот, не исключаю, начал было эту работу. Но тут началась борьба с алкоголизмом, строительство социализма «с человеческим лицом» и прочие «важные» дела. И всем всё стало «до губернии». Тем более что автора идеи, как и водится, даже из вежливости не пригласили к соучастию в общем деле.

617

Так что я действительно оказался в той самой позиции стороннего наблюдателя, с которой и анализирую цепь событий тех лет. Впрочем, сама по себе идея о переводе страны на территориальную форму управления всё же не умерла.

«Идея упразднения национальных республик давно овладела умами отдельных политиков. «Пионером» считается В. Жириновский, предлагающий оставить в стране не то 15, не то 30 губерний.

Проект укрупнения регионов – с 89 до 28 – был разработан и в Совете по изучению производительных сил (СОПС) при Российской Академии Наук. «Это плод многолетней работы, – не без гордости сказал один из его авторов Алеко Адамеску, – Мы предлагаем сохранить национально-культурные особенности территорий. Но в основе деления страны должна лежать экономика.

Ещё в 1998 г. учёные предложили для начала разбить Россию на 7 федеральных округов. Спустя 2 года это стало реальностью. Не исключено, что Кремль на этом не остановится, взяв на вооружение и другие революционные идеи СОПС», – пишут, например, создатели проекта СОПС по региональному членению страны (Национальные регионы – «под нож». «Аргументы и факты» № 15, 2005).

Не берусь судить, насколько революционны эти самые идеи. Не стану оспаривать и суждение о том, что создание федеральных округов помогло избежать самого худшего варианта – распада России. Однако замечу, что поскольку на сегодня федеральные округа свою миссию выполнила сполна, то они превратились в тот самый довесок к структуре власти, который тормозит дальнейшее развитие страны, ибо две «вертикали власти»– это, говоря попросту, отсутствие власти. Что и доказывается массовым неисполнением поручений Президента губернаторами, оглядывающимися более на наместника (представителя) Президента, который рядом, чем на самого Президента, который далеко. Так что пора бы оставить за этими самыми округами лишь их чисто военно-стратегические функции – и не более.

Такие вот обстоятельства скрываются за интуитивным восприятием надвигающихся событий. Так что, скажу ещё раз, возвращаясь к мысли о том, что появляющиеся порой у нас невесть откуда непрошенные образы и идеи, это и есть голос наших далёких предков, который как бы сам собой, помимо нашей воли, включает в нашей голове механизм подсознательного мышления.

Конечно же, добавлю, чаще всего таковое вот спонтанное появление некоей – даже не мысли, а её образа – так и остаётся неосознанным. И со временем забывается.

618

Но иногда вызревает в идею, которой не грех и поделиться. Что я попытался, правда, безуспешно, сделать двадцать пять лет тому назад…

Но вернусь ко второму из моих «камешков», не сумевших пробить броню отчуждения. Не дожидаясь реакции на первое моё предложение, я, пару лет спустя, попытался было предупредить руководство страны ещё об одной опасности – о возможности возникновения вооружённых конфликтов на межнациональной основе. И не просто попытался, но и назвал наиболее вероятное – Нагорный Карабах – место нарождающегося конфликта.

Сразу же скажу, что если бы с моей стороны дело ограничилось только самим прогнозом, то напоминать об этом нужды не было бы. Ибо наверняка были люди, в том числе и во властных структурах, которые раньше меня пытались предупредить союзное руководство о грозящих событиях. Однако в моём предупреждении главным был не сам по себе прогноз вооружённого конфликта. И даже не место его возникновения, а меры по его предотвращению. Суть которых заключались в обоюдном размене территориями между Арменией и Азербайджаном, с тем, чтобы Нагорный Карабах был присоединён к Армении, а Нахичеванская АССР – к Азербайджану.

Понятно, конечно же, что предложение это о размене территориями выглядело утопично – ну хотя бы потому, что в экономическом плане таковое предприятие обошлось бы очень дорого. Ещё более понятно, что с позиции национальной политики «советского толка» таковой вариант решения межнациональных проблем был просто неприемлем. Ну а по причине необходимости для многих тысяч людей раз и навсегда покинуть веками обжитые места и могилы предков – это предложение и вовсе выглядело кощунством.

Но… Но альтернативой всему этому была война. Только война. И она пришла, унеся с собой 30 тысяч человеческих жизней (АиФ № 11, март 2000 г.). А в придачу к этому – тысячи и тысячи разрушенных домов и уничтоженных могил предков.

То есть, хочу сказать со всей определённостью, если развитие событий вокруг Нагорного Карабаха и не застало властные структуры врасплох, то показало их явную неспособность адекватно осмысливать нестандартную ситуацию. Ибо вместо принятия экстраординарных мер (взаимные уступки, и не только территорий), Указом Верховного Совета СССР от 12 января 1989 года в Нагорно-Карабахском автономном округе был создан заурядный Комитет особого управления этим анклавом. В том смысле заурядный, что, будучи созданным лет на пять раньше, он может быть и смог,

619

в случае грамотных действий, разрулить ситуацию. Однако, как признался в своей служебной записке, касающейся проблем, связанных с Нагорным Карабахом, направленной 22 августа 1989 года М. Горбачёву, Е. М. Примаков: «Вообще-то мы катастрофически упустили время» [Примаков Е. М. Годы в большой политике. М.: Мир, 1990].

Но того, что понял Е. М. Примаков, незадачливому М. С. Горбачёву понять было не дано. И он – этот «столп демократии» – попытался было, по старинке, решить дело силой, введя в 1990 г. в Баку воинский контингент под командованием Д. Язова. Однако уже действительно было поздно. То есть, хотя только за одну ночь с 19 на 20 января в Баку и были убиты сотни людей (АиФ № 11, март 2000 г.), это лишь разогрело страсти.

Так что нет ничего удивительного в том, что уже в конце января 1990 г. из Баку бежало более 30 тысяч армян, а вслед за ними вынуждены были покинуть обжитые места армяне других районов Азербайджана. Точно так же почти полностью опустели азербайджанские дома в Шуше (Нагорный Карабах). И точно также азербайджанцев выдворяли со всей территории Армении. Ну а после начала военного конфликта люди покидали приграничные районы с обеих сторон в таком количестве, что только в Азербайджане оказалось около миллиона беженцев на 8 миллионов всех его жителей. Нагорный же Карабах, наоборот, остался почти без населения – там, на 2000 год, проживало всего около 6 тыс. армян, тогда как в самое лучшее время его население достигало 170 тыс. человек, из которых 30% – были азербайджанцы и 70% – армяне.

Таковым оказался конечный результат провокаций одних, политической слепоты – других, и нежелания прислуживаться к мнению инакомыслящих – третьих. Но лично я и до сих пор уверен, что если бы власти тогда думали о нуждах людях, а не о своих примитивных политических амбициях, то даже в 1989–1990 годах у них ещё был шанс убедить азербайджанский и армянский «истеблишмент» (а ясно, что в разогреве событий участвовали не только и не столько властные структуры обеих республик, сколько так называемая местная «элита») пойти на трудный компромисс по обмену территорий. С тем, подчеркну лишний раз, чтобы, «потеряв» Карабах, Азербайджан взамен приобрёл бы более или менее равноценную территорию, соединяющую его с Нахичеванским анклавом, а Армения, уступив часть своей территории на юге, приобрела бы Нагорный Карабах. Однако псевдоэлита от подлинной элиты тем и отличается, что она свои убогие представления навязывает всем остальным, и всеми способами «давит» инакомыслящих.

620

Что, излишне жёстко? А вы вспомните, что даже война не сумела заставить псевдоэлиты обеих – теперь уже стран – отрешиться от средневековых воззрения и амбиций. Во всяком случае, тот же Гейдар Алиев, хотя и признал, будучи на смертном одре, войну роковой ошибкой, однако однозначно заявил, что Азербайджан никогда не согласится с предоставлением Нагорному Карабаху самостоятельности (АиФ № 11, март 2000 г.). Да и современная «элита» Армении в этом смысле ничем от азербайджанской не отличается, ибо и та и другая по-прежнему обвиняют всех тех, кто призывает к цивилизованному разъезду с разменом «национальных квартир», в кощунстве. А тем самым, по существу, и та и другая псевдоэлиты по-прежнему способствуют сохранению взрывоопасной ситуации в регионе со всеми отсюда вытекающими последствиями. Как содействовали и содействуют, кстати, созданию взрывоопасных ситуаций сербские создатели идеологии ненасильственного сопротивления, потуги которых на истину в первой инстанции обернулись бомбёжкой самой Югославии, а позже – Ирака и Ливии. Зато как «сладко» говорили и говорят эти новые «мыслители» о ценностях свободы и преимуществах демократии.

Но вернусь к нашим пенатам. Как можно видеть, и вторая моя попытка помочь власть имущим разобраться в ситуации завершилась неудачей. Почему так произошло? Не берусь определять всех причин, но в свете своего жизненного опыта одну из них назову. Как мне представляется, одной из ведущих причин провалов регионального и союзного истеблишмента в оценке складывающейся в стране политической и экономической ситуации является то, что на подходе к «перестройке» в околовластных структурах (как, кстати, и в науке) тон стали задавать «отличники» То есть люди, вроде присной памяти Е. Гайдара, наделённые несомненной способностью овладевать стандартными методами решения стандартных задач, но явно обделённые умением искать и находить нестандартные решения по выходу из нестандартных ситуаций. Ну а если к этому добавить, что «отличники» от демократии оказались ещё более непримиримы к инакомыслию, чем «упёртые коммунисты», то удивляться содеянному с СССР, а затем в Югославии, Ираке и Ливии, не приходится.

Не приходится удивляться и тому, что «отличники», малым числом свалили такого колосса, как компартию. Ибо они, при малом их числе, «кучковались» (и по-прежнему «кучкуются») в редакциях журналов и газет, заседают в разного рода экспертных и научных советах,

621

подвизаются в качестве рецензентов и советников различных властных структур и так далее. Впрочем, такое же происходит и в России и сейчас. Одних только, например, институтов, советов и академий развития в России развелось столько, что их и не перечислишь – толку вот от них практически нет. И попадают отличники во все эти места именно потому, что прекрасно овладев соответствующим ремеслом, они без особого труда выдают всякого рода рецензии, рекомендации, советы, наработки, проекты, концепции и тому подобные дежурные документы – как нужные, так и не очень. А зачастую и вовсе ненужные, или откровенно вредные.

Конечно, когда всё идёт по накатанной колее, такое положение вещей всех устраивает. Но когда условия резко меняются, не говоря уже о возникновении бифуркационных (бифуркация – приобретение нового качества в движениях динамической систем при малом изменении её параметров. Знание основных бифуркаций облегчает исследование реальных систем, позволяет предсказать характер новых движений, возникающих в момент перехода системы качественно другое состояние, оценить их устойчивостьи область существования. – Ред.) процессов, «отличники» от экономики, не умеющие думать над новыми проблемами (а тем более выдвигать, обозначать и решать их), ничем помочь не могут. И это не их вина, а их беда (и беда всего общества), что им не дано мыслить проблемно. Не дано.

Кстати, точно такое же происходит сейчас и в странах развитого капитализма, где тон экономической политики уже давно определяют не производители материальных ценностей, и даже не банкиры классического толка, а разного рода эксперты. То есть те самые «отличники от экономики», которые не сумев осуществить ни одного собственного проекта, поучают всех остальных как надо правильно вести дела. Во всяком случае, в роли «гуру» современной западной экономической мысли выступают не Билл Гейтс и прочие миллиардеры, сами сделавшие себя, а начитанные клерки всевозможных экспертных бюро, советов, фондов и так далее.

То есть, если говорить предельно остро, хотя и грубо, на «золотом тельце» капитализма развелось столь много паразитов от экономики, что этот самый телец исчесался до кризисных конвульсий. А ведь ещё Форд предупреждал, что нельзя отдавать производство под управление финансистов и банкиров, потому что ими движет лишь погоня за прибылью. Однако к этому гению бизнеса не прислушались, и западная экономическая наука, обслуживающая финансистов и банкиров, сперва создала извращённо-изощрённый механизм по извлечению прибыли, а затем и вовсе стала определять экономическую политику. Что, в конце и подвело западную цивилизацию к серьёзному кризису.

622

Впрочем, это касается не только экономики, но и прочих сфер общественной жизни. И не только нашего времени, но и прошлого. Вспомним, например, февральскую революцию 1917 года, неизвестно зачем и неизвестно для чего сделанную тогдашними «отличниками» от политики и экономики. То есть отстранить царя от власти тогдашней «элите», возомнившей себя вершителями судеб своей страны и своего народа, удалось. И довольно легко. Но вот что делать с властью, эти самые велеречивые Милюковы, Пуришкевичи, Керенские и прочие явно не знали. И переругавшись вдрызг между собой, они попросту упустили время. Чем и воспользовались большевики, сумевшие использовать всеобщую усталость от разговорной политики в свою пользу. Как успешно воспользовались пустословием М. С. Горбачёва очередные «отличники» от политики, бизнеса и производства, так же без особого труда перехватившие власть в стране и сокрушившие пусть бы и больную, но великую державу.

То есть, точно также, начитавшись, как и их предшественники, «умных» книг о чужих проблемах, новые «отличники» не сумели, да и не могли суметь по определению, придумать ничего собственного, во имя блага своей страны. Более того, набравшись информации (заметьте, я сказал не знаний, а информации, ибо информация и знание – это совершенно разные, хотя и взаимно связанные, категории) про общество потребления, в котором всё и вся живут в долг (но, так и не поняв, что рано или поздно долги придётся отдавать), младореформаторы прописали России шоковую терапию, которая предусматривала всего лишь два исхода – или пациент выживет, или он помрёт.

Россия, вопреки ожиданиям «интеллектуалов», выстояла. Но вот куда ей надо двигаться, – так, пока, и не определиться. Потому что, с одной стороны, команда В. Путина вроде бы пытается возродить величие России. И в то же время, с другой стороны, с прилежностью отличников, назубок выучивши стишок о рынке, они понуждают Россию конкурировать с развивающимися (сиречь – отсталыми) странами в продаже ресурсов, вместо того, чтобы конкурировать с наиболее развитыми экономиками мира в повышении уровня жизни своего народа. Не в развитии современной технологии (хотя и в этом тоже), а именно, и, прежде всего, в повышении уровня и качества жизни людей. А время уходит. Как уходят вместе с ним и упущенные возможности.

Правда, вместе с ним уходят и наиболее оголтелые «отличники» «дикого рынка». И даже есть ещё некоторая надежда на то, что на им смену придут не старательно взращённые ими за последние двадцать

623

лет полные неучи, а пока ещё способные самостоятельно мыслить грамотные люди. И сумеют поправить положение – сумел же Е. М. Примаков (естественно, не один), всего за полгода с небольшим приподнять страну после дефолта 1998 года. Вот к ним я и обращаюсь с данными заметками. С тем, чтобы попробовать совместно осмыслить произошедшее со всеми нами и страной. Ибо, слушая «старые песни» о капитализме в исполнении вчерашних «отличников от социализма», враз ставшими «отличниками от рынка», приходится констатировать, что разного рода апологеты рыночных отношений напрочь заговорили не только то, о чём можно и нужно было говорить, но и то, о чём заговаривать ни в коем случае было нельзя.

Впрочем, оставлю эту тему в покое и перейду той самой проблеме – анализ предшествующей и несостоявшейся, попытке создания на Камчатке сколько-нибудь эффективного многоотраслевого народнохозяйственного комплекса. Ибо именно отсутствие такового анализа и послужило основной причиной принятия местной элитой в корне (в условиях рынка) неверной модели хозяйствования.

Дело в том, что начиная всё с того же с 1986 года, я стал участником дискуссий, развёрнутых в местных и региональных газетах по поводу социально-экономического развития Камчатки в условиях намечающегося перехода к рыночным отношениям. В ходе которых закономерно пришёл к выводу о том, что концепция так называемого комплексного освоения всех природных ресурсов Камчатки, натужно претворяющаяся в области на протяжении трети века, оказалась недееспособной. Настолько недееспособной, что дальнейшее следование этой модели в новых политических, экономических и социальных реалиях грозило (о чём я, собственно, и пытался было предупредить) Камчатке социально-экономическим крахом.

Чтобы обосновать этот вывод, я, так и не дождавшись ни от областного партийного комитета, ни от областной администрации, ни от региональной экономической науки, ни от хозяйствующих субъектов, полагающегося в таких случаях обзора (пусть бы и самого беглого) предшествующей социально-экономической деятельности, попробовал произвести таковой анализ сам. И к началу 1990 года, то есть, накануне опубликования официальной программы социально-экономического развития Камчатки (концепция-90), таковой обзор был мною осуществлён и опубликован в виде серии газетных публикаций (Крайний Север: какая модель хозяйствования выгодна? // Дальневосточный учёный. 1988, № 30; Хочу понять // Дальневосточный учёный. 1988, № 34; Модель завтрашнего дня // Камчатская правда. 25 апреля 1989; Имею программу // Дальневосточный учёный. 1989, № 30; Предлагаю программу // Камчатская правда. 6 августа 1989; О лососе, здравом смысле и экономике // Камчатская правда. 29 августа 1989). В которых, подчеркну, был проведён не только посильный анализ тогдашней социально-экономической ситуации в Камчатской области, но и был представлен комплекс конкретных мер по выходу из неё.

624

Подчёркиваю же я это потому, что именно на основе этого обзорного материала несколько позднее мною была создана собственная «Концепция социально-экономического развития Камчатки в условиях становления рыночных отношений». Правда, в силу обстоятельств (в научных изданиях публицистические и проблемные материалы не приветствуются и до сих пор) она была изложена лишь в виде газетных статей. Однако суть дела от этого не меняется. И состоит она в том, что хотя дежурные статьи о так называемом «комплексном развитии» Камчатки иных авторов издавались одна за одной, десять последующих лет социально-экономическая ситуация (не экономика, а ситуация) развивалась по предложенному мной сценарию. Вернее сказать, буквально всё, что предлагалось в ней сделать сознательно и заблаговременно, на деле совершалось вынуждено, под давлением тех условий и обстоятельств, о возникновении которых я и пытался предупредить местный истеблишмент.

Впрочем, перейду к самой концепции. Самое первое и самое основное её положение заключалось в том, что в условиях перестройки социально-экономических отношений (в условиях перехода от линейного к бифуркационному процессу развития, если точнее), модель комплексного развития, осуществляемая в области на протяжении 30 с лишком лет в целях якобы полного самообеспечения региона собственными продуктами питания и товарами повседневного спроса, окажется недееспособной именно в тот самый момент, когда обеспеченность всем этим станет вопросом выживания.

Потому недееспособной – второе положение, что переход на рыночные отношения неизбежно приведёт к катастрофическому падению уровня производства всех тех отраслей, деятельность которых искусственно и старательно поддерживалась за счёт дотаций. Вот отчего, положение третье, мною предлагалось незамедлительно, пока ещё есть ресурсы, финансы и, главное, время, приступить к планомерному сокращению до минимума объёма производства всех дотируемых отраслей. Положение четвёртое предполагало, что в качестве наиболее оптимального способа достижения этой – сокращение убыточного производства – цели необходимо произвести организованное переселение непроизводительного контингента в регионы, где содержание одного человека обходится государству в 3–4 раза дешевле, ибо в случае экономического краха самой Камчатке своих безработных не прокормить. И, наконец (положение пятое), сквозной идеей, проходящей через всю концепцию, было представление о том, что ведущим способом сокращения непроизводительного населения области должно стать упразднение как минимум половины управленческого аппарата региона, поскольку содержание 11 районных, одной окружной и одной

625

областной партийных, советских, профсоюзных и комсомольских структур было явно непосильным грузом для Камчатки.

Конечно же, внешне эти представления, даже сейчас, после их полного подтверждения жизнью, внешне выглядят несколько наивными, а с чисто профессиональной точки зрения так ещё и недостаточно обоснованными. Но суть дела как раз в том и заключается, что угадать (пусть будет так – угадать, а не предсказать) реальный ход событий – это одно, а добротно обосновать ту или иную модель – это совершенно иное. Во всяком случае, все профессионально обоснованные (с позиций вчерашнего дня, разумеется) варианты комплексного развития народного хозяйства области (а сканированные копии этой модели исчисляются, повторюсь, десятками), с их подчёркнутым упором на интенсивное освоение недр, в условиях надвигающегося развала экономики и самой страны, всего лишь только подталкивали экономику региона к краху. И подталкивали именно потому, что в них не было самого главного – непредвзятого анализа результатов и следствий всей предшествующей социально-экономической деятельности в регионе. Не было, и всё тут. Так что мне довелось, хотя бы отчасти, заполнить эту лакуну в построениях местного истеблишмента.

Впрочем, дабы не прослыть голословным, приведу этот анализ в том виде, который несколько позднее был обобщён мною в ряде статей (Камчатка комплексная. Рыбак Камчатки, 26 октября 1990 г.; Верно ли проложен курс. Камчатская правда № 282 8 декабря 1990 г.; Верно ли проложен курс. «Камчатская правда» № 284, 9 декабря 1990 г.; Верно ли проложен курс. № 285, 12 декабря 1990 г.; Камчатка – край рыбный // Рыбное хозяйство. 1991. № 8). Предварив его небольшим по размерам предуведомлением к газетной версии этой концепции, (Камчатка комплексная. Рыбак Камчатки, 26 октября 1990 г.).

«Предлагаемая статья – попытка анализа тридцатилетнего периода комплексного развития народного хозяйства Камчатки. Автор её взял на себя неблагодарную задачу восполнить пробел, допущенный профессионалами-экономистами. Не вступая в противоречие с материалами нынешней, третьей, сессии областного Совета, статья эта существенно дополняет их, обращая внимание на издержки комплексного пути развития области. А именно таковое – комплексное – развитие народного хозяйства Камчатки и предлагается положить в основу этапа становления рыночных отношений. Но не выяснив до конца – а стоит ли комплексность сама по себе свечей? – уповать на неё было бы, по крайней мере, поспешно».

Начал же я свой анализ с утверждения о том, что развитие Камчатки невозможно представить в отрыве от двух известнейших постановлений партии и правительства «О мерах по дальнейшему развитию производительных сил Дальневосточного экономического района и Читинской области» (1959 г.) и

626

«О комплексном развитии производительных сил Дальневосточного экономического района, Бурятской АССР и Читинской области на период до 2000 г.» (1987 г.). Поскольку и в том и в другом документах, отдалённых друг от друга без малого тремя десятками лет, речь идёт о комплексном развитии экономики региона и Камчатской области на длительную перспективу. Поскольку и там и там декларируются и, затем, проводятся (проводились) в жизнь одни и те же, по сути, приоритеты. И поскольку было бы и любопытно и полезно проследить, к чему же, собственно, привела реализация этих программ на Камчатке. Любопытно, так как всегда нелишне знать – чего же мы, собственно, добились. Полезно, ибо можно было бы лучше понять – куда, и туда ли, ведёт нас путь комплексного развития.

И с этой целью обратимся к фактам. Вот что, к примеру, говорится в сборнике «Очерки истории Камчатской областной партийной организации» (1986) о начальном этапе периода комплексного развития Камчатки: «Камчатская область в 1959 году была районом одностороннего экономического развития. Её специализация характеризовалась использованием только рыбных ресурсов омывающих полуостров морей. Остальные отрасли экономики (строительство, местная и пищевая промышленность и т.п.) развивались в основном для обслуживания рыбаков и обработчиков Камчатки».

И действительно, 50-е годы до 83–85 % валовой продукции ее народного хозяйства обеспечивала рыбная промышленность. Да и среди остальных 15–18% добрую половину вносили судоремонт и тарное производство. При том, что строительная, лесная и пищевая индустрия, равно как и сельское хозяйство, развивались постольку, поскольку в них нуждались рыбная отрасль.

Те м не менее, таковая «однобокость» вовсе не мешала Камчатке долгие годы быть поставщиком валюты для всей страны. Так, например, в резолюции 1-ой Камчатской областной конференции ВКП(б), состоявшейся в декабре 1933 г., с законной гордостью говорилось о том, что полуостров является валютным цехом не только Дальнего Востока, но и всего СССР, поскольку из 150 миллионов рублей, вырученных за продажу рыбной продукции в первой пятилетке, 100 миллионов были получены от экспорта.

Так было. Но, как это зачастую бывает, хорошее решили заменить его врагом – лучшим. И во исполнение этой идеи, Постановлением партии и правительства от 1959 г. было решено придать народному хозяйству области комплексный характер. И настолько высокой была уверенность в правильности принятого решения, что камчатское руководство тех лет открытым текстом декларировало:

627

«В плане дальнейшего развития экономики Дальнего Востока видное место займёт Камчатка с её большими возможностями увеличения добычи рыбы, наличием необходимых природных и экономических ресурсов для развития многоотраслевого и экономически эффективного хозяйства (подчёркнуто мною, В. Б.), в котором ведущими отраслями, наряду с рыбной промышленностью, могут стать горнодобывающая, топливно-энергетическая, лесная промышленность, производство строительных материалов, широко развитое сельское хозяйство и звероводство» (Речь первого секретаря обкома КПСС М. А. Орлова на 7-ой сессии Верховного Совета СССР пятого созыва. Камчатская правда, 10 декабря 1961 г.).

Правда, в трезвых публикациях того времени, касающихся геологических проблем Камчатки, постоянно звучало мнение о недостаточной изученности недр области. И, тем не менее, прогнозы перспектив развития горнорудной и топливно-энергетической индустрии выдавались самые что ни на есть радужные. А сами камчатские геологи [Сырьевые ресурсы…, 1961] и вовсе заявляли, что Камчатка вскоре и вовсе станет поставщиком нефтепродуктов для всего Дальнего Востока.

Итак, ориентиры намечены, и пути движения обозначены. На достижение целей ушло три десятка лет. И, стало быть, просто необходимо рассмотреть, что же сталось с целями и приоритетами на самом деле. Вот я и начну этот обзор с основы основ – с рыбной отрасли.

Рыбная отрасль. Ну что ж, возможности (и большие) для резкого увеличения уровня добычи рыбы и морепродуктов у области действительно были. Впрочем, судите сами: 1960 г. – 255 тыс. тонн, 1970 г. – 750 тыс. т, 1975 г. – 1,017млн. т, 1980 г. – 992,5 тыс. т, 1986 г. – 1,376 млн. т, 1989 г. – 1,4 млн. т.

Однако какой ценой далось это наращивание объёмов – вот вопрос вопросов. За этот срок практически полностью были уничтожены камбала и треска Явинской и Озерновской банок, пенжинская и жупановская сельди, а также бристольская камбала. На грань уничтожения были поставлены олюторская и охотоморская сельди (Камчатская правда. 13 июля 1989 г.). А из океанических видов рыб были уничтожены угольная, гавайская пристипома, антарктическая сквама, нототения и хек.

Тем не менее, темпы вылова продолжали наращивать, но теперь уже за счёт минтая, который на конец 80-х годов обеспечивал до 90% объёма годового улова (Рекомендации к 5-й межрегиональной научно-практической конференции, Петропавловск-Камчатский, октябрь 1989 г.). Но уже и состояние запасов минтая также внушает тревогу: в 1992 г. планово предполагалось снизить объем его добычи в Охотском море на 500 тыс. тонн, и на столько же тысяч тонн – в Беринговом море. (Камчатская правда., 9 сентября 1990 г.).

В целом же, в результате безудержного наращивания объёмов путём хищнического по своей сути лова, резервов рыбы и морепродуктов для дальнейшего наращивания объёмов вылова на всём Дальнем Востоке

628

практически не осталось. Скорее следует говорить о начавшемся процессе снижения лимитов добычи, ибо максимальный объём допустимого улова на сегодняшний день, с учётом последних резервов, оценивается [Парфенович, 1990, Биоресурсы Дальневосточного бассейна, 1990] всего лишь в 5–5,5 млн. тонн, при реально имеющихся уловах в 4–4,5 млн. т. Так что далеко не случайно на 1991 год впервые после 1980 г., плановый объем добычи рыбы на Камчатке был снижен с 1,4 млн. тонн (в 1990 году) до 1,215 млн. тонн.

В этих условиях единственным способом увеличения доходности рыбной отрасли становится более полное и глубокое вовлечение в обработку всей выловленной рыбы, благо возможность для этого есть. Например, по мнению первого заместителя министра рыбного хозяйства СССР Е. Д. Ширяева, высказанном на вышеупомянутой научной конференции, и до сей поры поднятый на борт улов используется едва ли не на одну треть. Так что будем надеяться, что это заявление окажется первым шагом на пути перехода от хищнического способа лова, который грозит полной потерей гидробиоресурсов морей и рек полуострова, к рациональному их использованию.

Однако не менее значимой задачей развития отрасли должно стать и само сохранение природного потенциала гидробионтов, и в первую очередь – восстановление и воспроизводство лососёвых. Ибо даже сейчас всего 50–70 тыс. т ежегодно вылавливаемого лосося дают от 45 до 60% (в денежном выражении) всей товарной продукции отрасли. Что же в таком случае сулят отрасли и области те более чем 500 тыс. т лосося в год (Камчатская правда. 8 декабря 1989 г.) природного потенциала лосося, каковым обладают реки и озёра Камчатки? Теоретически: до 2–2,5 миллиардов долларов в год. Есть над чем задуматься? Есть.

Сельское хозяйство. В 1960 году, в самом начале интенсивного развития сельского хозяйства на Камчатке, основные фонды этой отрасли составляли всего 25 млн. рублей [Кашинцев, 1981]. В 1986 г. они оценивались уже в 969 млн. рублей, при этом в самой отрасли на 136 предприятиях работало свыше 24 тыс. человек [Голощапов, 1987]. Ну а теперь сравним. В 1986 г. ПО «Камчатрыбпром» – очень мощная и технически оснащённая организация – имело основных фондов на 1077 млн. рублей при 34 тыс. рыбаков и обработчиков [Калинин, 1987]. Однако если в том же 1986 г. «Камчатрыбпром» выдал товарной продукции на 1.3 млрд. рублей, то почти равная ему по фондовому обеспечению и всего лишь на треть меньшая по численности работающих сельскохозяйственная отрасль таковой продукции выпустила всего на 116.3 млн. рублей. Да и то появление этой цифры объясняется тем, что в 1986 г. закупочные цены на сельскохозяйственную продукцию в очередной раз были повышены на 30%, и стоимость её сразу же возросла, почти без увеличения объема, с 78.5 млн руб. в 1985 году до 116.3 млн в 1986 году.

Но самое главное заключается не столько в этой – более чем 10-кратной – разнице отдачи от основных фондов, сколько в том, что благая цель – обеспечение населения области собственными

629

продуктами питания – так и не была достигнута. Ибо в том же, и очень благополучном для сельского хозяйства 1986 году, потребности области в основных продуктах питания удовлетворялись: по молоку – на 33–35%, по овощам – на 40–45%, по мясу – на 48–50%. Причём в будущем году, ввиду уже начавшегося спада производства, нам сулят и того меньше (Камчатская правда. 7 октября 1990 г.).

И в самом деле, за первое полугодие 1990 г. реализация свежих камчатских овощей снизилась на 14,9%, а картофеля – на 22,65% против уровня 1989 г. (Камчатская правда. 11 сентября 1990 г.). То же можно сказать и про молоко, мясо, и яйца. При этом область приступила к плановым закупкам овощей, картофеля и мяса за рубежом. Точнее, не к закупкам, а к обмену её на рыбную продукцию. И тем самым всё опять пришло к тому, от чего пытались уйти – к признанию несостоятельности идеи самообеспечения населения Камчатки основными продуктами сельхозпроизводства. Впрочем, это понятно, поскольку производство 1 кг мяса обходится на полуострове в 90 руб., а 1 кг капусты – в 5 руб. И поскольку к уже исчезнувшему партийному кнуту, в 1991 г. исчезнет и экономический (дотация) пряник. И, стало быть, совхозам вовсе будет не с руки, да и не под силу, производить сверхубыточную продукцию.

Однако и это ещё далеко не всё несуразности сельскохозяйственного производства как такового. Дело в том, что при всех тех немыслимых издержках, которые имеются в сельском хозяйстве, отрасли официально планируется (Зиновьев П. П. первый секретарь обкома КПСС. Камчатская правда, 6 декабря 1989 г.) сгнаивать до 40% от будущего урожая. Впрочем, на самом деле отходы того же картофеля сплошь и рядом достигают 60% и больше [Политический собеседник. № 1, 1990].

Но тогда напрашивается естественный вопрос – а зачем же и для чего создавалась такая могучая по фондовооружённости и по численности занятых в ней, отрасль? Неужели только для того, чтобы, в конце концов, убедиться и признать (официально признать) несостоятельность вложения громадных средств и ресурсов в сельское хозяйство? И не просто признать, а приступить к закономерной и, как это у нас водится, планомерной закупке того же картофеля в Китае, и даже (близок свет, в бывшей ГДР, отчётливо осознавая при этом, что таковые закупки обойдутся в 1,5–2 раза дешевле, чем собственное производство (Камчатская правда. 7 января 1990 г.)..Ну и, наконец, последний, так сказать, «грех» сельскохозяйственной отрасли – уничтожение нерестилищ в ходе проведения всякого рода мелиоративных работ. И в самом деле, с одной стороны, средства, вложенные в мелиорацию, окупаются в нашей области за срок в 80–100 и более лет – совхоз

630

«Долиновский», например, окупится (если окупится) только через 115 лет (Камчатская правда. 22 марта 1989 г.). А с другой стороны, идея создания новых пахотных массивов изначально была порочной, ибо цена загубленных при этом лососёвых нерестилищ порой на порядок и более превышала стоимость сельхозпродукции, получаемой на мелиорированных землях. Например, деятельность совхоза «Рассвет», расположенного в долине р. Большой, приносит ежегодный ущерб от потери лососёвой продукции в размере 20,4 млн. рублей. – «Камчатская правда», 15 октября 1989 г.). А вот прибыли от него как не было, так и вряд ли и будет. Хотя этот совхоз государству уже обошёлся в 65 млн. рублей. Примерно такими же «показателями» характеризуется и совхоз «Начикинский», расположенный на берегу богатейшей по потенциальным запасам лосося р. Плотникова.

А теперь сравним. Весь природный потенциал лососёвых бассейна р. Большой оценивается КО ТИНРО в 30–32 тыс. т горбуши и 3–4 тыс. т кеты, красной, кижуча и чавычи ежегодно. Причём названное количество лосося по ценам внутреннего рынка могло бы давать до 150–180 млн. рублей годового дохода. А по международным ценам (3,3 долларов за кг минимально, и до 40–50 долларов – максимально) это количество лосося принесло бы стране до 100–110 млн. долларов. Тогда как вся, и, естественно, убыточная, продукция двух названных совхозов оценивается всего лишь в 10–15, максимум в 20 млн. рублей в год.

В целом же, мелиорация, распашка земель, вырубка лесов и прочие виды «хозяйственной деятельности» вывели на полуострове из строя действующих такое количество (и по численности и по занимаемым площадям) лососёвых нерестилищ, которое обеспечивало выход не менее 50 тыс. тонн годового вылова этой ценнейшей рыбы. Насколько ценнейшей, можно судить по тому, что названное количество лосося (по стоимости произведённой из него товарной продукции) без малого в 5 раз превосходит стоимость сельскохозяйственной продукции области. И в 1.5–2 раза превышает стоимость всей товарной продукции, произведённой в сельскохозяйственной, лесной, строительной, судоремонтной и прочими отраслями совместно.

Так что и с развитием сельского хозяйства, которому прочили огромное будущее (считалось, что перспективных пахотных угодий на Камчатке столь много, что их с излишком хватит для полного обеспечения бурно растущего населения области мясом, молоком, овощами, картофелем и яйцами), задуманного явно не получилось.. К тому же, не постесняюсь повторить, выяснилось, что в результате распашки речных долин (и вырубки лесов) область лишилась лососёвых нерестилищ, с годовой продуктивностью до 50–60 тыс. тонн этой ценнейшей рыбы. А этого количества лосося с лихвой хватило бы на то, чтобы действительно полностью обеспечить население области и продуктами питания, и товарами народного потребления, и тем же топливом, покупая их на стороне.

Лесная отрасль. И уж совсем настоящий конфуз, а иначе и не скажешь, случился с подсчётом лесных ресурсов полуострова. И в самом деле, все радужные виды на ведущую роль лесной отрасли

631

в народнохозяйственном комплексе области строились на том, что в 50-е годы в лесные запасы Камчатки в директивном порядке были включены массивы стланиковых кустарников, которые недальновидными ботаниками были названы «стланиковыми лесами». В том смысле недальновидными, что они не учли образа мысли чиновников, которые непременно бы поспешили использовать этот – «стелющиеся леса» – термин в пользу отраслевых интересов. И использовали, ибо на самом деле площадь истинных лесов полуострова едва достигала 18% всей его территории, против 42,7%, фигурировавших по бумагам (Карпухин Н. С. главный лесничий Елизовского района. Экокурьер № 8, сентябрь 1989 г.). Причём хвойные леса полуострова, на которые пришлась основная промышленная (до 90% и более объёмов рубки) нагрузка, и вовсе занимали не более 800 (а по некоторым данным – не более 700) тыс. га. Вот уж воистину, подсчитали – прослезились.

Понятно, что этот конфуз не преминул обернуться крахом, ибо если в семидесятые годы в области ежегодно вырубалось 627 кубометров древесины в среднем, в 1970 – 820 тыс., в 1986 – 859 тыс. в 1988 – 1042 тыс., в 1990 – 700 тыс., то уже в 1991 году предстояло вырубить всего лишь 400 тыс. кубометров.

То есть, говоря со всей определённостью, произошло явное истощение лесоресурсной базы. Что, впрочем, и понятно, так как при естественном приросте хвойных пород (а именно на них приходилось от 90% и более всего объёма заготавливаемой древесины) всего в 0,8 м³/га, ежегодная вырубка не должна была превышать 400 тыс. кубометров в год. Хотя и эта цифра, скорее всего, завышена, поскольку ещё в самом начале XX века лесному хозяйству, ввиду малых запасов древесины и её низкому приросту предписывалось (резолюция Петропавловского уездного Совета по лесному хозяйству в Камчатской области, 1920 г.) производить вырубку леса только и только для внутреннего потребления. При том, что население области в ту поры не превышало 22–25 тысяч человек, против 470 тысяч в наши дни.

Однако к этому предостережению подлинных специалистов не прислушались. И лесорубы, в угоду отраслевым интересам, год от года наращивала объёмы вырубки. Настолько, что ближе к нашим дням стала рентабельной – например, в 1987 году отрасль, получила 70 млн. руб. дохода, при 5.3 млн. руб. прибыли. Но рентабельной, подчеркну, а не прибыльной, поскольку этот результат был получен за счёт государственной дотации, составляющий 50 копеек на каждый рубль, заработанный самой отраслью. А потому не приходиться удивляться тому, что уже в 1991 году, вследствие начавшегося экономического спада предполагалось сократить объем вырубки до 400 тыс. м³. Правда, затем все-таки довели план до 720 тыс. м³. Но только по той причине, что над половиной занятых в лесной отрасли рабочих нависла тень безработицы.

632

Впрочем, о безработице речь пойдёт несколько позже. А пока замечу, что, несмотря на все просчёты, лесному хозяйству области до самых последних лет предписывалась одна из ведущих ролей в народнохозяйственном комплексе Камчатки. Хотя за все 30 лет хищнического истребления хвойных лесов доля лесной отрасли в общем объёме выпускаемой в области продукции ни разу не превысила 3–5%. Так о какой такой ведущей роли может идти речь? Может о ведущем месте в зарабатывании валюты? Но и эта цель явно не оправдала вложенных средств, усилий, ресурсов и, тем более, надежд. Ибо всё то количество валюты, которое отрасль получала от ежегодной реализации 90–120 тыс. м³ круглого леса (но при этом вырубалось 230–270 тыс. кубометров древесины, так как вследствие низкого качеств камчатского леса отходы составляли 50–60%) в Японию можно было получить, ежегодно продавая в ту же Японию всего-навсего 3–4 тыс. т лосося (Камчатская правда. 14 апреля 1988 г.).

Кстати, в 1936 г. в р. Камчатке добыли 35 тыс. т лосося, в 1988 – 10 тыс. т, в 1989 г. – 4,5 тыс. т, а в 1990 г. и того меньше. И это означает, что потерянные запасы лососёвых с лихвой «перекрывают» все «доходы» и от лесной отрасли, и от сельского хозяйства долины этой реки. Причём в немалой степени эти потери произошли именно потому, что слишком много распахали земли, вырубили лесов и понастроили совхозов и лесхозов.

Но самое неприятное во всей этой ситуации заключается в том, что сегодня до половины самодеятельного населения, так или иначе связанного с лесным хозяйством, стоит перед откровенной безработицей. О чём и признался вслух А. С. Гасюк – генеральный директор «Камчатлеса» (Камчатская правда. 18 сентября 1988 г.). Но при этом вновь в качестве выхода из положения предлагается восстановление почти прежних объёмов вырубки за счёт, на этот раз, каменной берёзы, в целях, как предполагается, продажи последней за рубеж. Для чего уже начали было строить завод по производству этой самой щепы – ладно, хоть в самый последний момент выяснилось, что щепа наша никому оказалась не нужной. А то ведь в ходе вырубки каменно-берёзовых лесов наши камчатские реки могли окончательно обмелеть, заилиться и обезрыбиться.

Горнодобывающая отрасль. Похоже, что нечто подобное тому, что произошло в лесной и сельскохозяйственной отраслях ожидает нас и в предполагаемом развитии горнорудной отрасли. С одной стороны, геологи настойчиво уверяют нас в том, что если вовлечь в освоение уже разведанные объекты (при условии, подчёркивают сами геологи, что доходы от разработки камчатских недр останутся для нужд области, а не уйдут на сторону), то уже через 5–7 лет жители области почувствуют весомую отдачу (Камчатская правда. 1 апреля 1990 г.). А в перспективе, как уверяют геологи, от горнодобывающей

633

отрасли вообще можно ожидать до 2 млрд. рублей ежегодного дохода. Поскольку, например, одно только Квикумское месторождение медно-никелиевых руд «стоит» более млрд. долларов по международным ценам (Камчатская правда. 26 сентября 1990 г.).

В общем-то эти цифры верны. И в то же время сама по себе постановка проблемы – если, мол, мы приступим к разработке, то быть нам богатыми – в корне неверна. Ибо, во-первых, к разработке мы ещё только приступим, если приступим, а деньги нам нужны уже сегодня. Ибо, во-вторых, упование на клады, зарытые в землю – это всего лишь перепев мотива 30-летней давности. Вот как этот мотив прозвучал в уже упомянутой речи первого секретаря обкома КПСС М. А. Орлова: «Камчатка из района крайне узкой специализации может быстро стать многоотраслевым хозяйством, если (заметьте, опять – если, В. Б.) Министерство геологии и его главки по настоящему возьмутся за подробные геологические работы на территории нашей области».

Да, Министерство и его главки, надо отдать должное, тогда действительно взялись за разведку на территории области. Только в поиски и разведку золота, например, за последние 35 лет было вложено более 300 млн руб., за счёт чего были открыты и, затем, разведаны и Агинское, и Аметистовое и прочие золоторудные месторождение и многое другое, чем сейчас так старательно козыряют сторонники создания горнорудной отрасли. Однако, например, нефти, как были вынуждены были признать сами же геологи пока нет. Да и с золотом, кроме многолетних разговоров о том, что его ох как много на Камчатке, пока ничего не получается. Так что за 30 с лишком лет следования провозглашённому на всю страну лозунга о горнорудном преуспевании, в области из всех минеральных ресурсов используются только шлаки Козельского вулкана, щебень Петровского карьера, да отчасти добываются и вывозятся за рубеж пемза, перлиты и бурый уголь. Правда, четверть века тому назад вдобавок к этому были возведены примитивные Паужетская и Паратунская геоТЭС. Но и только. Так о каких таких 5–7 годах до начала получения доходов нам говорят, задам вопрос, коль скоро одна только разведка Аги длится вот уже более двух десятков лет? И вопрос тем более резонный, что всё названное было разведано ещё в прошлом. Не говоря уже о том, что на Камчатке, где разведка, разработка и эксплуатация всех, кроме разве что отдельных золоторудных, месторождений, в силу её крайней отдалённости, крайней труднодоступности самих месторождений и, главное, крайней дороговизны рабочей силы, всё это обойдётся государству дороже (расчёты я уже приводил, см. Экокурьер, № 7, июль 1987 г.), чем будет стоить полученное золото.

634

К тому же, сама по себе ставка на экспорт минеральных ресурсов порочна изначально. Например, область для своих нужд закупает на Сахалине уголь по 120 рублей за тонну (а завтра будем платить вдвое дороже), и тут же продаёт свой собственный корфский уголь Китаю всего по 50 рублей за тонну. Понятно, конечно, что не от хорошей жизни осуществляется такая «коммерция» – на наши рубли за границей ничего не купишь. Однако сколько бы золота и все прочего мы не продавали за рубеж для покупки там тряпок и еды, богаче мы не станем. Всё проедим и всё истаскаем – и останемся без всего, в том числе и без полезных ископаемых. А ведь во всём цивилизованном мире уже окончательно удостоверились, что продажа сырья только в исключительных случаях (да и то – временно) может приносить высокие и стабильные доходы. Только в исключительных. И Камчатка под этот критерий подпадает лишь одним своим ресурсом – рыбой.

Но даже и после этих очевидных просчётов в сфере экономической отдачи горнорудной отрасли, геологи по-прежнему выдают желаемое за действительное. Причём наиболее наглядно это желаемое проявляется на примере оценки экономической отдачи золотодобычи. Так, в октябре 1989 года, на 5-ой региональной научно-практической конференции, посвящённой проблемам развития Камчатки, главный геолог «Камчатгеологии» В. П. Хворостов утверждал, что цена грамма золота на внешнем рынке доходит до 14–15 долларов и, при этом, имеется отчётливая тенденция к её повышению. А потому, продолжал он, от 15–20 тонн ежегодно добываемого золота область, в перспективе, может получать 200–250 млн. долларов годового дохода. Скромно, правда, умолчав при этом, что на самом-то деле доход от добычи полезных ископаемых будет иметь государство, а не область.

Спустя год, на заседании Президиума облсовета, принявшего решение считать добычу золота на Камчатке возможной, В. Хворостов вновь привёл названные выше цифры и вновь упомянул о том, что имеется тенденция к возрастанию цены на золото на внешнем рынке. А ещё через год, на 7-ой сессии облсовета, принявшей судьбоносное решение считать золотодобычу одним из основных направлений народного хозяйства области, он в очередной раз повторил всё сказанное ранее. Добавив к этому разве то, что на тот момент уже, якобы, имеется принципиальная договоренность с И. Силаевым, тогдашним предсовмина РСФСР, что область будет получать 35% (в рублях) дохода от добычи золота за счёт оплаты ресурсов, и 30% (в валюте) от реализации камчатского золота на внешнем рынке.

Такова была оценка ситуации главным специалистом от геологии. А вот что получилось на самом деле. В 1989 году цена золота на внешнем рынке была равной 13 долларам за грамм, что хотя

635

и близко оценке В. П. Хворостова, но всё же ниже. А в следующем году эта цена резко упала до 11,5 долларов за грамм («Аргументы и факты» № 13, 1991) и оставалась на этом уровне до 1992 года включительно. Так что тенденция ценообразования на золотовалютном рынке камчатскими геологами была оценена абсолютно неверно.

То же самое можно сказать и относительно обещаний И. Силаева, ибо предусмотреть его «исчезновение» с политической арены не представляло большого труда. Это я к тому, что пришедший ему на смену Е. Гайдар вместо обещанных И. Силаевым трети в рублях и четверти в долларах, всего лишь разрешил, да и то под угрозой остановки всей золоторудной отрасли, добытчикам Магадана пользоваться всего одной десятой добытого там золота. То есть и тут пассаж со стороны геологов оказался вполне ожидаемым.

Обмишурились наши эксперты от золота и в другом. Так, ещё на той же 5-ой научно-практической конференции 1989 года, лично я, отталкиваясь от мнения зарубежных специалистов, опубликованных в открытой печати, попытался предупредить и местные власти и самих геологов о том, что наше камчатское золото государству, в общем-то и не нужно. В том смысле не нужно, что каждые лишние 15–20 тонн золота (а именно столько обещали нам добывать геологи ежегодно на Камчатке), реализованные СССР на зарубежном рынке сверх установленной для него квоты в 200 тонн ежегодно, неизбежно приведут к снижению цены на советское золото (только на советское, подчеркну, золото) в полтора-два раза. И вновь камчатский эксперт Н. Н. Матюшонок в ответ самоуверенно заявил, что это не так, и что вообще западные эксперты камчатским геологам и иже с ними не указ.

И что же? Уже на следующий же год СССР реализовал за рубежом 234 тонны золота на общую сумму в 1 млрд. 633 млн. долларов. То есть, если элементарно разделить одно на другое, всего лишь по 7 (семь) долларов за грамм, вместо обещанных нашими экспертами 14–15 долларов. Но при этом, и В. П. Хворостов и Н. Н. Матюшонок остались в глазах начальствующих обывателей большими специалистами, а мне было присвоено звание некомпетентного журналиста.

Ну и, наконец, последнее замечание о перспективах освоения недр области. По существующим оценкам, всех камчатских полезных ископаемых хватит, при нормальной их разработке, разумеется, на 20–25 лет. Максимум – на 40–50. И, следовательно, не успеем мы оглянуться (давно ли, например, был 1959 год с его громогласным объявлением благоденствия от комплексного развития, а ведь прошло уже более 30 лет), как мы в очередной раз начнём чесать затылки: а чем же нам занять те 200–250 тысяч человек (по подсчётам самих же геологов), необходимых для того, чтобы горнорудная отрасль выдавала на 2 млрд. рублей продукции. Или будем уповать на то, что после нас хоть трава не расти?

636

Так что не получилось с полезными ископаемыми ничего хорошего. И вряд ли особо стоит уповать на золото, ибо даже по самым оптимальным расчётам доход от золотодобычи не будет превышать 50 млн. долларов в год, да и то на протяжении всего лишь 10–15 лет от начала интенсивной эксплуатации. При малой же интенсивности добычи уже и само золото будет в убытке, так как дороговизна рабочей силы и всего остального «съест» прибыль начисто.

Судоремонт. Годовая продукция этой отрасли оценивается в 100 млн. рублей. Вроде бы и неплохо. Однако дороговизна, долговременность и низкое качество производимых работ просто вопиющи. Например, плавбаза «Советская Латвия» пробыла в ремонте на Петропавловской судоверфи три года и ей ещё предстояло докование. Которое в самом Петропавловске занимает 3 месяца плюс низкое – ниже некуда – качество работ; в Приморье – 40 дней с практически таковым же низким качеством, а в Южной Корее – всего 9 суток и с отличным качеством.

Так что сами рыбаки прямо говорят о том, что им выгоднее ремонтировать свои суда за рубежом и платить валютой втридорога, чем ждать так долго и получать неизвестно что. Да и министр рыбного хозяйства СССР, недавно побывавший на полуострове, заявил, что если камчатские судоремонтники и впредь будут работать так же плохо, то отрасль откажется от судоремонта на Камчатке и полностью перейдёт на ремонт рыбацких судов области за границей. То есть, тем самым министр открыто поддержал идею о переориентации судоремонта за границу, высказанную мною ещё в 1988 г. (Дальневосточный учёный. 17 февраля 1988 г.).

Заключение. Таковы лишь некоторые примеры неверной оценки потенциала природных ресурсов области и перспектив их освоения. Но поскольку эти примеры касаются самых основных видов таковых ресурсов, то, думается, их вполне достаточно для того, чтобы сделать соответствующий и однозначный вывод – тогда, 30 с лишним лет назад, с оценкой природно-ресурсного потенциала области не столько ошиблись, сколько поспешили выдать желаемое за действительное.

То есть, хотим мы того или нет, но приходится признавать, что так называемое идея комплексного развития народного хозяйства области на поверку оказалось несостоятельной. Ибо за 30 с лишним лет её осуществления доля рыбной отрасли в выпуске товарной продукции как была, так и осталась равной 80–83% в денежном выражении – изменились лишь общие объемы производимой в области продукции, а не пропорции. Но при этом в развитие идеи комплексности были вложены громадные средства, а население

637

области выросло более чем вдвое, достигнув 470 тыс. человек. Причём на каждые 10 человек, прибывших за эти годы на Камчатку, приходилось 8–9 человек её покидающих – не очень-то, оказывается привлекательна наша Камчатка для тех, кто хочет заработать. Но самое главное заключается в том, что 54 тысяч человек, занятых в рыбной отрасли, дают ежегодно товарной продукции на 1.4 млрд. руб. Тогда как остальные 170 тысяч человек производят этой самой товарной продукции всего на 0.5 млрд руб. в год, получая на покрытие своих издержек 0.4 млрд. рублей ежегодной дотации.

Таковыми были основные выводы, сделанные мною накануне распада СССР и краха экономики всей страны и Камчатки. Конечно же, этого моего мнения, и моих попыток его обосновать, можно было и не слышать. И не слышали. Но куда денешься от самой действительности, когда последующие 8 лет и сельское хозяйство, и судоремонт, и строительная индустрия, и коммунальная служба Камчатки в самом прямом смысле этого слова «дышали на ладан». И основной причиной этого падения было принятие в 1989–1991 годах экономически неоправданных решений.

Мне, конечно, могут возразить, что всё это происходило в прошлом, а сейчас другие времена, а потому всё переменилось к лучшему. Ну что ж, времена сейчас, действительно другие. Однако вот люди, разрабатывающие и принимающие решения, остались, увы, прежние. И прежними. То есть абсолютно не желающими и, главное, не умеющими критически осмысливать исходный материал и реальную ситуацию. И вот тому конкретные примеры. Уже после обрушения рубля в 1992 году и последующего после этого обвала экономики, всё те же специалисты на полном серьёзе заявляют, что площадь хвойных лесов Камчатки составляет 800 тысяч гектаров [Ресурсный потенциал Камчатки, 1994]. «Забыв» при этом, однако, упомянуть, что, во-первых, 300 тысяч га этих лесов уже или пройдено рубками, или сгорели в результате антропогенных пожаров; и что, во-вторых, на остальных 500-х тысячах га более половины площади приходится на труднодоступные горные территории, а также на разного рода неудобья и водоохранные зоны рек. А, следовательно, рассчитывать на сколько-нибудь весомую отдачу от лесной отрасли не приходится.

Впрочем, лично я таковых, вечно вчерашних, специалистов понимаю, ибо их таковыми сделало время. И в самом деле, чем, например, были для всех нас те далёкие пятидесятые и шестидесятые годы, на которые пришлось становление таковых специалистов как личностей? Да, прежде всего тем, что мы оказались на какое-то время

638

в состоянии эйфории от разоблачения культа личности и от всколыхнувших всю страну надежд на свободу. Мы оказались в эйфории и от своих собственных достижений в космосе. Причём мы настолько были подвержены этой эйфории, что искренне уверовали в то, что «нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме». И перенесли, не могли не перенести, эту эйфорию на все наши дела и помыслы. Тем более, что нагнетание искусственной эйфории всегда было одной из основных идеологических задач власть имущих. Так что ровным счётом нет ничего удивительного в том, что Камчатка в попытке создать комплексное производство, как в зеркале отразила это всеобщий волюнтаризм, если не сказать – авантюризм, в принятии и попытках осуществления и экономических решений.

То есть, образно говоря, провал всех наших экономических программ (напомню, для сомневающихся, что мы – страна – не выполнили ни одной своей пятилетки) обуславливаются тем, что мы постоянно соревновались в «прыжках в высоту» по собственным правилам. Когда мы не сходили с дорожки после третьей неудачной попытки, как принято, а после первой же неудачной попытки заказывали себе новую, пусть бы всего и на сантиметр больше, высоту. А в результате, вместо того, чтобы вовремя приостановиться и потренироваться на доступных высотах, настолько загнали самих себя, что просто рухнули в бессилии. И поверьте, я вовсе не злорадствую – я всего лишь искренне сожалею о потраченных впустую годах и силах.

Всё сказанное, безусловно, не исчерпывает всех причин провалов экономики в стране и в области. Другой, и не менее весомой, причиной закидательского отношения к экономике явилось открытие алмазов в Якутии и, особенно, нефти и газа в Тюмени. Потому что именно начиная с этого момента ставка на добычу полезных ископаемых как на основу экономики, всегда свойственная и царской России и СССР, окончательно превратилась в руководящую догму. Догму, которую так «блестяще» охарактеризовал послушно-ручной академик Аганбегян: «Достоинство нации определяется богатством её минерально-сырьевой базы».

Впрочем, и до сих пор ставка на минеральные ресурсы воспринималась если не как единственный, то уж, во всяком случае, как основной способ решения экономических проблем. Словно бы и не было позади всех тех десятилетий, в течение которых блеск алмазов и шелест нефтедолларов затмевал наши глаза и уши. И затмил настолько, что СССР в конце концов развалился, а Россия вот уже 20 лет выкарабкивается из той ямы, в которую её низвергли приверженцы сырьевой экономики.

639

А ведь, для сравнения, Китай, где минерально-сырьевая на порядок беднее таковой базы бывшего Союза, отказался от ненужных амбиций и, сделав ставку на первоочередное развитие сельского хозяйства, уверенно выдвигается в ведущую десятку промышленно развитых стран мира, вызывая законное уважение и закономерную зависть. Ну а Япония, где этих самых полезных ископаемых практически нет, – настолько мизерны их запасы, вообще несколько десятков лет шла впереди планеты всей по темпам экономического развития.

Что же касается Камчатки, то ровным счётом нет ничего удивительного в том, что мы стали перед проблемой – чем же занять, да и попросту прокормить, наше искусственно раздутое почти полумиллионное население. Ибо, с одной стороны, подорвав свои рыбные ресурсы, область вынуждена будет сворачивать экстенсивный способ рыболовства и, значит, сокращать численность занятых в отрасли (в Камчатрыбпроме, например, при переходе на более совершенные методы ловли и обработки рыбы, из 20 тыс. рыбаков, плавающих ныне в море, вполне могло бы хватить 9 тыс.). Ибо, с другой стороны, вложив в то же сельское хозяйство столько средств, что этого хватило бы на создание второго «Камчатрыбпрома», мы по многим позициям лишились так называемых централизованных поставок продовольствия. А ведь старожилы помнят, как, буквально, ломились полки наших магазинов двадцать лет тому назад. Ибо, наконец, с введением рыночных отношений, число безработных может быстро достигнуть и 20, и 40 и, может даже и более, тысяч человек, так как половина наших предприятий хронически и безнадёжно убыточна.

Исходя из всего сказанного можно и должно сделать два основных вывода. Либо комплексность народного хозяйства – сама по себе идея несостоятельная и потому мертворождённая. Либо вдохновители и исполнители не сумели её осуществить должным образом. На мой же взгляд всё это и так и не так. Суть вещей, скорее всего, заключается в том, что население нашей страны и, что многим хуже, её руководящая часть долгие 70 с лишком лет излишне примитивно (не побоюсь этого слова) руководствовались в своей деятельности примитивными лозунгами типа: «Коммунизм – это есть советская власть, плюс электрофикация всей страны», «Догоним и перегоним», «Нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме» и «Экономика должна быть экономной», вместо того, чтобы работать с умом. А в результате поймы русских рек оказались залиты загнивающими водохранилищами, леса вырублены на корню, города и посёлки задыхаются без чистого воздуха, а вся страна стоит на грани разрухи и откровенного голода, о чём уже, не стесняясь, говорят и в правительстве, и в Верховном Совете.

И вот ещё что хотелось бы отметить особо. В попытке негодными методами догнать и перегнать Америку, мы многого добились.

640

Мы в 2 раза больше США выплавляем стали и добываем каменного угля. Мы в 1,5 раза больше их производим чугуна и извлекаем нефти. Но… Но расходуя ежегодно столько же энергии (а энергия – это основа основ любой цивилизации – недаром же много раз, и достаточно обоснованно, предлагалось именно энергию сделать мерилом стоимости всех вещей и всех видов человеческой деятельности), сколько и Соединённые Штаты, мы производим всего 13–18% от их валового национального продукта.

Вы когда-нибудь задумывались над этими цифрами? Ведь это, при всей условности такого обобщения, означает, что для того, чтобы 250 млн. американцев жили так же паршиво как мы, они должны бесплатно (бесплатно!) содержать на нашем уровне 1,1 млрд. китайцев и 850 млн. индийцев. Только подумайте: расходуя столько же энергии, США на своей территории могли бы довольно сносно (по нашим меркам) содержать 2,0 млрд. человек. А мне со всех сторон с неподражаемым апломбом твердят: для того, чтобы 300 млн. советских людей могли жить на своей шестой части света так, как, хотя бы, турки или греки, мы должны и дальше всемерно наращивать производство нефти, газа, угля, древесины, стали, чугуна и многого-многого другого. Наращивать, то есть, производство первичного сырья и вторичного полуфабриката, а не конечной и высококачественной продукции. Отчётливо осознавая при этом (и сознательно планируя), что от трети до половины этого самого сырья мы сразу же отправим в отходы.

Так что есть только один путь к выживанию в современных условиях – всемерное сокращение производства ради производства и скорейший переход к производству только действительно необходимого. И в этом смысле развитие заведомо убыточного горнорудного производства в условиях самоокупаемости окажется для Камчатки разорительным мероприятием. Жаль, что этого не понимают наши «капитаны» от экономики, которые по-прежнему подталкивают область на комплексный путь развития. И подталкивают только потому, что ими движет привычка жить за счет дотаций от государства да столь же примитивный расчёт на то, что стоит только начать, а там уж государство в помощи нам не откажет.

Но что же всё-таки ждёт Камчатку? Думаю, что единственно верным путём её дальнейшего развития должен стать отказ от несостоявшейся идеи комплексности и возвращение к изначальному – к приданию ей статуса рыбного цеха страны – положению вещей. Потому что и пред областью, и перед страной вопрос стоит ребром: или сохранить Камчатку как естественный питомник рыбы и морепродуктов, или, в угоду ложно понимаемому лозунгу о комплексном наращивании производства, лишиться этого последнего «рыбного пирога».

641

И действительно, в водах области ежегодно добывается более 3 млн. т рыбы и морепродуктов, в том числе 70% от всесоюзной добычи лосося, 80% минтая и 90% краба. Насколько это много, можно судить по тому, что во всех остальных внутренних водах, на шельфе и в пределах 200-мильной морской экономической зоны страны вылавливается чуть более 2 млн. т рыбы. Правда, ещё 6 млн. т добывается (по договорам) в Мировом океане и в водах других стран.

Однако стоимость рыбы во всём мире растёт – ведь она является ценнейшим, питательным, целебным и экологически чистым (пока ещё) продуктом питания. Так, если ещё в 1989 г. стоимость тоны минтая доходила до 430 долларов СЩА, то в 1990 году она продавалась уже и по 750 и, даже, по 1000 долларов. Столь же стремительно растёт и численность населения планеты – и прежде всего населения тех стран, в водах которых мы и вылавливаем (пока ещё вылавливаем) названные выше миллионы тонн рыбы. Так что ценность рыбы будет только возрастать. Возрастать как в прямом (стоимостном) смысле, так и в социальном выражении. И потому придёт, неизбежно придёт время, когда нам предложат либо отдавать половину и более (а не 10–15% как сейчас) от выловленной нами в чужих водах рыбы, либо платить за неё в твёрдой валюте. А уж тогда точно никакого золота, тем более камчатского, не хватит для того, чтобы закупать ежегодно те 3 млн. т рыбы, которые мы реально можем лишиться в своих собственных камчатских водах. Лишиться в результате тщетных потуг быть похожими на всех и непременно стать комплексными как все. Не отдавая себе отчёт в том, что у этих самых всех нет как раз именно того – рыбы – что отличает нас от них.

Таким образом, все мои построения можно свести к одной фразе – программа комплексного развития Камчатки, принятая более 30 лет тому назад, оказалась несостоятельна. Но несостоятельность прошлого варианта вовсе не означает автоматического признания несостоятельности нынешнего варианта комплексного освоения природных ресурсов области. Она лишь означает, что упование на новый виток развития производительных сил Камчатки по комплексному сценарию требует и новых же контрдоводов. К изложению таковых я и перехожу.

В начале сентября 1990 г. на суд народных депутатов областного Совета была предложена концепция развития области, разработанная главным планово-экономическим управлением облисполкома. Интересно, что именно от работников ГлавПЭУ шла основная критика программы от 1987 г. в целом и комплексной целевой программы «Лосось», в частности.

642

А потому, вроде бы, от них следовало ожидать чего-то стоящего. Ан нет. Исчерпывающую оценку этой самой «свежей» программы дал председатель облисполкома В. А. Бирюков: «Её просто нет – и весь разговор» (Камчатская правда. 4 сентября 1990 г.).

Но коли так, то напрашивается закономерный вывод – поскольку нет самой концепции, то, следовательно, нет и специалистов, способных такую программу разрабатывать, так как если хороший специалист может ошибаться, плохой – сочинить плохую концепцию, то никакую концепцию делает «никто». Весьма плачевный вывод для всех нас. И я не единственный, кто его сделал.

Однако последуем далее. Областные власти, признав (пусть бы и не желая этого) отсутствие концепции, в спешном порядке предложили разработать новую концепцию председателю экономической комиссии областного Совета В. П. Хворостову, подтвердив тем самым лишний раз вывод об отсутствии соответствующих специалистов в структуре облисполкома. Надо отдать должное лично В. П. Хворостову, который, будучи геологом, по своему твёрдо и последовательно отстаивает и проводит в жизнь идею развития горнорудной отрасли на полуострове. Но в том-то и дело, что по своему, не говоря уже о том, что сама идея не стоит приложения стольких усилий.

И в самом деле, могу ли я – простой обыватель – доверять профессионализму и здравому смыслу сторонников разработки недр Камчатки, столь рьяно ратующих за комплексное (якобы) развитие народного хозяйства области? Уверенно говорю – не могу. И вот почему.

Я с уважением отношусь к геологам-съёмщикам Камчатки, бывшими в своё время лучшими специалистами не только в стране, но и в мире. Я воспринимаю как подлинных профессионалов и геологов-поисковиков, трудами которых были открыты и то же Агинское и то же Аметистовое золоторудное месторождение. Но мне трудно воспринимать в качестве подлинных профессионалов разведчиков горнорудных запасов области, так как, с одной стороны, нефть на полуострове разведывают вот уже более 6 десятков лет, Агинское и Аметистовое месторождения – по 15–20 лет, а Мутновское парогидротермальное месторождение разбуривают вот уже 12 лет и конца этому не видно. И так как, с другой стороны, Тюмень «разбурили» за 1.5 десятка лет, Паужетку создали (от идеи до воплощения) за десяток лет, а Филиппины всего за 12 лет вышли в число самых передовых стран по освоению геотермальной энергии. Не говоря уже о том, что в развитых странах, на месторождениях равных по своим параметрам Агинскому, от начала разведки и до ввода в действие проходит максимум 5–7 лет.

Ну а взять «главный» довод сторонников создания горнорудной отрасли, согласно которому области на одной рыбе без дотаций не прожить. Можно ли этот довод считать подлинно профессиональным? Попробуем разобраться.

643

Да, мы действительно получаем, в качестве дотации, до 600 млн. рублей ежегодно. Однако кто это – «мы» – которые получают дотацию? Как известно, в рыбной отрасли Камчатки занято около 54 тыс. человек. И даёт отрасль около 83% всей товарной продукции области в денежном (1 млрд. 400 млн. рублей) выражении. А вот все остальные 170 тысяч трудоустроенного населения производят всего-навсего менее 20% от общеобластных доходов (0,4 млрд. рублей), потребляя при этом до 80% общеобластной дотации как таковой. То есть, другими словами, рыбная отрасль, которая выдаёт товарной продукции в 3,5 раз больше, чем все остальные отрасли и производства области вместе взятые, получает дотаций в 3,5 раза меньше, чем вся остальная многоотраслевая (комплексная) экономика. Так кто же, в таком случае, эти самые «мы», которые «получаем дотацию»?

Кстати, цифры эти самым наглядным и удивительным образом иллюстрируют закон Перрета, согласно которому 80% полученных доходов обеспечиваются 20% процентами затраченных усилий и средств. Это ли не довод в пользу отстаиваемого мною тезиса о никчемности потуг на достижение эффективности комплексной модели развития Камчатки. Как в пользу этого тезиса свидетельствует и расклад государственной дотации по отраслям.

И в самом деле, давайте зададимся простым вопросом – получаем мы дотацию или зарабатываем? И если зарабатываем, то кто конкретно? Лично я считаю абсолютно непрофессиональным мнение о том, что это государство от щедрот своих платит нам дотацию. По-моему, всё обстоит как раз наоборот – это нам возвращают часть из того, что для нас заработали наши рыбаки. То есть, названные 600 млн. рублей взяты из кармана рыбаков, которым просто-напросто не доплачивают как минимум половину того, что они зарабатывают своим тяжёлым трудом. Как это понимать? Да очень просто. Установив более 3 десятков лет тому назад крайне низкие – в 1.5, в 2, а то и ниже, чем для сахалинских и приморских рыбаков – расценки за сданную рыбу и произведённую из неё продукцию (о чём, кстати, больше всех «порадела» своя собственная – камчатская – администрация, получив от этого в своё время дивиденды в виде благодарностей и наград), государство всего лишь отдаёт нам часть из того, что забрало у рыбаков. И не более того.

Ну и ещё один штрих к портрету профессионалов от «комплексности». На мой взгляд, вложение 300–400 млн. рублей не в создание золоторудной отрасли, а в воспроизводство лосося, с доведением уровня его возможного вылова до 300 тыс. т в год, может увеличить доход области на 2–2,5 млрд. рублей в год, против тех 200–250 млн. рублей, которые нам прочат от добычи золота. Так что в этом случае зарывать деньги в землю просто не понадобится.

644

В таком вот виде был осуществлён мною анализ 30-летнего развитие Камчатки по пути к созданию многоотраслевого народнохозяйственного комплекса. И не стоит думать, что этой попыткой я выступаю против вся и всех. Я выступаю всего лишь против трёх вещей: против непродуманных программ развития, против непрофессиональной и некомпетентной аргументации в защиту таковых программ и против неквалифицированного осуществления даже самых лучших программ. И, как это представляется с позиций нынешнего дня, выводы из моего анализа, основанного на этих посылках, вполне адекватны реальности.

Тем не менее, то, что было ясно мне, так и не стало понятным местному истеблишменту. О чём уверенно можно судить по реакции областного партийного и хозяйственного руководства, так называемых «крепких хозяйственников» и региональной экономической науки на вызовы действительности. Об этом и пойдёт речь далее.

Начну же я с напоминания о том, что в 1987 году ЦК КПСС и Совет Министров СССР приняли очередное Постановление «О комплексном развитии производительных сил Дальневосточного экономического района, Бурятской АССР и Читинской области на период до 2000 г.», целью которой в очередной раз провозглашалось повышение благосостояния населения региона. Но которая, по большому счёту, было всего лишь жалкой попыткой М. С. Горбачёва подправить своё серьёзно пошатнувшееся положение очередной шумихой. Именно шумихой, и не более того, ибо всего через год Е. М. Примаков в своей служебной записке М. С. Горбачёву от 12 августа 1988 г., 1999) писал, что «… есть мнение, которое разделяют и руководители дальневосточных регионов, о том, что это постановление не будет выполнено, так как оно не подкреплено ни политическими, ни экономическими, ни финансовыми, ни организационными мероприятиями» [Примаков Е. М. Годы в большой политике. М.: Коллекция «Совершенно секретно», 1999].

Надо ли говорить о том, что мнение это оказалось верным. Думаю, что нет. Зато непременно нужно отметить тот факт, что Е. М. Примаков ошибался, когда говорил о том, что оно разделяется всеми руководителями дальневосточных регионов. Потому что даже год спустя после появления этой служебной записки в нашей области, на V региональной научно-практической конференции была вновь реанимирована программа социально-экономического развития Камчатской (тогда ещё единой) области, которая целиком и полностью базировалась на положениях и представлениях упомянутого «Постановления-1987» [Материалы V региональной научно-практической конференции «Рациональное использование ресурсов Камчатки и развитие производительных сил до 2010 года». Том I, II. Петропавловск-Камчатский. 1989.).

Впрочем, предоставлю слово авторам. Вот что они в основополагающем тезисе этой программы, изложенном на первой странице рекомендаций названной конференции: «Ускорение развития производительных сил Дальнего Востока является одним из

645

важнейших направлений социально-экономической политики СССР. Практическим выражением этой стратегической линии было Постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР от 19.08.87 г. “О комплексном развитии производительных сил Дальневосточного экономического региона, Бурятской АСССР и Читинской области на период до 2000 г.”, в котором отражены и перспективы развития Камчатской области»

То есть, мало того, что местные власти даже и словом не обмолвились о том, что «ПОСТАНОВЛЕНИЕ-87» было изначально дееспособным, так ведь они ещё и внесли в неё несколько собственных, и весьма показательных, дополнений. Ибо если, к примеру, в союзном «ПОСТАНОВЛЕНИИ-87» речь шла о сроке до 2000 года, то создатели региональной Программы размахнулись на вдвое больший срок. И это означает, что они, поспешив, как всегда, взять на себя повышенные обязательства, не поняли на этот момент самого главного – того, что время таковых заявлений кончилось. Как не поняли они и того, что и упомянутое «ПОСТАНОВЛЕНИЕ-87», является всего лишь натужно исполненной отпиской.

Но ещё более показательной ошибкой выглядит другое порождение местной элиты. Прослышав про то, что в стране намечается переход на хозрасчёт и самоуправление она решила, что в этом случае все природные ресурсы региона будут принадлежать области, что область будет самостоятельно распоряжаться произведённой из местных ресурсов продукцией и что государство при всём при этом по-прежнему будет обязано обеспечивать Камчатку материальными (топливо, технологическое и прочее оборудование, продовольственные и промышленные товары и т. д.) и финансовыми ресурсами.

Отталкиваясь от таковых вот эклектических представлений, областные власти и «выдали на гора» концепцию так называемого комплексного освоения всех видов, с упором на развитие горнорудной отрасли (и прежде всего – золотодобычи), природных ресурсов. Вернее, даже не концепцию с развёрнутыми представлениями и расчётами, а всего лишь тезисы. Но как «славно» при этом делилось на уже упомянутой конференции и ещё два года спустя это самое «золотое руно».

То есть, и экономисты от власти, и экономисты от геологии, пусть бы и по разным причинам, но так и не удосужились просчитать развитие социально-политической и политической ситуации в стране и регионе. И как бы не хотели этого признавать мои тогдашние оппоненты, единственным человеком, попытавшимся заняться этой – посильным анализом последствий осуществления комплексной модели хозяйствования – проблемой занялся, как тогда про меня говорили, бывший кочегар от Академии наук.

646

Так что, слегка поёрничаю, не так уж плоха была Академия, как об этом сейчас твердят «перестройщики» науки и образования, коль скоро даже её кочегары могли мыслить системно и проблемно.

Впрочем, не стану сейчас говорить о политических и «политесных» просчётах местной элиты. Но умолчать о псевдоэкономических раскладках того времени я просто не в праве. Уж больно они похожи на упования камчатских властей накануне кризиса 2008 года. Когда, напомню, камчатские власти совсем уж было вознамерились начать строить железную дорогу до Магадана, автобан до Анадыря и приливной энергетический кластер в Пенжинской губе. Причём, когда я попытался было на тех посиделках сказать, что мир подходит к кризису и цена на нефть, в очередной раз может рухнуть, мне, буквально заткнули рот, заявив, что надо говорить о конкретных вещах, а не высказывать досужие домыслы о падении цены на нефть.

Но вернусь в год 1989, к уже упомянутой ранее V региональной научно-практической конференции, на которой главным геологом «Камчатгеологии» В. П. Хворостовым была озвучена весьма показательная сентенция: – «Добыча золота в мире, в том числе и в США, возросла в последние годы в несколько раз и потому нам не резон отставать от международных тенденций». Показательная, прежде всего тем, что чиновник, по долгу службы определяющий перспективы развития золотодобычи на Камчатке, совершенно не отдавал себе отчёт в том, что столь резкий скачок в объёмах добычи золота непременно должен был завершиться резким падением цены на него.

И в самом деле, из запротоколированного в отчётах о работе конференции мнения главного геолога «Камчатгеологии», однозначно следует, что за отправную точку концепции золотодобычи им принималась а цена одного грамма золота 13–14 долларов. При этом он старательно подчёркивал, что имеется устойчивая тенденция к повышению этой самой цены. А потому, продолжал он, от 15–20 тонн ежегодно добываемого золота область сможет получать 200–250 млн. долларов годового дохода.

Впрочем, тут я на время отвлекусь на то, чтобы ответить на вполне закономерный вопрос – критиковать де легко, а сам-то ты где был (что делал, точнее?) в то время? Отвечаю, лично я в то время принимал участие в работе той самой секции названной конференции, на которой обсуждались проблемы и перспективы развития горнорудной отрасли на Камчатки. Именно принимал, а не присутствовал.

В чём выразилось это участие? Прежде всего, и главным образом, в том, что, владея, на момент работы конференции той, предельно скудной, информацией, которая случайно прорывалась на страницы советских газет, я попробовал было поговорить о наметившейся на мировом золотовалютном рынке тенденции к снижению цены на золото. И в качестве реального проявления этой тенденции привёл пример с Магаданской областью, где из-за убыточности золотодобычи некоторые прииски уже начали сворачивать свою деятельность, а работающий на них персонал стал покидать пределы области.

Однако в ответ геологи дружно заявили, что поскольку я в этом деле не специалист, то моё мнение ничего не стоит. А когда я, в продолжение

647

полемики, заметил, что, в сущности, мною было всего лишь озвучено мнение зарубежных экспертов по проблемам ценообразования на золото, они столь же категорически заявили, что зарубежные эксперты им не указ. Так что, хотели бы того геологи-полевики и геологи-разведчики (которых, кстати, я, в отличие от их начальства, искренне уважаю именно за профессионализм), или нет, но их официальные руководители и эксперты изрядно обмишулились. Причём обмишулились, играя на своём поле и по своим правилам. И это тем более обидно, что на той же конференции геологическая служба Камчатки к обсуждению экологических проблем, к которым их начальство всегда относились как к досадной помехе на пути развития горнорудной отрасли, оказались подготовленными не в пример лучше, чем так называемые «зелёные». И не только потому, что они заявили об обязательном и всемерном применении на будущих рудниках и приисках Камчатки новейшей – щадящей – технологии добычи и переработки руды. Но и потому, прежде всего потому, что они первыми в области представили вариант схемы районирования Камчатки в целях рациональной охраны её природы.

Да, по поводу отдельных положений этой схемы вполне можно и нужно было спорить, но альтернативы ей на тот момент просто не было. Причём, специально подчеркну, и тем ещё раз выражу своё уважение к геологам-полевикам, это достижение геологов было вполне понятным, так как эта часть наработок геологических служб была сделана не чиновниками управленческого аппарата, к коим относились и эксперты по проблемам золотовалютного рынка, а те самые геологи, которые сталкивались с экологией не на страницах газет и журналов, а в конкретных полевых условиях.

Вот отчего, лично я, на этой же конференции вполне искренне сказал, что если то, что предлагают геологи в области охраны природы, будет выполняться, то я готов с ними в этом направлении сотрудничать. За что, кстати, и был подвергнут остракизму со стороны так называемых “зелёных”, многие которых и до сих не отрешились от огульного осуждения любого вида и способа освоения полезных ископаемых. Другое дело, что сами геологи на сотрудничество со мной так и не пошли.

То есть, восприняв, с подачи нелюбимого ими самими собственного начальства, мою персону в качестве злостного врага геологической отрасли, нормальные геологи так и смогли подняться над своим предубеждением ни тогда, ни после, ни до сих пор. Например, совсем недавно одни из таковых геологов сперва с детской непосредственностью заявил, что не пиши, мол, я, «дурацкие» статьи в защиту природы, то они, геологи, меня бы уважали. И тут же, буквально с упоением, начал рассказывать о том, как замечательно берегут природу на тех золотых приисках Канады и США, где он по приглашению проработал несколько лет. Так и не пожелав заметить при этом того, что именно вот о таком отношении к природе, и именно на примере Канады, США и других стран, я и писал в своих «дурацких» статьях.

По признанию начальника геологического отдела Комитета по природным ресурсам Камчатской области И. Д. Петренко, одного

648

из наиболее стойких и убеждённых сторонников развития золотодобычи на Камчатке, только за 1994–1998 годы в развитие горнорудной отрасли области было инвестировано 48 млн. американских долларов («Нужны ли Камчатке золото и газ?». «АиФ-Камчатка», № 23, 2000 г.). И насколько я могу судить, ни одна из отраслей Камчатки столько денег на развитие из-за рубежа не получала.

Но в таком случае получается, что, по крайней мере, в экономическом плане, ничто и никто не мешал «золотым» в осуществлении их планов. Ибо тот же И. Д. Петренко одной из основных причин отсутствия на Камчатке золотодобывающей отрасли на конец 90-х годов прошлого столетия назвал не происки «зелёных», а падение цены на золото на международном рынке. Прозрел, одним словом, когда закрывать глаза на суть происходящего стало уже невозможным.

И он был далеко не единственным, кто так серьёзно ошибся в оценке дальнейших перспектив золотодобычи. Например, в 1997 году В. В. Кноль, тогдашний начальник Камчатской геолого-съёмочной экспедиции, наконец-то убедившись, что золото на мировом рынке неуклонно падает в цене, заявил: “…при нынешней – около 295 долларов за унцию – цене на золото разговоры об его добыче приходится оставить до лучших времён» (Кноль В. В. Экологически и экономически приемлемый вариант отработки Агинского рудного месторождения // Материалы научно-практической конференции «Проблемы и направления горнопромышленного освоения Камчатской области». 15–16 декабря 1997 г. Петропавловск-Камчатский. 1997. С. 36–38)

То есть, как можно видеть, главный геолог Камчатки по сути дела не только задним числом, признал необоснованность всех прежних представлений и заклинаний геологического лобби, но и отложил освоение камчатского золота на неопределённо долгое будущее. И в очередной раз ошибся, ибо «лучшие времена» не заставили себя ждать, так как уже в начале 1999 года цена на золото начала расти. А сам В. В. Кноль, переквалифицировавшийся к тому времени из геолога в золотопромышленника, это самое золото стал добывать. Правда, специально подчеркну, даже при нынешней цене на золото впятеро большей, чем в 1989 году, ни он, ни его компаньоны, ни бывшие эксперты по золоту ни слова не говорят о том, что они приладили к камчатской экономике ту самую «вторую ногу», без которой, как твердило недалёкое геологическое начальство двадцать лет тому назад, экономике области на устоять.

Но что самое интересное, если не сказать – забавное, лично я о скором наступлении этих самых лучших времён – то есть о скором повышении цены на золото – попытался высказаться ещё в 1996 году. Однако редакции двух газет мою заметку, в которой, на основе существования десятилетних по длительности циклов чередования подъёмов и понижений цены на золото на международном рынке, предсказывалось очередное возрастание цены на золото, публиковать отказались. И отказались под тем предлогом, что «их» эксперты считают иначе.

649

Кстати, не в силу ли этой некомпетентности, иностранные фирмы в конце концов отказались, по крайне мере – непрямую, вкладывать средства в золотодобычу на Камчатке. Во всяком случае, понять их можно, ибо иначе они, столкнувшись с фактами таковой вот абсолютно неадекватной оценки конъюнктуры на золотовалютном рынке, и с таковой (огульное обвинение инакомыслящих в некомпетентности) методологией доказательства своей точки зрения,поступить просто не могли.

Итак, подытоживая обзор ситуации с развитием золотодобычи на Камчатке, стоит обратить внимание на две вещи. Во-первых, на то, что слишком долго геологическую службу олицетворяли люди, которые проявили удивительную некомпетентность в оценке стоимости золота на международном рынке и в определении тенденций его ценообразования.

Во-вторых, во всём этом обращает на себя внимание то, как инфантильно, вели себя высшие люди области на людях. Именно по-детски, ибо уж кому-кому, но губернатору и его заместителю по экономике материалы по золотовалютному рынку были вполне доступны. Так что отнесись они хотя бы чуточку более критически к мнению экспертов от геологии, и восприми они хоть чуточку лояльнее мнение инакомыслящих, то не сели бы в лужу с этим самым «судьбоносным решением».

Впрочем, эта инфантильность в оценке ситуации относится и к другим моментам принятия модели комплексного освоения природных ресурсов Камчатки, столь рьяно, а иначе и не скажешь, отстаиваемой местным истеблишментом на протяжении многих лет. О чём, лучше всего можно судить по оценке общей социально-экономической и политической ситуации конца 80-х и начала 90-х годов прошлого века со стороны властных структур и экономической науки области.

И в самом деле, обратимся к тому способу выхода из сверхкритической ситуации, что нам предлагали накануне распада СССР и крушения экономики страны. Например, в самом конце 1989 года, когда уже явно обозначился провал доктрины построения «социализма с человеческим лицом», тогдашний начальник Главного планово-экономического управления облисполкома Б. П. Синченко, которому по долгу службы положено было иметь свой взгляд на проблемы и перспективы развития экономики области, в ответ на призыв (в том числе и мой) к переводу народного хозяйства области на самоокупаемость, а всей области – на «житие по карману», разразился гневной филиппикой: «Радикалы, остудите голову» («Камчатская правда», 28 октября 1989 г.).

Однако менее чем через год, но уже в качестве заместителя председателя облисполкома, курирующего экономику области, он,

650

послушно следуя указу сверху, писал: «Ключевым звеном должен стать переход на самоуправление и самофинансирование территории. Лишь эти принципы хозяйствования обеспечивают прямую связь между эффективностью народного хозяйства и народным же благосостоянием, возможностями для социального развития области в интересах людей» («Камчатская правда», от 31 мая 1990 г.).

То есть, как можно видеть, признавалось, что менять что-то нужно. Но советский менталитет, согласно которому принятие решения ЦК КПСС подразумевало автоматическое его выполнение, в очередной раз подвёл союзное и местное чиновничество. Потому что власти так толком и не знали, чего же они сами хотят – рыночных отношений в общепринятом толковании, или хозрасчетных территорий под патронажем партийных органов. То есть, по большому счёту, власти попросту не поняли, что управляемые ими территории могли стать (теоретически) хозрасчётными в том и только в том случае, если бы парткомы, Советы и исполкомы любых уровней занимались бы непосредственной предпринимательской деятельностью на своей территории. Однако в условиях перехода к рыночным отношениям основными субъектами хозяйствования становились не сами по себе территории во главе с Советами и парткомами, а расположенные на этих территориях предприятия, фирмы, концерны и т. д., в том числе и частные предприниматели. И тем самым всевозможные комитеты, советы и исполкомы от прямой производственной деятельности волей или неволей отстранялись.

Иначе говоря, партийные комитеты, Советы и исполкомы в условиях перехода к рынку нужны лишь для того и только для того, чтобы этот самый рынок не захватила вакханалия вседозволенности, ибо рынку необходима структура власти в виде сети партий, обществ, комитетов, правительства и парламента дабы предпринимательская деятельность не перешла грани допустимого. Однако, как мы знаем, в тране именно этого – создания внятных норм и правил хозяйствования – не произошло. Что, впрочем, и понятно, так как стоящие у власти в большинстве своём ринулись делить собственность государства в свою пользу. Для чего, кстати, ни большого ума, ни, тем более, специального экономического образования не требовалось – нужна была всего лишь практическая сметка и беспринципность. Так что нет ничего удивительного в том, что вместо «социализма с человеческим лицом» мы заполучили капитализм в духе «коза ностра», но ещё в более худшем – российском – варианте.

Но вернёмся к нашим палестинам. Для разработки «Программы экономического развития области» и о создании для этого внутри Облисполкома был создан отдел экономического развития и рационального природопользования Камчатки. Что же предлагал этот отдел? «Ключевым звеном должен стать переход на самоуправление и самофинансирование территории. Лишь принципы

 

651

 

хозяйствования обеспечивают прямую связь между эффективностью народного хозяйства и народным же благосостоянием, возможностями для социального развития области в интересах людей».

Конечно же, принцип, высказанный в только что приведенной цитате, может и был неплох по букве, но совершенно не соответствовал истинному развитию ситуации. Ибо ждать толку от территориального хозрасчёта, покуда каждый не займется своим делом: предприятия – производством, торговля – торговлей, сельское хозяйство – сельским хозяйством, исполком – социальными проблемами, а Совет – координацией и соблюдением законности, и, при том, на каждом уровне, на каждом направлении не займется профессионально, не приходилось.

Но что следует понимать под профессиональной управленческой деятельностью? До 1989 года это означало умение выбить фонды, лимиты и ресурсы. И «освоить» их. Теперь акценты поменялись. Теперь вместо выбивания всего и вся предлагается выпрашивать льготы, ресурсы и лимиты. Выпрашивать. Но если выбивать можно было и без нас, простых камчадалов, (то есть без того, чтобы мы знали, что и зачем), то вот выпрашивать без нас не получается. Так что власти просто захотелось заручиться моральной поддержкой «обойденных» социальной защитой камчадалов лишь для того, чтобы продолжать делать то же самое, что управленческий аппарат делал всю свою жизнь – доставать. Не работать, а доставать.

Наглядный пример – камчатский лес. Сколько было выбито техники, в том числе и зарубежной, предназначенной только и только для примитивной рубки леса. Сколько было при этом загублено леса. А в результате лесная отрасль, откуда, кстати, и пришёл Б. П. Синченко во власть, стала первой в области, где вопрос встал ребром – или кардинальным образом перестраиваться или эвакуировать до половины и более населения из лесных поселков (Лес не рубят, а щепки летят. КП от 31 мая 1990 г.; выступление С. Г. Шолохова, водителя Ключевского леспромхоза на 25 областной партийной конференции, КП от 5 июня 1990 г.).

Но ничего лучшего, чем взывание к центру о помощи областные власти так и не придумали.

Впрочем, не лучшим образом положение дел складывалось и в других отраслях. Настолько не лучшим, что я по этому поводу высказал мнение о том, что если Совет и исполком не отойдут от прежних принципов, то в скором времени даже рыбная отрасль столкнётся с подобной же ситуацией. Столкнётся либо в силу истощения запасов гидробиоресурсов, либо, что более вероятно, в силу завоевания рынком своих законных позиций. И тогда уже до половины населения области станет перед проблемой, а что же делать? А вернее всего, перед одной проблемой – куда и на что ехать? Ибо если уж государство и область не захотели в преддверии разрухи создавать три-четыре рабочих места на западе вместо одного на Камчатке и всём Крайнем Севере, то уж содержать одного безработного камчадала,

652

вместо трех-четырех безработных в европейской части страны оно уже точно не будет. Так, оно и оказалось.

652

Кстати, вот эта проблема, о которой я говорил, возражая главному экономисту области, оказалась непонятой всеми теми, кто называя меня экстремистом и «сталинистом» только за то, что я предлагал, покуда есть время, за счёт наших же ресурсов переселять в заранее построенное жильё на «Западе» не очень нужных для полуострова людей. Совершенно непонятой, потому что уже накануне распада страны и краха её экономики, нам – камчадалам, предлагали просить от щедрот Правительства. Просить льгот, уменьшения налогов, повышения ставок, денег на «укрепление сейсмоопасных» строений и т. д. и т. п. А ведь я тогда уже в открытую говорил, что вряд ли нам пойдут навстречу, поскольку у рынка другие нормы и правила, и поскольку центр уже демонстрировал практически полное бессилие.

То есть, считал я, обращение к выпрашиванию, как к ведущему способу ведения экономики области, в новых реалиях невозможен. И на то время – не ошибся. Однако ошибся в целом, так как сознательная политика, направленная на то, чтобы заставить центр раскошелиться, привела к тому, что Камчатка в очередной раз подсела на дотационную иглу. Причём, если в советские времена на каждый рубль продукции, произведённой в области сверху приходилось 50 копеек дотации, то с приходом во власть вчерашних комсомольцев краевой бюджет на 60% (а по высказываниям некоторых чиновников – на все 80%) обеспечивается дотациями из центра. Вот только что будет с этим самым «экономическим чудом» если в очередной раз упадёт цена на нефть, или рухнут доллар с евро – вот вопрос, от которого никуда не уйдёшь.

И всё же наиболее полно и наглядно эта всеобщая слепота регионального чиновничества в оценке ситуации проявилась в отношении к судьбам жителей Камчатки, которым уже в самое ближайшее время предстояло столкнуться с отсутствием работы, тепла, света и даже продовольствия. Ибо позиция местных властей по поводу предложения об организованном отселении за пределы области непроизводительного контингента, была однозначной. “Мы никогда не пойдём на организованное переселение жителей Камчатки за пределы области”, – заявил, например, председатель Облисполкома Н. А. Синетов в беседе с автором этих строк (Павлова О. А. На каких «китах» стоять Камчатке? Беседа с председателем облисполкома с кочегаром. «Камчатская правда», 23 августа 1989 г.).

Впрочем, он был далеко не одинок в этом мнении. Например, год спустя, второй секретарь Камчатского обкома КПСС Чернов, в приватной беседе на мой вопрос – почему обком не идёт на

653

сокращение числа административных районов со всей их структурой? – ответил вопросом же: «А кто же тогда будет сбирать членские взносы?» Вот ведь оказия какая, уже полным ходом идёт демонтаж самой коммунистической партии. Уже стали уходить из рук недалёких партийных функционеров не только рычаги власти, но и громадные финансовые ресурсы, членские взносы в структуре которых, кстати, вряд ли превышали доли процента. А второе лицо области печётся о сборе нищенских взносов.

К числу таковых не видящих развитие ситуации следует отнести и апологетов развития на Камчатке горнорудной отрасли. Которые в самом конце 1991 года, всего за два месяца до распада СССР навязали (а иначе и не скажешь) местным властям решение «считать развитие золотодобычи единственным средством спасения хронически больной экономики области и её рыбной отрасли» (Решения 7-ой сессии областного Совета народных депутатов от 16 октября 1991 г.). За счёт чего население области, по их оценке, высказанной в начале 1992 года бывшим геологом, а тогда полномочным представителем Президента по Камчатской области И. А. Сидорчуком, в 2000 году на Камчатке будет проживать не менее 800 тысяч, а может быть и миллион, человек. Ни слова, при этом, не говоря о том, откуда возьмётся такая прорва народа, и где её будут размещать.

Ну а результат всем известен: в 2000 году на Камчатке проживало около 370 тысяч человек, в 2012 – 321 тысяча. И отток населения продолжается до сих пор, даже несмотря на реально начавшееся освоение недр. Причём Правительство России предполагает к 2025 году сократить население области до 200–250 тысяч человек.

Вот и получается, что, назвав предложение о заблаговременном сокращении деятельности дотируемых производств и отраслей с одновременным предоставлением (по возможности, разумеется) сокращаемым работникам жилья на «материке», кровожадным (Быкасов, де, хочет выселить нас под дулами автоматов, утверждал, например, геолог Эркенов), геологический истеблишмент элементарно просмотрел развитие ситуации в стране и на Камчатке, в целом, и крах своей собственной отрасли, в частности. Именно элементарно, ибо чиновники от геологии несколько лет подряд обещали всем жителям области сохранить, за счёт, якобы, самого скорого развития золотодобычи, экономику области на плаву. А в результате вынудили многих из своих работников буквально бежать из геологии в поисках средств для выживания.

О том, насколько глубоко погряз в этом своём ослеплении и неприятии других мнений геологический истеблишмент можно судить по тому, что даже в 1998 году, то есть в самый канун обращения руководства Камчатской области и Корякского автономного округа

654

к Президенту и Правительству России с просьбой о срочной эвакуации населения региона, геолог И. Д. Петренко не постеснялся употребить этот – «кровожадная концепция» термин в адрес предложенной мною за несколько лет до этого идеи организованного переселения.

К сожалению, ничуть не дальновиднее оказалась и местная экономическая наука, которая в этот ответственный момент не сумела внятно ответить на запросы времени и трезво оценить развитие социально-экономической и политической ситуации в стране и в регионе.

В 1989 году, говоря о проблемах развития Камчатки, ведущий на то время специалист области по проблемам миграции Р. С. Моисеев заявил: “Если сохраняться действия факторов, влияющих на формирование населения за последние два десятилетия, то численность населения области к 2000 году может составить около 560 тыс. чел., сокрушив все прогнозы, и в первую очередь, “жилищную программу, рассчитанную на 512 тыс. чел.» (Моисеев Р. С. Социально-экономические и экологические факторы развития региона и численность населения // Материалы V региональной научно-практической конференции “Рациональное использование ресурсов Камчатки, прилегающих морей и развития производительных сил до 2010 года“. Петропавловск-Камчатский: 1989. Т. 2. с. 72).

То есть он считал, что население Камчатки в ближайшие 10 лет будет прирастать, хотя и приводил гораздо более скромные цифры по этому поводу, чем геологи. И это при том, что уже в 1989 году происходило сокрушение всех тех экономических представлений о путях и способах развития страны, под названием СССР, и региона с именем Камчатка, которых он придерживался в своей профессиональной деятельности.

Однако уже в начале 1990 года исход населения на Дальнем Востоке обозначился настолько чётко, что замалчивать его стало невозможно. Тем не менее, суть проблемы, которая заключалась не в самой реиммиграции как таковой, а в том, что именно концепция комплексного развития народного хозяйства, базирующаяся на дотационном принципе финансирования, послужила первопричиной депопуляционных процессов, была не понята.

В 1994 году, после того, как область спонтанно (а не организованно) покинуло около 70 тысяч человек, а оставшиеся в глубинке население попросту выживало в отсутствие тепла, света и еды, в регионе была разработана программа «Мигрант», предусматривающая выезд за пределы области ещё не менее 100 тысяч человек к 2000 г.

То есть, если говорить об организованном отселении непроизводительного населения, то пока меня обвиняли во всех смертных грехах (дилетантстве, авантюризме, беспринципности и, даже, в кровожадности), в регионе не оказалось ни малейших возможностей (время ушло) для

655

организованного переселения такой огромной по местным масштабам – 100 тысяч человек – массы людей. И программа «Мигрант» умерла, так и не родившись. Тогда как время требовало новых идей о путях развития региона, а не перепева, пусть бы и самым сладким голосом, старых песен о комплексности. И даже не заклинаний о том, что, мол, если сейчас оголить Камчатку, то потом будет гораздо труднее всё начинать сначала.

Вообще то, добавлю, мысль о последующих трудностях при возвращении к освоению региона в новые времена не лишена здравого смысла. Но, во-первых, при этом надо чётко осознавать, что в таковом случае ждёт население и, главное, предоставлять им полную информацию не только о планируемых на послезавтра перспективах развития, но и, прежде всего, об ожидаемых уже завтра трудностях. Но-во-вторых, коммунисты, и примкнувшие к ним специалисты именно на том и прогорели, что они постоянно призывали перетерпеть сегодняшние трудности во имя завтрашнего светлого будущего. То есть, сперва претерпеть террор, направленный на уничтожение самых умных представителей царской администрации, мотивируя это убогим лозунгом – чем хуже для страны, тем луче для пролетарской революции. Затем претерпеть гражданскую войну и разруху, в ожидании общемировой революции. Затем претерпеть уничтожение своих оппонентов из партии, а заодно и всех инакомыслящих ради чистки рядов и привития населению псевдокоммунистического мировоззрения. Затем, последовательно, претерпеть послевоенную разруху и трату неимоверных усилий и средств на создание военной машины, способной десятки раз уничтожить всё человечество (на полную утилизацию которой, кстати, потребуется на порядок больше средств и усилий, без чего, к сожалению не обойтись); на поднятие целины – обернувшееся уничтожением средне- и северорусской деревни; на добычу и экспорт неимоверных объёмов нефти и газа, упование на отдачу от которых вот уже несколько раз, начиная с 1973 года и заканчивая 2008 годом, отбрасывало страну назад, а по большому счёту и послужило если не единственной, то основной экономической первопричиной развала СССР.

Но в таком случае получается, что предложение о заблаговременном, покуда есть и финансы, и технические ресурсы, и, главное, время, переселении было не просто реальным, но ещё и гуманным. А по большому счёту – и профессиональным. Ибо, хотели бы того мои оппоненты из властных структур и их сторонники, или нет, но не желая, по началу, даже говорить об организованном переселении, они, в конечном счёте допустили вынужденное бегство за пределы области многих десятков тысяч человек.

656

Таким образом, внушая в течение нескольких лет населению области благую мысль о том, что они – специалисты и управленцы – ни за что не допустят снижения жизненного уровня камчадалов, они – эти самые специалисты и управленцы – во многом поспособствовали тому, что поверившие этим категорическим утверждениям люди остались без своих сбережений и потому не смогли покинуть Камчатку даже после того, когда захотели это сделать. Ну а сами эти специалисты-управленцы, в лице областной и окружной администраций, в октябре 1998 года, ввиду надвигающегося энергетического кризиса и необеспеченности населения отдалённых районов Камчатки продуктами питания, обратились к правительству страны и Президенту с призывом либо оказать региону незамедлительную помощь, либо срочно эвакуировать население региона.

К сожалению, и Правительство Е. М. Примакова, поднимающее в это время обрушенную дефолтом экономику России, и окончательно сломавшийся в борьбе за личную власть Б. Н. Ельцин, не решились пойти на нестандартное решение проблемы. Именно, к сожалению, ибо произведи Центр эту – эвакуацию – операцию за счёт замены прежней структуры территориально-административного управления областью, представленной 11 районными, одной окружной и одной областной администрациями одной губернской администрацией с одновременным назначением в отдельные «кусты» поселений (Елизовского, Начикинского, Большерецкого, Олюторского, Пенжинского и т. д.) полномочного представителя губернатора, как когда-то предлагал лично я, он – Центр – раз и навсегда бы избавился от необходимости содержать на Камчатке целую армию чиновничества. Не говоря уже о том, что он тем самым создал бы прецедент, благодаря которому в дальнейшем вполне успешно мог бы отказаться от изжившего себя института «автономных» округов. Создав взамен них на всём Крайнем Севере систему подлинных, а не декларативных «территорий традиционного природопользования» коренных малочисленных народов.

Однако Центр был занят поисками наследника «царю Борису», и потому пошёл простейшим путём. Однако к тому времени Чечня уже приучила руководство России откупаться от всего и вся контрибуциями за счёт народа, а не за счёт тех, кто постоянно ставил страну на колени. И потому должного решения так и не последовало. Ну а конечным результатом этого непродуманного, если не сказать – опрометчивого, шага стало превращение Камчатского края в самого большого (на душу населения) «деньгососа», выкачивающего из государственной казны, по разным оценкам, от 60 до 80 копеек из каждого рубля краевых расходов. И это действительно оказалось, как трубили

657

во всеуслышание два года тому назад все местные СМИ, победа обанкротившейся в своих потугах на самостоятельное решение социальных проблем Камчатки местной власти над ЦЕНТРОМ. То есть, не сумев за время от 1988 до 1998 годов просчитать грядущие перемены и вытекающие их перспективы и найти самостоятельного способа решения возникших по их же вине проблем, областные власти сперва слёзно попросили помощи у государства, а когда эту помощь получили, то тут же сообразили, что это самый удобный для них способ существования.

Но, согласитесь мой читатель, не вяжется всё это с утверждением о том, что самодостаточное развитие Камчатки может быть успешным только при достаточно большом – не менее 300 тысяч человек – населении. Правда, мне могут возразить, что, мол, во всём этом виноваты обстоятельства в лице дурно исполненной перестройки. Ну что ж, перестройка, а вернее сказать – разрушение всего и вся, свою и, безусловно, большую роль сыграла. Однако это не означает, что сам по себе тезис о необходимо большой заселённости изначально безупречен. И я попробую это показать.

А для этого обращусь к зарубежным примерам. Сорок лет тому назад, накануне первого энергетического кризиса, заставившего развитые страны перейти от безудержной эксплуатации природных ресурсов к их максимальному сбережению, Исландия, народное хозяйство которой базировалось и базируется до сих пор на освоении природных (прежде всего рыбных) ресурсов, занимала одно из первых, если не первое место по уровню проживания населения. Но, при этом, специально подчеркну, число жителей страны не превышало 220 тысяч человек. Спустя 20 лет, когда население Исландии выросло до 250 тысяч человек, она по этому показателю “откатилась” во второй десяток. Ну а сейчас, когда её население близко к 300 тысячам, она либо замыкает второй десяток стран, либо, скорее всего, спустилась в третий. И всё по одной простой причине – природных ресурсов на всех не хватает.

658

Предвижу возражение, так ведь в Исландии кроме рыбы и дешёвых энергоресурсов ничего нет, тогда как у нас, на Камчатке, ого как чего много! Однако, именно дешевизну энергетики местные экономисты считают едва ли ни главным условием эффективного развития экономики вообще и областной экономике – в частности. Однако, именно с энергетикой дела у нас обстоят самым неважным образом – дороже электроэнергия во всей России разве что только в Корякском автономном округе и на Чукотке. Нее так уж и много этих самых природных ресурсов на Камчатке. Лес – давно вырублен и выжжен. Оленьи пастбища и пахотные угодья запущены. Так что остаются недра, ресурсы которых, которых, по последним данным, оцениваются на сумму в 54 млрд. долларов.

Но так ли это много? Давайте посчитаем. Итак, допустим, что у нас, с учётом недоразведанных месторождений, зарыто полезных ископаемых на 60 млрд. долларов. Поскольку разрабатываться эти месторождения будут не все разом, а поочерёдно, на протяжении не менее 50 лет, то стоимость их годовой добычи можно оценить в 1,2 млрд. долларов дохода. Я говорю оценить, потому что оценить – это далеко не всегда получить в реальности. Напомню по этому поводу, что ни в бывшем СССР, ни в нынешней России ни одна пятилетка не была выполнена, ни одно производство не выходило на планируемую (оценочную) производительность. Допустим, также, что прибыльность добычи полезных ископаемых действительно составит те фантастические 20, а то и все 25%, которыми оперируют сторонники освоения недр. Пусть так. Но при этом не стоит забывать о том, что любая прибыль от горнорудной отрасли практически целиком и полностью уйдёт из региона. А потому, нам, камчадалам, в принципе важна не прибыль, а доходы от горнорудной отрасли. Из этого постулата и будем исходить.

Из оставшихся, за вычетом 20% прибыли, 1188 млн. долларов 35% уйдёт на уплату налогов, 30%, примерно, уйдёт на производственные расходы, 35% на налоги и 15% на заработную плату. При этом говоря о 15% заработной платы, я опять же сознательно преувеличиваю этот показатель, ибо на самом деле доля заработной платы в ВВП России на сегодня составляет 10–12%. Вот отчего, кстати, так рвутся к нам зарубежные инвеститоры – не только и не столько природные ресурсы их интересуют, сколько прибавочная стоимость, так как в развитых странах доля труда в ВВП достигает 28–33% и более.

Однако продолжим перекидывать косточки счетов дальше. Допустим, что из этих 15% заработной платы 10% достанется камчадалам,

659

хотя практика показывает, что владельцы производств предпочитают работать вахтовым методом, так как в этом случае заработная плата, социальные услуги и все прочие издержки сокращаются, как минимум, вдвое. И, следовательно, в области останется около 120 млн. долларов.

Но это, подчеркну, в случае изъятия всех, абсолютно всех тех полезных ископаемых, которые покоятся в наших недрах. А подчёркиваю я это потому, что извлечение тех или иных полезных ископаемых редко–редко достигает (нефть) 40–50% от их реальных запасов. К тому же, как показывает практика, запасы полезных ископаемых завышаются при разведке, как правило, вдвое. И, наконец, примерно половина имеющихся месторождений не будет разрабатываться по той простой причине, что это обойдётся дороже, чем закупать искомый – золото, уголь, нефть и т. д. – продукт. Так что, говоря окончательно, от добычи полезных ископаемых область в потенциале может иметь около 30 млн. долларов в год. Именно в потенциале, ибо я не учитывал все прочие промахи и издержки, неизбежно возникающие при реальном освоении ресурсов.

Конечно, если судить по самой цифре, то и это весьма приличная сумма. Но если вспомнить, что примерно столько же стоит 30 тыс. т минтая-сырца, то получается не ахти как и густо. Даже с учётом того, что самой области от рыбы перепадет также не более 20% от её реальной стоимости.

Итак, подведу итог, случилось то, что случилось. То есть, пока некто Быкасов пытался поделиться с местной элитой мыслью о том, что при той, предельно критической, ситуации, которая складывалась в стране, необходимо было рассматривать не только желаемые, но и самые худшие из возможных, варианты развития области, профессиональные чиновники и обслуживающая их экономическая наука, кроме модели экстенсивного освоения всех видов природных ресурсов никаких других вариантов развития Камчатки не видели. Более того, в ответ на моё предложение о всемерном освобождении единственно дееспособной – рыбной – отрасли от всех обременительных для неё функций (той же социальной сферы) с тем, чтобы эта отрасль могла если не уберечь область от экономической катастрофы, то, хотя бы, смягчить её отрицательные последствия, мне со всех сторон назидательно заявляли, что «на одной ноге» экономике Камчатки не устоять.

И ведь «угадали». Она, экономика, на «одной ноге» под грузом навалившихся проблем действительно не устояла. Но не потому, что нога была плоха, а потому что в отсутствие государственной поддержки, крах областной экономики был неотвратим. То есть слепая приверженность надуманной модели комплексного развития привела к тому, что если в 1995 году спад производства в головной – рыбной – отрасли региона составил 45%, то во всех нерыбных отраслях он достиг 80–95%. Именно слепая приверженность, подчеркну,

660

ибо даже после 1992, когда население всей страны разом лишилось всех своих сбережений, местный истеблишмент категорически утверждал, что положение в стране вот-вот стабилизируется и всё вернётся на «круги своя».

Ну а завершилось это всё тем, что в 1998 году руководство Камчатской области и отделившегося от неё Корякского автономного округа обратилось к правительству и президенту России с просьбой либо предоставить региону срочную экономическую помощь в снабжении топливом и продовольствием, либо приступить к немедленной эвакуации населения. И это обращение прозвучало именно от того самого руководства, которое за десять лет до этого категорически заявляло, что на переселение оно никогда не пойдёт. И которое спустя десять лет беспомощно разводило руками – ну кто бы мог тогда подумать, что такое может произойти?

Но ведь я же подумал. Почему? И вот тут-то, для ответа на этот вопрос, вновь придётся обратиться к личному образу мышления.

Дело в том, что человечество всю свою практическую и интеллектуальную деятельность осуществляет двумя основными способами: работой по установленным правилам, для чего каждый индивид проходит соответствующее обучение; и интуитивное постижение сути происходящих процессов с одновременным эвристическим нахождением решения надвигающихся проблем.

Ни один из этих двух способов не является лучшим или худшим. Вернее сказать, каждый из них хорош на своём месте и в своё время. То есть, когда ситуация стабильна и всё идёт своим чередом, первый способ, как отражение чисто профессионального подхода к достижению уже определённых целей и задач при помощи уже установленных алгоритмов их решения, явно предпочтительней первого, так как помогает избегать вольного или невольного волюнтаризма или, тем более, откровенного невежества. И на этой стадии развития ситуации интуитивный подход отходит на второй план.

Иное дело, когда ситуация резко, и для обычных профессионалов – неожиданно, меняется. Тут, во-первых, именно интуитивное ощущение перемен, могущих привести к кардинальным, а тем более – к катастрофическим, изменениям ситуации, призвано обнаруживать за внешне незначительными флюктуациями суть надвигающихся событий. А эвристически определённые решения будущих проблем должны быть, или, во всяком случае, могут стать, основными способами выхода из нестандартных положений.

Конечно же, сказанное вовсе не означает, что каждое интуитивно определённое изменение ситуации верно изначально, а эвристические

661

установленное решение единственно правильное. Однако и то и другое означает, что оба эти представления должны не отвергаться начисто, а подвергаться всестороннему и высоко квалифицированному (но не привычно профессиональному) анализу.

Но, кто, в таком случае, призван быть третейским судьёй? На мой взгляд, таковыми судьями могут быть не администраторы по должности, и не профессионалы по образованию, а люди, от природы наделённые системным мышлением. То есть люди, владеющие не тем, якобы, системным методом, которому пытаются обучить в вузах, и который на деле чаще всего оборачивается сведением в одну систему (кучу) всех данных, к исследуемой проблеме относящихся. А тем, по настоящему системным мышлением, благодаря которому между изучаемыми данными и явлениями устанавливаются очевидные, и, что намного более важно, неочевидные взаимосвязи и взаимоотношения. Как это произошло у меня тогда, когда я митинги в Фергане, Алма-ате и Сумгаите увязал с теми глубинными процессами, которые грозили сокрушить, и на самом деле сокрушили могучую державу. И как этого не произошло со всеми теми, кто бессистемно и огульно пытался отвергнуть мои представления только потому, что они были выведены не по «правилам». Не заметив при этом, что времени для соблюдения правил уже не было.

Впрочем, пора попробовать показать, почему мне, хотя я и уверен – не только мне, удалось предвосхитить развитие ситуации. Дело в том, что мне от природы присущ философский склад ума. Философский не в том обыденном смысле, когда философия понимается как одна из профессий (то есть как занятие, которому можно обучить), а в том смысле, что мною движет не столько стремление к познанию самих процессов и явлений, сколько тяга к выяснению причин их возникновения. И неважно, что этот философизм стихиен, неважно, что он недостаточно подкреплён соответствующими знаниями – важно то, что он есть.

То есть, говоря иначе, уметь философски подходить к той или иной проблеме бытия как и умение петь, рисовать, танцевать и так далее, – это природная данность. Ибо, продолжу сравнение, есть множество профессионалов (ремесленников, в лучшем смысле этого слова) обученных более или менее хорошо петь, рисовать, танцевать, но лишь отдельным индивидам тот или иной талант дан от природы. И обучение им нужно лишь для того, что бы отточить этот свой дар, и, при этом, не повторять, по незнанию, того, что уже было сделано до них, дабы не растрачивать даром силы и время.

662

Другое дело, что масштаб проявления любого дарования зависит не только от его природного уровня, но и от самой возможности его приложения. То есть, как образно сказал по этому поводу в своей повести «Яма» Куприн, самый выдающийся полководец всех времён и народов жил в Одессе, но он так и не попал на войну, а потому был и оставался до конца дней своих обычным портным. Так вот и я до конца своих дней останусь всего лишь стихийным философом.

Но поскольку я всё же философ, пусть бы и наивный, то в очередной раз осмелюсь предложить свои решения некоторых проблем.

Итак, предложение первое. Ввиду того, что мировое общество потребления, созданное «отличниками капиталистического труда» уверенно скатывается к экономическому кризису и политической анархии, следует как можно быстрее, и на законодательной основе, установить вдоль всех наших морских побережий 500-мильную зону экономических интересов России. Закрепив, тем самым за страной нефтегазовые ресурсы шельфа Северного Ледовитого океана и биоресурсы Баренцова, Охотского и западной части Берингова морей. Причём в качестве дополнительной меры следует предоставить Охотскому морю статус внутреннего, коим оно и является на деле, моря России.

Надо ли говорить, что уже только одним этим жизнь нефтяников, газовиков и рыбаков будет существенно облегчена, ибо им не надо будет в своих собственных водах, пересекать «государственную» границу, когда они будут добираться до места работы и обратно. Кстати, будь я Президентом с большой буквы (то есть, прежде всего, пекущимся об интересах граждан своей страны, а не чужих) я бы и в прочих зонах морских экономических интересов государственную границу для российских пользователей «отодвинул» до границ этих самых зон. А то ведь, мягко скажу, глупость какая-то получается – морская зона экономических интересов наша, но российские рыбаки в неё могут попасть только с разрешения пограничников и таможенников, которые, живя за счёт тех же рыбаков, прессуют их по полной программе.

Кстати, специально для «защитников» общегуманистических ценностей добавлю, что лично я что-то не помню, чтобы рыбаки Исландии (а также Канады, США, Норвегии и других стран), отправляясь ловить рыбу в своих собственных зонах экономических интересов, оформляли таможенные и пограничные бумаги. Да и в СССР, с его тотальной слежкой за всем и вся, рыбаки за пределы 12-мильной морской государственной границы плавали без всяких разрешений. И только доморощенные «демократы» опустились

663

до такой благоглупости, как установление таможенных заборов для жителей своей страны на своих же собственных акваториях. При том, что зарубежные пользователи в наши воды лезут беззастенчиво.

Кстати, 20 лет тому назад я уже предлагал сделать и то и другое. Однако тогда защитники «общемировых ценностей» яростно возмутились. Позабыв при этом, что когда Чили ввела 200-мильную зону, тоже, поначалу, было много недовольных. И ничего – примирились. И не просто примирились, а разобравшись, что к чему, буквально кинулись создавать эти самые зоны. Причём дело доходило до прямых военных действий, как, например, во время знаменитой «тресковой войны» в водах Исландии.

Примирятся и сейчас. Тем более, что этим шагом мы в зоны экономических интересов других стран – уже всё разграничено – не залезем. Ну а в том, что предложение это вполне осуществимо, сомневаться не приходиться, ибо нас в этом деле непременно поддержат Китай, США, Канада, Исландия, Англия, Испания, Франция, Дания, Испания, Португалия, Норвегия и некоторые другие страны, которые в преддверии всеобщего экономического кризиса свои собственные интересы наверняка предпочтут «общегуманистическим».

Предложение второе. Пора, пока не поздно, нам просто необходимо создать экономический кордон на границе с Китаем. Давно пора, ибо совершенно ни к чему нам изо всех сил помогать развивать чужую экономику – свою следует восстанавливать. Да и вообще, где и почём покупать ресурсы – это дело самого Китая. Пусть покупают пока (пока действуют не от большого ума заключённые долгосрочные договоры) и у нас, но за полную цену.

И уж совершенно точно не стоит делать ставку на китайских мигрантов, как призывают некоторые, мягко скажу, горе-эксперты. Однажды мы уже обожглись на этом, когда в конце XIX – начале XX веков мигранты из Китая заполонили было территорию Приморья и Приамурья. Настолько заполонили, что когда власти России повернулись-таки лицом к интересам собственного народа, то в считанные дни было вырезано около 5 тысяч китайцев – до того они допекли местных жителей. Так что не стоит повторять ошибку вековой давности, ибо кончится это либо очередным взрывом, либо полным порабощением нашего населения. И третьего не дано по определению.

Предложение третье. Если уж и стоит пойти в чём-то навстречу интересам пресловутого «мирового сообщества», так это в решении экологической проблемы. То есть, почему бы России не объявить, что она постепенно, но не затягивая на десятилетия, превратит свой Крайний

664

Север и все приравнённые к нему территории Сибири и Дальнего Востока из региона поставок за рубеж леса, газа, нефти, каменного угля и всего прочего, в общемировой экологический резерват. Заменив, при этом, во всём этом регионе институт автономных округов и республик, на институт территорий традиционного природопользования. С тем, чтобы проживающее на этих территориях коренное население безраздельно владело и распоряжалось своими землями со всеми их ресурсами, передавая эти ресурсы, если уж так захочется, в концессию на выгодных для себя условиях.

То есть, говоря проще, этим шагом мы говорим мировому сообществу – мы будем обеспечивать вас чистым воздухом, чистой водой и экологически чистыми продуктами питания, а от вас требуем (требуем, а не просим) только одного – не лезть с поучениями о том, как нам надо жить. И это требование тем более корректно, что этому самому мировому сообществу вовсе не грех поначалу разобраться в своих собственных экономических, социальных и экологических проблемах.

Кстати, специально добавлю для излишне «зелёных» и чрезмерно пекущихся об экономических интересах других стран, что превращение северных территорий в общемировой экологический резерват вовсе не означает, что там ничего не будет добываться. Это значит лишь то, что там, по новейшим технологиям и с соблюдением самых строгих экологических норм, будут использоваться только те ресурсы (и только в том количестве) которые нужны России. Не «мировому сообществу», а только и только России.

Что же касается возможных упрёков этого самого «мирового сообщества» в эгоизме, то в ответ можно заявить – вы четверть века тому назад помогли развалить СССР – и теперь имеете проблем больше, чем потеряли. Во всяком случае, вы – западный мир – оказались в той же самой ситуации, в которой оказался (один на один с национализмом и терроризмом) тогда СССР. Так что если вам и нужно кого-то в чём-то упрекать, то для этого у вас есть ваши собственные (пусть бы и более профессионально подготовленные, вроде пресловутого З. Бжезинского, но столь же неумные как и наши) «отличники» от политики, которые сознательно и старательно взращивая на территории СССР национализм и терроризм, так и не поняли, что Земля круглая, а потому выпущенная стрела всегда возвращается к незадачливому стрелку в спину. Вспомните 11 сентября 2001 года, господа.

665

Предложение четвёртое и последнее. Почему бы нашим руководителям, не воспользоваться моментом, и слегка не «похулиганить». Например, начать демонстративно открытые переговоры с Молдавией о том, что они признают Приднестровскую республику, а мы, взамен, посодействуем ей в том, чтобы она территориально вышла к черноморскому побережью в районе устья Дуная. То есть, говоря иначе, почему бы не предложить Молдавии отделить самостоятельным Приднестровьем эту межустьевую территорию от Украины, которой она досталась вовсе не по праву.

Что же касается реакции на это наших «западных друзей», то это не мы виноваты в том, что в Лондоне и Париже жгут магазины и автомобили, а в Греции и Испании вот-вот могут произойти дефолты. И не надо о международных нормах и прочих «дипломатических» экивоках. Вспомним лучше о том, что западные страны 20 лет тому назад воспользовались моментом и помогли нашим «отличникам» сокрушить СССР. Так что не грех использовать случай, коль скоро он выпал, и нам. Получится или нет – это другое дело. Но напомнить нашим «лучшим друзьям» лишний раз о том, что бумеранг имеет свойство возвращаться, будет весьма полезно.

Такие вот мысли напрашиваются в связи с 20-летием крушения одной из самых великих империй в истории человечества. И если лично я и сожалею о чём-то, то вовсе не о том, что она рухнула. А о том, что в России на тот момент к власти пришли люди, думавшие либо о своих корыстных интересах, либо об интересах пресловутого «мирового сообщества» Тогда как думать надо было о том, как этот крах обернуть на пользу самой России. А польза могла быть несомненной, поскольку, освободившись от непомерного груза по содержанию союзных республик и коммунистического движения в десятках стран мира, Россия могла бы стать процветающей страной.

Впрочем, на этом я и остановлюсь. Ибо это уже история, которую писать придётся людям не моего поколения. С меня же достаточно и того, что я хоть что-то попытался сделать. Другое дело, что кремнёвыми наконечниками полемических стрел, несмотря на всю их остроту, броню официоза пробить невозможно. Тут была нужна обычная верёвочная праща, снаряжённая мощным булыжником, которая бы сокрушила не саму броню, а её носителя. И таковая праща, умело свитая из наших «отличников» от экономики и политики, и заряжённая «булыжником народного недовольства» своё дело – разрушение СССР – сделала. Хотя явно не этого хотели полные детского энтузиазма обычные москвичи и питерцы, толпами выходившие на площади и улицы столицы в поддержку демократии. Однако простим им этот грех, ибо они, будучи в политике даже не школьниками, а детсадовцами, которых на прогулку выводят взявшись за руки, не ведали, что творят.

666

На этом я и завершу свои несколько сумбурные заметки о времени, о событиях, о людях, и о себе. Может быть, да что там может быть – так оно и есть, заметки покажутся излишне предвзятыми. Но варясь в сгустке предвзятых мнений и суждений о путях развития страны и Камчатки, избежать предвзятости практически невозможно. Ну а поскольку в мою задачу не входила цель всех и во всём поучать – я всего лишь хотел попробовать всё и всех расставить по местам – то это не такая уж большая вина.