14 октября (здесь и далее – по старому стилю – В. Б.) 1737 года С. П. Крашенинников высадился на камчатскую землю. Спустя неделю, 22 октября вечером, он на батах прибыл в Большерецк. И уже на следующий день у него началась напряжённая, и в то же время очень продуктивная, работа по сбору самого разнообразного фактического материала. Сопряжённая как с частыми и длительными поездками по полуострову, так и с другими, в том числе и мало связанными, а то и вовсе не связанными с непосредственной научной деятельностью, делами.

Дел же, надо сказать, у пытливого студента Императорской Академии наук (так официально именовалась должность С. П. Крашенинникова в табели о рангах Второй Камчатской экспедиции) оказалось предостаточно. Так, уже в первый месяц пребывания в Большерецке, он, наряду с описанием растений и животных окружающей местности, составил вокабулярий местного диалекта ительменского языка. 14 ноября он написал свой очередной – пятый – рапорт И. Гмелину и Г. Миллеру, в котором со слов очевидцев досконально описал эффекты и последствия землетрясения 6 октября 1737 года.

19

17 ноября, он попросил, чтобы для восстановления событий времён покорения Камчатки, к нему в Большерецк прислали старожилов, а для описания обычаев и устоев жизни коренных жителей – «лучших» людей из числа ительменов. И во исполнение этой просьбы уже 18 ноября к нему прибыл 70-летний служивой Михайло Кобычев. От которого (и от других старожилов Большерецка) С. П. Крашенинников получил первые сведения о том, кто из русских с самого начала бывал на Камчатке, кем она и как была завоёвана, отчего она называется Камчаткой, а также о приказчиках, которые в разное время побывали на полуострове, и о бунтах служивых людей и ительменов. Позднее, на основе этих данных и, отчасти, по имеющимся в Большерецке, Верхне-Камчатске и Нижне-Камчатске архивным документам, он составил подробную историческую сводку на все эти темы по 1724 год включительно. Ну а после 23 декабря, когда приставленный к С. П. Крашенинникову служивой Пётр Евлантьев привёз с Авачи в Большерецк ительменского тойона Тырылку, он, со слов последнего, сочинил описание об «иноземческой» вере, о праздниках ительменов, об их свадьбах и обрядах.

Одновременно со всем этим, С. П. Крашенинников оборудовал метеорологический пост и начал проводить регулярные метеорологические наблюдения. Причём для того, чтобы в его отсутствие наблюдения не прерывались, он «затребовал» себе в помощь служивого. И 27 ноября к нему от Большерецкой приказной избы был прислан для производства метеорологических обсерваций Иван Шангин. Но, поскольку, как выяснилось, И. Шангин «писать весьма худо умеет» то С. П. Крашенинников: «потребовал словесно от прикащика Большерецкого острога Андрея Шергина заменить его служивым, умеющим писать» [9, с. 560]. Таким человеком оказался Степан Плишкин, которого С. П. Крашенинников и обучил производству метеорологических обсерваций.

То есть, как можно видеть, помимо оборудования метеорологического поста и проведения метеорологических наблюдений, С. П. Крашенинников занимался ещё и обучением малограмотных казаков (служивых людей) этому делу. А ммента для него началсь ую землю. адемииисании его аршрута в целоежду всем этим делами и занятиями, он составил, по расспросным данным, предварительный список «горячих ключей» и «горящих сопок» и также наметил план рабочих экспедиций вглубь полуострова. Которого он, кстати, впоследствии придерживался практически полностью, лишь изредка отклоняясь от него в некоторых деталях.

К числу объектов, которые намеревался увидеть и описать пытливый студент, относились «тёплые воды» реки Большой (Начикинские термальные источники) и «востроверхая» Авачинская сопка, извержение которой произошло летом 1737 года. К ним он и отправился в первую очередь, как только все подготовительные работы были завершены, а организационные проблемы улажены. Подробное описание этого первого рабочего вояжа С. П. Крашенинникова по полуострову и является первоочередной задачей предлагаемой статьи.

Актуальность реконструкции этого маршрута (как, впрочем, и всех остальных поездок С. П. Крашенинникова) определяется недавним 300-летним юбилеем со дня рождения выдающегося натуралиста. А её необходимость подкрепляется тем, что за четверть тысячелетия со дня выхода в свет знаменитого «Описания земли Камчатки» ещё никому, насколько мне известно, не удавалось восстановить этот путь студента без существенных отклонений от реальности. Что, нельзя не отметить, просто поразительно. Особенно учитывая, тот факт, что С. П. Крашенинников в своей книге, рапортах и письмах расписывает свой путь мельчайших подробностей.

Таким образом, целью предлагаемого исследования является исправление наиболее очевидных огрехов моих предшественников и восстановление если не всех, то самых основных деталей первого маршрута С. П. Крашенинникова по Камчатке. Но прежде чем приступить к делу, подчеркну, что этим путём бывший студент в разное время проезжал (туда и обратно) шесть раз. Причём единственным, пожалуй, отличием всех остальных пяти проездов по этому маршруту является то, что после первой своей поездки он больше никогда не заезжал ни на Начикинские, ни на Большебанные термальные источники. Вот отчего, дабы в дальнейшем не было нужды прибегать к повторению уже сказанного, все поездки С. П. Крашенинникова по этому маршруту объединяются мною в одно общее описание. Впрочем, на этом предуведомлении я и завершу вводную часть и перейду к самому маршруту.

От Большерецка до «горячих вод» реки Бааню и оттуда до острожка Мышху

Сообразуясь с планом своих поездок по полуострову, С. П. Крашенинников, в самом начале декабря 1737 года, направил в Большерецкую приказную избу требование (рапорт), в котором сообщал, что в скором времени он намерен поехать из Большерецка к «тёплым водам», расположенным на правом берегу реки Большой (то есть к нынешним Начикинским термальным источникам), а оттуда к – к Авачинскому вулкану.

20

А сразу же после возвращения он предполагал направиться к термальным источникам, расположенным в бассейне реки Паужетка, близ Курильского озера.

В связи с этим, он просил, чтобы, в соответствии с выданным в канцелярии Охотского порта послушном указе её Императорского величества, ему выделили столько санок с собаками (собачьих нарт), чтобы на них можно было перевезти 20 пудов клади (вместе с ним самим), ибо, по камчатским меркам («по объявлению здешних жителей», как он писал) на одних нартах свыше пяти пуд не возится. А в придачу к этому он запросил под казённые вещи одну нарту, одну нарту под «пищика» (писаря), да двум служивым человекам одну нарту на двоих.

То есть, уточнил С. П. Крашенинников, ему для этих поездок требуется четыре нарты для него самого и его вещей, одна нарта для писаря, две нарты под инструменты и экспедиционное имущество и одна – для двух служивых людей. При этом, для оплаты предстоящей экспедиции, он просил выделить «повёрстные по плакату деньги» (проездные, которые специально для такого случая откладывались на счёт Камчатской экспедиции из доходов камчатских питейных заведений), в получении которых он выдаст расписку. Ибо, без этих средств, как он подчёркивал, ему нарт и каюров никто не даст.

Кстати, вот это обычное для того времени «требование» студента (всего лишь студента) наглядно показывает как далеко назад откатилось в нашей стране отношение власть предержащих к науке в целом и к научным сотрудникам в частности, которые в настоящее время практически не имеют возможности выезжать для проведения полевых работ.

Таким образом, помимо чисто научных занятий, студенту Академии наук приходилось вникать ещё и в чисто хозяйственные и административные нужды. И так продолжалось вплоть до 17 января 1738 года, когда в 5 часов после полудня С. П. Крашенинников выехал, наконец, из Большерецкого острога. Однако первоначальный план этого маршрута был им несколько изменён, так как во время подготовки к этой поездке любознательный студент прослышал о существовании «тёплых вод» на реке Бааню и вознамерился их посетить. Что он и осуществил.

Впрочем, приведу свидетельство самого С. П. Крашенинникова.

«1738 году генваря 3 дня требовал я от Большерецкой приказной избы, чтоб ко мне прислана была ведомость, сколько имеется иноземческих острожков под ведением Большерецкого острога, на каких они реках построены. Сколько в каждом острожке ясашных иноземцов, и сколько в них собольников и лисичников, и сколько человек бобрами или кошлоками ясак платят, и как каждого острожка тоионы называются, понеже самому о сём никак уведомиться нельзя, а ежели б самому оное от иноземцов выспрашивать, то б надлежало со всех острожков тоионов в Большерецк собирать, потому что всякой тоион только о своём острожке и то с нуждою сказать может, для того, что щитать не очень умеют.

Генваря 5 дня получил от Большерецкой приказной избы письменное известие, в котором написано, что де к моему поезду подводы от закащика отправлены будут, а прогонные де деньги отданы будут от Большерецкой приказной избы иноземцам по справке, а ныне де в Большерецкой избе известия не имеется, сколько где вёрст.

Генваря 17 дня в 5 часов по п(олудни) поехал я из Большерецкого острога к горячим ключам с пищиком (Осипом Аргуновым – Б. В.) с толмачём да с двумя служивыми на пятерых санках, а имянно под себя взял трои санки, под пищика и под служивых одни санки, а чинение метеорологических обсерваций поручил служивому Плишкину. И того дня ночевал в Сикушкином острожке, которой имеется верстах в 5 от Большерецкого острога» [10, с. 562–563].

Итак, первый поход С. П. Крашенинников по полуострову начался. И остаётся только внимательно отследить все основные вехи и детали этого пути, памятуя при этом, что практически все мои предшественники прорисовывали этот и другие маршруты С. П. Крашенинникова по полуострову с весьма и весьма серьёзными отклонениями от реальности. В частности, почти все они прорисовывали его маршруты по восточному побережью Камчатки вдоль берегов Кроноцкого, Камчатского и Озерновского полуостровов (рис 1, рис. 2), а не поперёк их оснований, как это было на самом деле (рис. 2г). И почти столь же единодушно они привязывали пересечения С. П. Крашенинниковым Срединного хребта к долинам рек Воровской и Крутогоровой (рис. 1, рис. 2), хотя в «Описании земли Камчатки» ясно указано, что бывший студент все три раза на этом пути проезжал через Срединный хребет по долине реки Облуковина (рис. 2г).

Понятно, конечно же, что отчасти таковое искажение первичного материала объясняется не всегда понятными для восприятия языком и манерой изложения материала самим С. П. Крашенинниковым. Существенную лепту в эту неразбериху внесло также и недостаточное знание многими исследователями, особенно историками и краеведами, природы Камчатки. Но всё же самая главная причина большинства заблуждений заключается в невнимательном прочтении «Описания земли Камчатки», поскольку в нём все основные детали и особенности поездок описываются почти с предельной, вплоть до указания часа выезда из одного пункта и приезда в другой, полнотой и точностью.

Кстати, именно этими обстоятельствами, если говорить о методологии данной работы, и объясняется обильное использование цитат, ибо без этого разобраться с тем, в чём же конкретно заключается неточность переложения данных С. П. Крашенинникова

21

просто невозможно. Немаловажно при этом и то, что дословное приведение высказывания бывшего студента изначально отсекает обвинения в искажении используемой информации, и, тем самым, уберегает от излишней, если не сказать – ненужной, полемики. Ну и, наконец, говоря о преимуществах использования прямой речи, стоит напомнить, что далеко не у каждого читателя имеется под руками столь редкостная книга, как «Описание земли Камчатки», а потому цитирование предоставляет ему возможность самому разобраться в сути дела.

Но вернусь к самой поездке. Вот что пишет о ней сам С. П. Крашенинников в своём шестом рапорте И. Гмелину и Г. Миллеру:

«…Будучи в означенном пути, сочинил я описание дороги, по которой из Большерецка до горячих ключей, и оттуда до горячей речки и до горящей горы ехал, в котором объявлено, когда поехал и когда на стан стал, и сколь рано со стану поднялся, которое описание при сем репорте прилагается» [9, с. 564].

То есть, как можно видеть, С. П. Крашенинников извещает своих наставников о том, что он весьма подробно описал весь свой первый маршрут. Вот на основе этого рапорта и прилагаемого к нему “Описания пути от Большерецкого острога вверх по Большей реке до тёплых вод и оттуда до имеющейся на Аваче реке близ её устья горелой сопки” [10] и будет произведена реконструкция первого маршрута бывшего студента.

Однако прежде чем перейти к заявленной теме, следует определиться с Большерецким острогом. Поскольку именно от этого острога начинались и здесь же заканчивались все маршруты бывшего студента Академии наук. И поскольку практически все, в том числе и самые титулованные, исследователи абсолютно неверно привязывают тогдашнюю «столицу» Камчатки к пространству. Начать же это определение места следует с характеристики реки Большой, или, по-современному, реки Плотникова, на которой стоял Большерецк.

«Большая река, которая от природных тамошних жителей называется Кыкша, пала устьем в Пенжинское море в ширине 52°45′. Устье её от усть-Тигиля к югу почитается в 555 верстах по большей части мерных. Она течёт из озера, которое от устья её к востоку во 185 верстах. Большею для того называется, что из всех рек, впадающей в Пенжинское море, по ней одной от устья до самой вершины можно ходить батами, хотя и не без трудности: ибо она имеет течение быстрое не токмо от знатного наклонения места, по которому бежит, но и от островов, которых на ней такое множество, что с одного берегу на другой переехать трудно, особливо там, где она течёт ровными местами. На устье она во время морского прилива весьма глубока, так что можно свободно входить во оную и большим судам: ибо морской прилив около полнолуния и новолуния без мала на 9 парижских футов, или на 4 аршина русских примечен» [8, с. 114].

К сказанному, для вящей полноты и определённости, остаётся добавить, что в настоящее время рекой Большой именуется тот общий водоток, который образуется в результате слияния в одном месте сразу трёх – Быстрой, Гольцовки и Плотниковой – рек. И ещё раз подчеркнуть, что Большерецк со дня основания и вплоть до 1928 года стоял на островах между реками Гольцовкой и Быстрой (рис. 2г, рис. 3).

Подчёркивать же это приходится потому, что комментаторы «Описания земли Камчатки» располагают бывший Большерецк и на месте современного Усть-Большерецка, расположенного в 10 км от морского побережья (рис. 1); и на месте нынешнего села Кавалерское, расположенного на северном берегу реки Быстрой, почти напротив прежнего расположения острога, куда он частично был перенесён в 1928 году (рис. 2а); и даже на месте ныне нежилого Большерецка, некогда стоявшего на морской косе в 40 км от современного Усть-Большерецка (рис. 2б). Хотя в самом начале «Описания земли Камчатки» по этому поводу написано:

«От устья реки Быстрой следуя верх по Большей реке первая знатная речка Гольцовка, которая пала в Большую реку с северной стороны версте в полуторе от Быстрой. Между сими реками стоит российский острог, Большерецким называемой. Верстах в 3 от Гольцовки, на южном берегу Большей реки есть Герасимова заимка, а в ней один двор, одна юрта: в версте от оной, на острову Большей реки камчатский острожек называемой Сикушкин, при котором есть и изба казачья» [8, с. 118].

А в самом её конце ещё раз повторяется:

«Большерецкий острог стоит на северном берегу Большей реки между впадающими во оную посторонними реками Быстрою и Гольцовкою в 33 верстах от Пенжинского (Охотского, В. Б.) моря. Крепость во оном остроге четвероугольная, во все стороны по 10 сажен, с востоку и северу огорожена палисадником, южную и западную стену составляет строение, а имянно: ясачная изба, аманатская казёнка, между которыми зделан двоежилой анбар для содержания аманатской юколы да двоежилой

22

анбар, в котором ясашная казна хранится. Вход в острог с западной стороны небольшими воротцами. За острогом строения часовня, что ныне уже церковь, во имя Николая чудотворца, с колокольнею на столбах, а при ней церьковный анбар: обывательских домов по разным островам тридцать, кабак с винокурнею, служивых 45 человек, да казачьих детей положенных в подушной оклад, которые однакож служат вряд ли с казаками, 14 человек» [8, с. 500–501].

Так что действительно многие исследователи не смогли правильно прочитать С. П. Крашенинникова. И этому остаётся только удивляться. Ну и, разумеется, исправлять, коли уж они появились, вольные или невольные заблуждения.

Что же касается самой поездки, то об её начале С. П. Крашенинников пишет так:

«Гольцовка речка, от Большерецкого острога в 1 версте, вышла с правой стороны верстах в 90 из хребта и близ переезду в Большую реку впала. У устья сей речки спустились на Большую реку и ехали по ней до нижеозначенного острожка» [10, с. 646].

То есть, повторюсь ещё раз, Большерецк действительно стоял между устьями рек Быстрой и Гольцовки, так как Сикушкин острожек располагался на одном из островов реки Большой (Плотниковой), близ левого её берега. И потому, чтобы, едучи из Большерецка, в него попасть, действительно следовало пересечь русло реки Гольцовки (рис. 3).

Были в Сикушкином острожке в те времена две юрты земляные, в которых проживали ительмены, да одно зимовье служивого человека Андрея Верхотурова. Ясашных иноземцов в нём насчитывалось шесть человек, из которых двое по соболю, а четверо по лисице красной ясаку платили. А тойоном был Андреян Павлуцкий, который до крещения назывался Курухтачем. В острожек путники приехали около 7 вечера и здесь заночевали.

На следующий день, 18 января, около 7 часов утра, путники направились к Каликину (Опачину) острожку, отстоящему от Сикушкина острожка в 44 верстах. Поначалу они с версту следовали по самому острову, а затем, переехав левое русло реки Большой, выехали на тундру левого борта её долины. По пути они миновали сопку Ашипакучь (Лисью), расположенную от Сикушкина острожка в 20 верстах на правой стороне Большой реки в верстах в 5 от дороги, а также устье реки Карымчины, которая в 13 верстах выше от сопки Ашипакучь впадает в Большую реку с левой стороны. И, наконец, за четыре версты до конца перегона они спустились на Большую реку и по ней подъехали к Каликину острожку.

Острожек этот во времена С. П. Крашенинникова располагался в 6 верстах выше устья реки Карымчины на левой стороне Большой и Банной рек, в месте их слияния (рис. 2г). И я намеренно заостряю на этом факте внимание, так как многие исследователи привязывали первоначальное местоположение острожка к правому берегу реки Большой (Плотникова) – то есть к месту расположения современного села Апача.

Из строений в острожке было 2 земляные юрты и 4 балагана, в которых проживало девять человек ясашных иноземцов: трое собольников и шесть – лисишников. Тойоном был Василей Чириков, который до крещения назывался Опача.

В острожек путники приехали 18 января в 4 часа пополудни и были вынуждены пробыть в нём до утра 20 января, так как при следовании «по кочкам и колдобинам» разбился термометр, взятый С. П. Крашенинниковым с собою в дорогу. А потому он послал одного служивого назад в Большерецк с письмом к Степану Плишкину, в котором наказывал последнему переслать ему другой термометр, предварительно завернув его в хлопчатую бумагу и уложив в сумку с хлопчатой бумагой. И вечером 19 января новый термометр был привезён в Каликин острожек.

На следующий день, около 8 часов утра, нартовый караван направился вверх по реке Бааню, впадающей в реку Большую возле Каликина (Опачина) острожка, к горячим ключам.

«Бааню речка, которая почитается за россошину Большей реки, особливо достойна примечания потому, что вверху её кипячие ключи находятся. Она пала в Большую реку с южно-восточной стороны в 44 верстах от Большерецка. На устье её стоит Каликин или Опачин острожек, от которого до горячих ключей по моему счислению вёрст с 70. Оных ключей по обеим сторонам речки Бааню довольно, однако больше их на южном берегу, нежели на северном, для того, что там ровное место», – сообщает С. П. Крашенинников об этой речке и о Каликином острожке в самом начале своей книги [8, с. 118].

Более подробно обо всём этом С. П. Крашенинников пишет в своём шестом рапорте И. Гмелину и Г. Миллеру:

«Из Каликина острожка поехал я 20 дня генваря вверх по впадающей в Большую реку немного повыше острожка Бааню речке, в которую текут горячие ключи, и следующего 21 дня генваря к означенным ключам приехал.

23

            Будучи у горячих ключей сочинил я описание оным ключам на латынском языке и зделал план, а теплоту оных освидетельствовал термометром, которое описание и план при сем репорте прилагаются.

От горячих ключей того же дня под вечер возвратился, а ночевать у оных никоими мерами невозможно было, потому, что лесу близ их, кроме мелкого тальнику, не имеется, а сверх того мороз на ветре был, что с великою нуждою день промедлить могли и каюры все, не выключая ни одного, ознобилися, также и некоторые из служивых.

Генваря 22 дня ехали мы через хребты и выехали на Большую реку верстах в 7 ниже озера, из которого Большая река вышла. И ехали вниз по ней до Мыхшу острожка, в которой того же 22 дня приехали около полуночи» [9, с. 563].

В принципе, данная выдержка предельно коротко и почти абсолютно точно описывает истинный путь С. П. Крашенинникова от Каликина острожка к острожку Мышху с заездом на Большебанные источники. Так что на этом вполне можно было бы остановиться и перейти ко второй части пути С. П. Крашенинникова.

Однако, во-первых, многие исследователи (рис. 1, рис. 2а, рис. 2в) прочерчивают дорогу бывшего студента от Каликина (Опачина) острожка до острожка Мышху (Начикинского) по реке Большой (Плотниковой) – то есть без ответвления по реке Бааню к расположенным в её верховьях «горячим водам». Хотя и отмечают при этом, что С. П. Крашенинников в ходе этой поездки посетил Большебанные источники.

Однако, во-вторых, хотя в уже приводимых выдержках и говорится о том, что С. П. Крашенинников пересекал хребет между реками Бааню и Большой, но описания пути, которым он проехал от реки Бааню к острожку Мышху, не приводится. А потому возникает необходимость реконструкции и этой части дороги.

Итак, переехав Бааню речку в самом её устье, нартовый караван направился вверх по её правой стороне. Поначалу путь проходил «чистыми местами» – то есть равнинной тундрой, на которой кое-где произрастает редкий березняк. Проехав 15 вёрст, путники пересекли устье Копиан протоки, и, проехав ещё около 2 вёрст по правому берегу реки Бааню, спустились на её русло. По руслу они ехали, пересекая иногда самые большие речные петли, до речки Калкатыж (ныне река Купёнок), которая, начинаясь в 10 верстах справа от реки Бааню, впадает в последнюю в 14 верстах от начала Копиан протоки. Проехав далее от реки Калкатыж некоторое расстояние тундрой, путники вновь спустились на речку Бааню и ехали по ней до устья Кадыдак реки.

«Кадыдак речка, от Калкакыжа речки верстах в 5, вышла с правой стороны верстах в 20 из хребта», пишет далее С. П. Крашенинников [10, с. 648].

Судя по всему сказанному ранее, речь в данном случае идёт о современной реке Сарайной. И это тем более верно, что далее С. П. Крашенинников сообщает: «Ачкуж речка, от Кадыдака верстах в 4, вышла с правой стороны верстах 5 из хребта и близ переезду (через неё, В. Б.) в речку Бааню впала» [там же, с. 648], ибо таковая речка действительно существует на данном месте.

Следующая речка, о которой упоминает С. П. Крашенинников – Пидака, длиной всего лишь в 3 версты, впадает в реку Бааню с левой стороны в 6 верстах выше устья реки Кадыдак. И удостоена она упоминания лишь только потому, что против устья этой реки путники вновь спустились на русло реки Бааню и, проехав по нему ещё с 3 версты вверх, остановились (около 4 часов пополудни) на ночлег.

На другой день, 21 января, в 4 часа поутру, путники отправились в дальнейший путь. Проехав протоку Чаажу, устье которой отстояло от места ночлега на 2 версты, а начало – в 4 верстах, они добрались до Кодыдугу речки, которая в 10 верстах от протоки Чаажу, с правой стороны близ переезду через неё в речку Бааню впала. При этом если до начала протоки Чаажу путники ехали рекою, то далее, вплоть до самых горячих, ключей они добирались «чистыми местами» по правой стороне Бааню реки.

Ещё через 8 вёрст нарты подъехали к Ангыя речке, – «…которая вышла с правой стороны верстах в 12 из хребта и в полуверсте от переезду через неё в речку Бааню впала» [там же, с. 648]. И, наконец, проехав ещё 3 версты, путники подъехали к Большебанным (так они называются ныне) термальным источникам.

«Горячие ключи от Ангыя речки верстах в 3, текут с обеих сторон в Бааню речку ручьями, из которых иные из утёсу, а иные из ровного места вышли. Во всех ключах кипячая вода, в которой мясо очень скоро варится. Ключей здесь великое множество, из которых иные большие, а иные малые. У больших ямы, из которых (ключи, В. Б.) бьют, в длину аршина по два и по сажени, а в ширину аршина полтора», – пишет С. П. Крашенинников [там же, с. 648].

24

Что же касается пребывания у самих «горячих ключей», то в своём «Шестом рапорте» С. П. Крашенинников сообщает, что прибыв к ключам около 8 часов утра, он до 5 часов вечера производил их описание, составлял план и замерял температуру воды. Однако на ночлег здесь путники не остались ввиду сильного мороза с ветром и отсутствия хороших дров для костра. Так что, закончив описание, С. П. Крашенинников и его спутники отправились в обратный путь и остановились для ночёвки на прежнем своём ночном стане, на который они приехали около 11 часов ночи.

На следующий день, 22 января, около 7 часов утра, С. П. Крашенинников поехал вниз по реке Бааню той же дорогой, которой, по его выражению «и вперёд ехали». А затем путники проследовали вдоль реки Ачкуж далее вплоть до реки Кадыдак (речки Сарайной), мимо устья которой они проехали двумя днями ранее.

Вот тут-то и начинаются первые разночтения в исходных текстах самого С. П. Крашенинникова. Например, в «Описании пути от Большерецкого острога…» он пишет:

«Со стану (на реке Банной, В. Б) поднялись генваря 22 дня поутру около 7 часов и ехали до Ачкужи речки тою же дорогою, которою и вперёд, а оттуда вверх по Ачкажу до её вершины, которая прилегла к Кадыдаку речке. От вершины её ехали вёрст с 5 вверх (на самом деле – вниз, Б. В.) по Кадыдаку до устья нижеописанной речки.

Сингуда речка вышла с правой стороны верстах в 8 из хребта и впала в Кадыдак речку, пониже (на самом деле – повыше, но об этом попозже – Б. В.) устья сей речки. Через Кадыдак переехав, поехали вверх по речке Сингуде. И ехали по ней до самой вершины.

Кадыдак речка (другой Кадыдак, и об этом также попозже – Б. В.) вышла из одного хребта с рекою Сингудою и от вершины верстах в 5 в Большую реку впала. По ней до самого её устья ехали, а от устья сей речки озеро, из которого Большая река вышла верстах в 7. Оное озеро длиною вёрст на 10, а шириною вёрст на 5. Немного пониже устья Кадыдака речки чрез Большую реку переежжали…» [10, с. 648].

Суть дела тут заключается в том, что во фразе – «От вершины её ехали вёрст с 5 вверх по Кадыдаку до устья нижеописанной речки», – С. П. Крашенинников оговорился, написав вместо «вниз» по Кадыдаку – «вверх». Поскольку, следуя вдоль небольшой реки Ачкуж (оставляя, при этом, её истоки справа), можно выехать, через невысокий и пологий увал, только к реке Кадыдак (современной Сарайной), в которую, примерно в 4 верстах ниже, а не выше, от места выезда, впадает река Сингуда (нынешний Халзан).

Упоминание об этой последней реке связано с тем, что именно по её долине испокон веков пролегала ительменская тропа от Опачина (Каликина) острожка к острожку Мышху. О чём, в частности, свидетельствует другой известный знаток природы и быта Камчатки Карл Дитмар [5, 566 с.]. А также В. Л. Комаров, который во главе ботанического отряда Камчатской академической экспедиции Ф. П. Рябушинского 28 августа 1908 года проследовал по этой тропе от Апачинских горячих ключей к селению Начики. Причём В. Л. Комаров отметил, что перевал Халзан, отделяющий реку Халзан от реки Уздец (современный Уздач), представляет собой неширокую пологосклонную седловину, сложенную мягкой дресвой, и поросшей альпийской и субальпийской растительностью [7, 429 с.]. Так что, добавлю от себя (а мне не единожды доводилось проходить описываемыми местами во время полевых работ), перевал этот, несмотря на свою относительно большую высоту (668 м над уровнем моря), вполне доступен для собачьих упряжек.

О том же, что С. П. Крашенинников действительно оговорился, можно судить по другим его словам: «С речки Бааню на Большую реку переезду через хребет не более 15 вёрст. А дорога оная лежит с Бааню по речке Ачкаж, которая в 25 верстах ниже горячих ключей, до её вершины, а оттуда вниз по речке Кадыдаку, которая пала в Большую реку верстах в 7 ниже озера, откуда Большая река вышла, до её устья» [8, с. 118–119].

Дело в том, что исходя из этих слов можно подумать, что нартовый обоз следовал по реке Ачкаж до самого перевала Халзан, спустился с него в долину того (второго) Кадыдака, который впадал в реку Большую в 7 верстах ниже Начикинского озера. На самом же деле путники сперва спустились по первому Кадыдаку (реке Сарайной) до реки Сингуды (Халзана), поднялись по ней к перевалу, преодолев который и начали спуск по второму Кадыдаку (Уздачу) к реке Большой.

Так что С. П. Крашенинников действительно ошибся, описывая эту часть пути через хребет. Как, кстати, ошибся он в определении длины этого пути через хребет, преуменьшив её ровно вдвое. О чём позволяют судить не только данные современных карт, но и собственное высказывание С. П. Крашенинникова по этому же поводу, приведённое им в его «Описании дороги…»: «21 января. От горячих ключей обратно до речки Ачкужа – 32 версты. 22 января, Мышху или Начикин острог – 34½ версты» [11, с. 202].

25

Но вернусь к ситуации с двойными названиями рек, из-за которой и произошли все эти недоразумения и оговорки. Дело тут заключается в том, что современную реку Халзан С. П. Крашенинников именует Сингудой, а современные реки Сарайную и Уздач – реками Кадыдак. Но если Сингуда просто имела два названия, то вот имя Кадыдак относилось им и к той реке, которая от перевала Халзан течёт на северо-восток и впадает в реку Большую ниже озера Начикинского; и к той реке, которая начинаясь возле Начикинского озера, течёт на юго-запад и впадает в реку Банную.

На первый взгляд, кажется, что в этом последнем случае бывший студент просто ошибся (оговорился), назвав совершенно разные реки одним и тем же именем. Однако если вспомнить, что на Камчатке присвоение (и коренными и пришлыми её жителями) двум разным, рекам одного и того же названия явление довольно обычное (Большая и Малая Чажма, Мутная-1 и Мутная-2 и т. д.), то, скорее всего, правильнее будет говорить о том, что в данном случае С. П. Крашенинников просто не очень аккуратно (без объяснения привходящих обстоятельств) воспользовался обоими именами. И тот факт, что вторая река Кадыдак одновременно именовалась им Уждачем, убедительно, свидетельствует в пользу этой точки зрения.

И действительно, вот что пишет С. П. Крашенинников о реке Уздач:

«Уждачь речка от Тукшама в версте, вышла с левой стороны, верстах в 7 из хребта и от переезду в полуверсте в Большую реку впала.

Горячая речка, от Уждача в полуверсте, вышла с правой стороны в полуверсте из болот и впала в протоку Большой реки» [10, с. 648–649].

Но именно вот эта привязка истоков Уждача к хребту (к перевалу Халзан, точнее), а его устья к «горячей речке», однозначно убеждает нас в том, что второй Кадыдак и Уждачь – это действительно одна и та же речка. Ну а всей сказанное вместе означает, что именно по рекам Халзану и Уздачу путники подъехали к руслу реки Большой в 7 (на самом деле – в 11) км от места её выхода из озера Начикинское. А значит, добавлю, двойное имя этой реки в те времена действительно имело место быть.

Правда, замечу, Начикинское озеро и по длине и по ширине ровно в два раза меньше, чем указывает (см. выше) С. П. Крашенинников. Но эта ошибка бывшего студента вполне извинительна, так как сам он на озере никогда не бывал, а увидеть его с перевала Халзан или из узкой межгорной долины реки Уздач, просто невозможно. Так что в данном случае он всего лишь воспользовался расспросными данными, а местные жители не очень-то хорошо разбирались в вёрстах и саженях.

Что же касается наименования С. П. Крашенинниковым современной реки Сарайной Кадыдаком, то это не выходит, как уже говорилось, за рамки обычного для Камчатки явления, когда близлежащие, но текущие в противоположные стороны, реки имеют одно общее название. Как, например, река Карымчина, впадающая в реку Паратунку, и река Карымшина, стекающая с северной стороны этого же хребта к реке Плотниковой. Или как две реки под названием Сугачь (Сугачю), принадлежащие бассейнам рек Плотниковой и Авачи. Впрочем, об этих двух последних реках речь пойдёт немного попозже.

Таким образом, всё сказанное подтверждает высказанное ранее суждение о том, что без сведения всех данных С. П. Крашенинникова воедино, и, главное, без их привязки к реальной ландшафтной обстановке, разобраться в отдельных деталях поездок бывшего студента просто невозможно.

Но вернусь к нашим путникам. Выехав к реке Большой в полуверсте ниже устья реки Уздач, они тут же переехали на ей правый берег, хотя, отмечу, левым её берегом ехать было и ближе и легче. И, надо полагать, сделано это было потому, что любознательному студенту не терпелось увидеть «горячую речку». Чуть выше устья реки Ибшакыгыжик, которая ниже Горячей речки верстах в 5 «вышла с левой стороны к реке Большой», путники вновь перебрались на левый берег реки Большой и тут же въехали в острожек Мышху, стоявшего в те времена чуть повыше устья реки Сокоч – правого притока реки Большой.

«На сей речке (Ибшакыгыжик, В. Б.) есть иноземческой острожек Мышху или Начикин называемый, в нём строения одна юрта и 12 балаганов. Ясашных иноземцев 7 человек, из которых один лисишник, да шесть человек собольников. В помянутой острожек, приехали ввечеру около 11 часов и в нём дневали» [10, с. 649].

Итак, первый проезд С. П. Крашенинникова от острожка Каликина к острожку Мышху, был совершён. И совершён, подчеркну лишний раз, через горный хребет (массив правулкана Шапочка). Подчёркивать же это приходится потому, что многие исследователи (рис. 1б, рис. 2а, рис. 2б) привязывают эту часть пути студента Академии наук к долине реки Большой (Плотниковой), которая огибает указанный массив с запада и с севера. Причём прорисовывают они этот путь без ответвления к Большебанным термальным источникам, хотя и отмечают, что С. П. Крашенинников эти источники посещал.

26

От острожка Мышху до Паратун острожка и обратно к Большерецку

На следующий день, 23 января, С. П. Крашенинников съездил к «горячей речке», расположенной выше по течению реки Большой (Плотниковой) в 5 верстах от острожка Мышху – то есть в том месте, где в настоящее время располагается посёлок бывшего Начикинского санатория. Здесь он произвёл описание источников, составил чертёж самих ключей и вытекающей из них «горячей речки», а также замерил температуру их вод.

24 января, поутру, С. П. Крашенинников отослал с нарочным термометр в Большерецк, а сам, около 8 часов, поехал «…к горящей горе, имеющейся на реке Аваче против Паратуна острожка». Но прежде чем перейти к описанию этой части маршрута С. П. Крашенинникова, стоит привести описание двух притоков реки Большой, ибо это поможет нам в последующем определиться как с дорогой к реке Аваче, так и с маршрутом по реке Большой, которым С. П. Крашенинников возвращался на обратном пути в Большерецк.

«От устья речки Бааню хотя и есть много рек, текущих в Большую реку с обеих сторон, однако примечания достойны токмо две, а имянно: Сутунгучу и Сугачь. Первая течёт¹ (¹в рукописи зачёркнуто: с северной стороны [л. 16 об.] – Ред.) в 22 верстах от устья Бааню, и знатна потому, что по ней есть на Камчатку летняя дорога, ибо вершины её прилегли к рассошинам Быстрой реки: а Сугачь речка от Сутунгучу верстах в 60 находится (на самом деле – вдвое меньше, В. Б.), и потому известна каждому из тамошних жителей, что по ней выежжают на реку Авачу, о которой ниже будет объявлено. Не доежжая за 7½ вёрст до речки Сугача, есть камчатский острожек Мышху, он же Начикин² (²Острожек Мышху в официальных ясачных списках значится Начикин – по имени тойона Начики [см. наст. изд., стр. 509]. – В. А.), которой стоит на южном берегу Большой реки над устьем ручья Идшакыгыжика, а в 5 верстах выше острожка горячая речка³ (³в рукописи зачёркнуто: Горячая речка, от Сутунгучу в 57 верстах, называние имеет от своей горячести [л. 16 об.]. – Ред.), которая также как и вышеобъявленные Сутунгучу и Сугачь реки течение имеет к северу, а до вершины её от устья не более полуверсты [8, с. 110].

К речке Сутунгучу я ещё вернусь, когда буду говорить об обратной дороге. А пока отмечу, что историки, географы и краеведы часть пути С. П. Крашенинникова от острожка Мышху к Паратун острожку прорисовывают не по рекам Сугачу, Коонам и Аваче, как написано в данном отрывке, а вверх по реке Плотникова и далее вдоль озера Начикинского к перевалу Быстринского хребта, а от него к ручью Начикинскому – одному из истоков реки Левой Быстрой, и, наконец, по этой реке к реке Паратунке (рис. 1. рис. 2а, рис. 2б). И, скорее всего, проводят так потому, что на картах этот путь выглядит более прямым и коротким.

Однако на используемых при этом мелкомасштабных картах, подлинный рельеф местности представлен настолько обобщённо, что позволяет выдавать желаемое за достоверное. А достоверным в данном случае является то, что частые снежные лавины, сходящие с крутых склонов гор, окаймляющих узкие долины ручья Начикинского и реки Левой Быстрой, представляют большую опасность, отчего местные жители этим путём если и пользовались, то крайне редко и только в исключительных случаях.

Но самое удивительное и непонятное во всём этом заключается в том, что исследователи полностью игнорируют данные С. П. Крашенинникова, который, следуя из бассейна реки Большой в бассейн реки Авачи и обратно по рекам Коонам и Аваче, всякий раз сопровождал свой отчёт об очередном переезде (а таких переездов, повторюсь, было 6) если не описанием, то, по крайней мере, упоминанием посещаемых мест и острожков.

Вот к самому первому и наиболее полному изо всех таковых отчётов [10] я и обращусь в целях восстановления пути бывшего студента от реки Большой до реки Паратунки. Причём поскольку первичный текст будет сопровождаться кратким комментарием, то, для удобства, они будут, как и прежде, выделяться курсивом. Тем более что установление идентичности описываемых мест и событий просто невозможно, как это было видно на примере с реками Ачкуж, Кадыдак, Халзан и Уздач, без приведения соответствующих мест из первоисточников.

Итак, утром 24 января караван подъехал к реке Сугачю, вдоль которой пролегал путь к перевалу между бассейнами рек Большой и Авачи.

«Сугачю речка, впала в Большую реку, немного выше Начикина острожка; переехав чрез Большую реку ехали вверх по ней до самой её вершины, которая от устья верстах в 7» [10, с. 649].

На самом деле Сугачю – это скорее большой ручей, который впадает в реку Плотникова (Большую, по С. П. Крашенинникову) справа и чуть ниже современного моста, хотя его длина действительно близка к 7 километрам.

«Сугачю речка, вышла из одного хребта с вышеописанной Сугачю речкою и от её вершины верстах в 4 в речку Коонам впала. Мы вниз по ней до её устья ехали» [там же, с. 649].

В настоящее время эта вторая река Сугачю река именуется Корякской рекой. Что же касается её первичного названия, то данный факт стекания с общего перевала, но в

27

противоположные стороны, рек с одним и тем же названием является ещё одним, помимо уже упоминаемых Кадыдака, Уздача и Карымчины с Карымшиной, примером наличия у двух, рядом расположенных рек, общего имени.

«Коонам речка, вышла с правой стороны верстах в 15 из хребта и от устья Сугачю речки верстах в 35 в реку Авачю впала», – пишет далее С. П. Крашенинников [там же, с. 649]. А в самой книге уточняет:

«Коонам речка течёт в Авачу с южно-западной стороны, а до вершины её от устья вёрст с 50 полагается. По сей речке обыкновенно (выделено мною, Б. В.) ездят с Большой реки к Петропавловской гавани, а дорога проложена от острожка Мышху вверх по реке Сугачю до её вершины, и оттуда вниз по другой речке Сугачю ж, которая пала в Коонам, до её устья, а от устья вниз по реке Коонам до реки Авачи. Переезду с Большой реки на Коонам не более 12 вёрст будет, а устье Сугачу речки до вершины Коонам верстах в 15» [8, с. 122].

Всем этим описаниям соответствует современная река Поперечная. Правда в настоящее время она считается притоком, а не главным истоком реки Корякской. Впрочем, эти гидрологические подробности имеют для нас второстепенный интерес, поскольку главным является то, что именно по реке Коонам С. П. Крашенинников выехал к реке Аваче.

На этом пути студент Академии наук пересёк несколько речек, первой из которых оказалась река Сынышкуй, или, по-современному, река Ольховая:

«Сынышкуй речка, от переезду Коонам речки верстах в 4, вышла с правой стороны из хребта, и близ переезду в речку Коонам впала» [10, с. 649].

Далее на его пути оказалась речки Таакоачь, Хункуомкам и Учкоякачина:

«Таакоачь речка, от Сыкышкуй верстах в 5, вышла с той же стороны из хребта, и близ переезду в речку Коонам впала».

«Хункуомкам речка, от речки Таакоачя верстах в 3, вышла с правой стороны из хребта и близ переезду в речку Коонам впала».

«Учкоякачина речка, от Хункуомкама верстах в 6, впала в Коонам речку с правой стороны близ переезду» [там же, с. 649].

Из всех этих рек и речушек только последняя заслуживает особого внимания, так как, пересекая её долину, старая и современная дороги уходят, отклоняясь от имеющейся в этом месте теснины долины реки Коонам (Корякской) вправо в гору, к невысокому перевалу, а, затем – к расположенной за ним реке Машта-кига.

«Машта-кига речка, от Учкоякачина речки верстах в 4, вышла с правой стороны верстах в 7 из хребта, и от того места, где к ней приехали, верстах в 3 в речку Коонам впала. Немного повыше того места, где мы к ней приехали, впала в Маштукигу с правой стороны Шиякокуль речка. Вниз по Маштукиге речки ехали до её устья, и немного повыше устья через речку Коонам в другой раз переежжали» [10, с. 649].

Река Машта-кига – это современная река Тополовая и от места выхода к ней нартовая дорога резко поворачивала влево к реке Коонам и выходила на её левый берег, где было гораздо больше «чистых мест» (мокрых тундр и лугов), чем на правом, заросшем березняком, берегу, и где, потому, было легче ехать на нартах.

Кстати, сейчас река Тополовая сливается с протокой реки Корякской и далее они под общим именем (река Тополовая) впадают в реку Корякскую. Однако, как представляется, во времена С. П. Крашенинникова именно эта протока была основным руслом реки Коонам.

Проехав немного по левой стороне реки Коонам, путники вновь переехали на её правый берег, чтобы остановиться на ночлег в пустом (нежилом) острожке Шиякокуль.

«Не доежжая вёрст за 8 до устья Коонам речки есть над нею Шиякокуль острожек, в котором камчадалы живут временем для промыслу рыбы», – сообщает об этом С. П. Крашенинников [8, с. 122].

И дополняет, – «Шиякокуль острожек на правом берегу речки Коонам. Строения в нём юрта да 4 балагана. Живут в нём временем иноземцы для промыслу кормов, а дальше он пуст бывает. Здесь ночевали. А приехали в него около 3 часов п[ополудни]. Под сим острожком чрез речку Коонам переежжали» [10, с. 649].

То есть, говоря иначе, острожек Шиякокуль относился к разряду временных летних поселений ительменов («летников»), в которых местные жители проживали только во время промысла лосося. И таковое сезонное расселение вполне понятно, так как оно позволяло ловить рыбу отдельным семьям, не мешая друг другу.

28

Располагался «летник» возле устья нынешней реки Тополовой, на правом берегу реки Коонам (Корякской). Причём следует отметить, что во время всех своих остальных поездок на восточное побережье и обратно этим путём С. П. Крашенинников постоянно проезжал мимо острожка Шиякокуль, но на ночлег в нём больше никогда не останавливался. То есть, в первый раз он посетил его лишь для того, чтобы описать сам острожек, что входило, согласно полученной им от И. Гмелина и Г. Миллера инструкции, в прямые его обязанности. Впрочем, не стоит сбрасывать со счетов и природную любознательность самого С. П. Крашенинникова.

Из острожка путники выехали 25 января поутру около 9 часов.

«Тыжил речка впала в Коонам с левой стороны близ переезду, а вышла она верстах в 5 из болот», – пишет С. П. Крашенинников [10, с. 649]. А поскольку от острожка Шиякокуль путники вновь переехали на левый берег реки Корякской, то речка Тыжил – это нынешняя речка Горелая.

«Аагычь речка, от речки Тыжил в версте, вышла с левой стороны верстах в 3 из болот и близ переезду в речку Коонам впала близ сей речки.

Коомахышта речка, впала в Коонам с левой стороны близ переезду.

Тыга-Кига речка, от речки Аагыча в версте, вышла с левой стороны верстах в 4 из болот, и близ переезду в речку Коонам впала.

Шашхаум речка, от Тыга в одной версте, вышла с левой стороны верстах в 4 из болот, и близ переезду в реку Коонам впала. Немного повыше сей речки впала с той же стороны в Коонам Ашхоашчь речка, которая вышла верстах в 3 из болот» [там же, с. 649–650].

Все эти речки, вернее – средние и нижние части их русел, после проведения мелиоративных работ практически исчезли с лица земли, а потому приводить их последние по времени названия необходимости нет.

«Кумш речка, от Ашхоашчя версте в полуторе, вышла с левой стороны верстах в 5 из болот и близ переезду в речку Коонам впала» [там же, с. 650].

По всей видимости река Кумш – это современная река Вахталка.

«Авача (Суаачю) река, недалеко от Кумша речки вышла верстах в 150 из хребта, и от переезду верстах в 35 впала в губу Восточного моря, которая по ней Авачинской называется. Немного пониже переезду Авачи реки вышеописанная речка Коонам впала в Авачю реку, а против переезду Авачи впала в Коонам с правой стороны речка Аалгачь, на которой стоит Шаман острожек пустой. В нём жили ясачные иноземцы, а у них тоион был Каначь, которой в 1731 году со своими родниками 6 человек казаков убил, а потом и сам убит от русских, посланных на авачинских изменников в поход. Во оном острожке строения было 2 юрты да 25 балаганов. А ясашных иноземцов было около 50 человек» [там же, с. 650].

То есть, как можно видеть, острожек Шаман был довольно многолюдным (вспомним, что во всех перечисляемых ранее острожках число «ясашных иноземцов» не превышало первый десяток человек), отчего у его жителей и возникла необходимость во время путины расселяться по «летникам».

Кстати, поскольку С. П. Крашенинников под иноземцами (если он специально не оговаривал, кого он конкретно – ительменов, коряков или курильцев – имеет в виду) обычно понимал ительменов, то к сказанному о жителях острожка Шаман следует добавить ещё несколько слов.

Дело в том, что в самом скором времени после первой поездки Крашенинникова на месте «пустого» (нежилого) острожка Шаман возник новый острожек, получивший название Коряки. И потому историки, географы и краеведы единодушно считали, что именно в этом острожке проживали те самые коряки, о которых упоминал С. П. Крашенинников. Однако, в первый проезд С. П. Крашенинникова острожек Шаман был пустой («нежилой»), и, следовательно никаких коряк там на это время не было. И это тем более верно, что сам С. П. Крашенинников место жительства описываемых им коряк привязывал не к реке Коонам (Корякской), а к реке Имашху (Пиначевской):

«Верстах в 8 ниже устья Коонам пала в Авачу с северу Имашху речка, над которую живут коряки. Они прежде были оленные, но по отогнании оленей их неприятельми учинились сидячими, и поселились на объявленном месте: впрочем не потеряли они ни обрядов своих, ни чистоты языка по сие время, что может быть наипаче от того происходит, что они в родство не вступают с соседями, но женятся и замуж выдают все в своём роду¹ (¹Об оленных коряках в районе Авачи нет никаких сведений в более поздней литературе; по-видимому, они ассимилировались с ительменами. Доказательством их обитания в этих местах остались лишь некоторые топонимические данные: река Коряцкая – приток Авачи, Коряцкая сопка – Коряцкий хребет. – В. А.)» [8, с. 122]. Так что, скорее всего, бывший острожек Шаман получил своё новое название от тех коряк, которые в окрестностях этого селения выпасали стадо оленей, закупленных для нужд Второй Камчатской экспедиции.

Впрочем, более подробно о том, где жили описываемые С. П. Крашенинниковым коряки, можно прочитать в моей статье «Село Коряки» [2]. А пока отмечу, что всё

29

сказанное об острожке Шаман ещё раз показывает обидную невнимательность исследователей, которые, не желая вникать в ландшафтную составляющую материалов С. П. Крашенинникова, допускают искажения его исторических и этнологических данных.

Но последуем за Крашенинниковым далее.

«Кыиштам речка, от переезду Авачи реки в 1 версте, впала с правой стороны в Имашху речку у нижеописанного Имашхи острожка. От вершины до её устья по левому её берегу ехали» [10, с. 650].

В настоящее время река Кыиштам является, по сути дела, протокой реки Авачи.

«Сакайгачь речка, от вершины Кыиштама верстах в 5, вышла с левой стороны верстах в 7 из хребта и близ переезду в речку Кыиштам впала. Против переезду впала в неё с левой стороны Гаттагачь речка, которая вышла верстах в 3 из болот. Чрез неё близ устья её, где впала в Сакайгачь, переежжали» [там же, с. 650].

Сакайгачь речка – это нынешняя река Колокольникова, впадающая слева в протоку Кыиштам в 4 км от реки Пиначевской.

«Чагыш речка, впала в Имашху речку с левой стороны немного повыше нижеописанного острожка, а вышла из болот близ переезду» [там же, с. 650].

Чагыш – большой ручей, впадающий в реку Пиначевскую с левой стороны напротив устья реки (протоки) Кыиштам, повыше строжка Имашху.

«Имашху острожек, от переезду Чагыша речки верстах в 2, стоит на левом берегу Имашхи речки, которая вышла верстах в 30 от острожка и впала в Авачу реку верстах в 3 от нижеописанного Кыттынана острожка. В помянутом острожке ясашных коряк 8 человек, из которых 2 собольников, а 6 человек лисишников. Тоион называется Вельля. Сей острожек платежа Верхнего Камчатского острога» [там же, с. 650].

То есть, как можно видеть из этого описания, во время пребывания С. П. Крашенинникова на Камчатке небольшой род коряков жил в острожке Имашху, который располагался в 5, примерно, верстах выше устья реки Имашхи (Пиначевой), вблизи устья нынешней реки Кирилкиной, о чём можно судить по следующему описанию:

«Кумхычажин ключ, от речки Имашхи в 1 версте, вышел верстах в 2 из болот и впал в Имашху версте в полуторе выше нижеописанного (Кыттынана, В. Б.) острожка. Вниз по ней, с версту отъехавши, на неё спустились и, отъехав с версты по ней, в сторону от неё поехали.

Кыттынан речка, от Кумхычажина в 1 версте, вышла версте в полуторе из болот. И от того места, где к ней приехали, в полуверсте в речку Имашху впала» [там же, с. 650].

И действительно, на левой стороне реки Пиначевской имеется ключ, который, описав большой полукруг, впадает в реку повыше устья речки Мутная-2. А ещё километром ниже от последней располагается речка Мутная-1, которая, как представляется, и соответствует указанной речке Кыттынан.

Правда, на самом деле длина речки Мутная-1 многим длиннее, чем считал С. П. Крашенинников. Но, учитывая то, что её истоки приурочиваются к болоту, и что течёт она по ровной заболоченной местности, разглядеть её начало, да ещё зимой, когда русло переметено снегом, просто невозможно. Впрочем, в данном случае для нас важна не подлинная протяжённость реки Мутная-1, а то, что, судя по только что приведённому свидетельству С. П. Крашенинникова, именно возле её устья на левом берегу и стоял острожек Кыттынан.

«Кыттынан острожек стоит близ устья Кыттынана речки, на левом её берегу. Строения в нём 2 юрты да 11 балаганов. Ясашных иноземцев платежу Большерецкого острога 7 человек, один собольник да 6 лисичников. Тоион называется Намакша. Здесь ночевали, а приехали в сей острожек пополудни около 4 часов» [там же, с. 650].

На этом с перечислением острожков на пути бывшего студента можно было бы и покончить, поскольку на следующий день С. П. Крашенинников проследовал, не останавливаясь, до Паратун острожка – конечного пункта своего первого маршрута. Если бы… Если бы в тексте “Описания земли Камчатки” не приводилось упоминания ещё об одном об острожке – острожке Намакшин.

“Ниже речки Имашху верстах в 6 течёт в Авачу с той же стороны Кокуива речка, от которой неподалёку стоит Намакшин острожек”– пишет по этому поводу сам С. П. Крашенинников [8, с. 122].

Суть дела тут заключается в том, что автор примечания к этому свидетельству (В. В. Антропова) отождествила, следуя обычаю тех далёких лет, когда название тому или иному острожку давалось по имени его тойона, острожек Намакшин с острожком Кыттынан. Однако при этом В. В. Антропова явно не придала значения тому, что С. П. Крашенинников, перечисляя острожки, с которых брали ясак, упоминает лишь об одном острожке (Кыттынан) на реке Аваче [8, с. 509],

30

жители которого платили ясак в Большерецкий присуд (жители острожка Имашху, напомню, ясак платили Верхне-Камчатскому присуду). Причём тойоном этого острожка он в этот раз именует Пиничем, а не Намакшей. И ничего не говорит о том, что ясак платили и жители острожка Намакшин.

Но это означает, что либо не было самого острожка под именем Намакшин, либо в этом острожке не было жителей, и потому не с кого было брать ясак. И единственно логичным выходом из этой ситуации будет признание того, что несколько выше устья реки Кокуивы на левом берегу реки Авачи стоял острожек Намакшин, служивший для жителей острожка Кыттынана летним жилищем. То есть «летником», наподобие острожка Шиякокуль, в который аборигены переселялись лишь на время хода и лова рыбы.

Предположение это подтверждается тем, что во время других посещений этих мест (а их, напомню, было ещё пять, и все в зимнее время), С. П. Крашенинников всегда проезжал и останавливался на ночлег только и только в острожке Кыттынан, причём он ни разу при этом не назвал острожек Кыттынан Намакшиным. Как, кстати, ни разу он больше не упоминал и о летнике Намакшин. Так что действительно в 1738 году в районе устья реки Имашху (Пиначевской) существовал один ительменский острожек – Кыттынан, и имелся один летник – Намакшин.

Ну и, наконец, стоит обратить внимание и на то, что вскоре после первого посещения С. П. Крашенинниковым этих двух острожков, их новым тойном стал ительмен Пинич. Отчего река Имашху (названная так, повторюсь, по имени корякского острожка), после того, как его жители в скором времени либо вымерли, либо были ассимилированы ительменами, получила своё новое – река Пиначева – имя.

Таким образом, говоря окончательно, С. П. Крашенинников от острожка Кыттынан, проехал до летника Намакшин, стоявшего на левом берегу большой и рыбной реки Авачи. От него он поднялся вверх, к переезду, располагавшемуся напротив впадения в Авачу реки Тонш (Половинки), так как там пролегала набитая дорога от острожка Кыттынан к Паратунскому острожку. И, наконец, перебравшись на правый берег Авачи, пересёк современную реку Хуторскую, о которой он пишет:

«Уаава-куя речка, от Тонша речки верстах в 3 вышла с правой стороны верстах в 7 из хребта и близ переезду в реку Авачю впала. Немного отъехав от сей речки спустились на Авачю реку» [10, с. 652].

А вот далее С. П. Крашенинников приводит описание, на которое все его комментаторы совершенно не обращали внимания:

«Отъехавши от сей речки (Коаннажик-шхачу – В. Б.) по Аваче версты с 2, поднялись на правую сторону Авачи реки и, отъехав от неё вёрст с 8, приехали к нижеописанной речке.

Паратун речка (ныне река Тихая – Б. В.), вышла с левой стороны верстах в 10 из болот и в том месте, где к ней приехали в Купху реку впала.

Купха река, шириною сажен 30 вышла верстах во 100 из хребта и от переезду верстах в 5 в Авачинскую губу тремя устьями впала (кстати, современная Паратунка также впадает в губу тремя устьями – Б. В.). Против переезду сей реки, на правом берегу есть иноземческой острожек Паратун называемой. Строения в нём 3 избы, из которых две новокрещённых иноземцов, а одна служивого человека, одна юрта жилая, две пустых. Ясашных иноземцов 16 человек, из которых 5 человек собольников, 10 лисишников, 1 тоион кошлока платит. Тоион называется Пётр, а прежде крещения назывался Карымча. Немного повыше сего острожка был на острову Купкиной реки иноземческой острожек, длинною сажен 15, а шириною сажен 13. Кругом острожка были 3 стены стоячие. Сверх того огорожен был редкими кольями вместо рогаток. Строения в нём было 2 юрты большие, да 5 малых, а балаганов с 30. Оной острожек укреплён от Авачинских изменников, которые в 1721 году казаков побили и опасаяся русских, во ином острожке засели. И он в 1732 году от русских людей разорён, а сидело в острожке иноземцов со 150, а русских было 60 человек» [10, с. 652].

Приведение столь большой цитаты вызвано тем, что она самым нагляднейшим образом подтверждает уже не единожды высказанную мною мысль о невнимательном прочтении первичного текста моими предшественниками. Которые полностью проигнорировали высказывание С. П. Крашенинникова, о том, что описываемая им река Паратунка берёт своё начало не в хребтах, а в ключе («… по местному «куржачине», который имеет сажен 5–7 в ширину и 20–25 в длину, с крутыми стенками и стоком в реку Тихую» – [7, с. 79]), расположенному в 10 верстах к югу от современной реки Паратунки.

То есть, скажу со всей определённостью, современная река Паратунка во времена С. П. Крашенинникова именовалась рекой Купхой (Купкой). О чём можно судить хотя бы потому, что современная река Паратунка, также впадает в губу тремя устьями. И добавлю, что для того, чтобы обратить внимание на указанное несоответствие в названиях рек,

31

особых познаний в географии местности не требовалось – нужно было всего лишь внимательно вчитаться в текст. Впрочем, о подлинной реке Паратунке и реке о Купхе, к которой в силу ряда обстоятельств перешло название Паратунка, более подробно рассказано в моей статье «Паратунка – история с географией» [3], к которой я и отсылаю читателей. А потому перейду к пребыванию С. П. Крашенинникова в самом Паратун-острожке.

«В острожек приехали около полудни (26 января, В. Б.) и пробыли в нём по 30 числа сего месяца, понеже посылан был от меня на другой день по приезде сюда служивой для проведывания пути к горелой сопке, которой возвратился генваря 29 поутру и объявил, что, ради весьма глубоких снегов и частого кедровника, на санках никоими мерами и на подножье горы въехать невозможно. И того ради я из оного острожка в Большерецкий острог возвратился», – пишет С. П. Крашенинников по этому поводу [10, с. 652].

И вновь приходится говорить, что этому мнению вопреки, повторённому, кстати, и в основном тексте «Описания земли Камчатки» («Генваря 27 дня (1739 г. В. Б.) посылал я служивого для проведывания пути к горящей горе, которой 29 дня поутру оттуда возвратился и объявил, что ради весьма глубоких снегов и частого кедровника на санках никоими мерами и на подножье горы въехать невозможно» – [8, с. 563]), историки и краеведы упорно прочерчивают путь С. П. Крашенинникова к вулкану Аваче (рис. 1а, рис. 1б, рис. 1в, рис. 1г, рис. 2а, рис. 2б). Вплоть до того, что некоторые из них (Хоментовский П. А., рис. 2а) и само начало этого пути приурочивают не к Паратун-острожку, а к Ниакиной бухте, которую С. П. Крашенинников в первый раз посетил в марте 1740 года, а во второй раз – в апреле 1741 года [11, с. 214].

Не мог побывать С. П. Крашенинников и «… на горячем озерке у острожка тойона Паратуна, т. е. на знаменитой современной Паратунке», как считал именитый историк Б. П. Полевой [13, с. 7; 14, с. 6–7]. Так как, во-первых, источники (ключи) эти располагались не на реке Паратунке времён С. П. Крашенинникова, а на реке Купхе, в 12 км выше острожка Паратун. И так как, во-вторых, известны они русским стали много позже после пребывания С. П. Крашенинникова на полуострове.

Кстати, к сказанному стоит добавить, что это далеко не последний случай невнимательного прочтения Б. П. Полевым оригинала. Например, говоря о возвращении С. П. Крашенинникова в Большерецк он пишет: «Обратно возвращался (Крашенинников, В. Б.) с заездом на р. Быструю на термальные источники у острожка Мылши (современные Малки)» [13, с. 7; 14, с. 8]. То есть, Б. П. Полевой считал, что подъехав к уже упоминаемой ранее реке Сутунгучю, С. П. Крашенинников со своими спутниками повернул направо и, преодолев невысокий перевал между долинами рек Большой и Быстрой, доехал до Малкинских термальных источников.

Однако С. П. Крашенинников никогда не был на Малкинских горячих источниках, ибо, как он сам пишет,: «Горячие ключи в шести местах мною примечены, 1) на реке Озерной, которая течёт из Курильского озера, 2) на речке Паудже, которая в Озерную пала, 3) на речке Бааню, которая за россошину Большой реки почитается, 4) близ Начикина острогу, 5) около Шемякинского устья, 6) на её вершинах» [8, с. 212]. Да и в своём «Описании дороги…» [11] он также ничего не говорит об этом немалом (около 35 км туда и столько же обратно) крюке, как ничего он не говорит и о Паратунских ключах. Так что Б. П. Полевой в этом последнем случае попросту перепутал (по созвучию имён) острожек Мылши с острожком Мышху, и не более того.

Но вернёмся к горящей горе и острожку Паратун. С тем, чтобы лишний раз прояснить ситуацию и уточнить первоначальные планы первого маршрута С. П. Крашенинникова.

«Горящая гора очень крута, востроверхая. Из середины самой её верхушки беспрестанно дым идёт, оная гора вышиною всех около лежащих гор превосходит, кроме одной горы (Корякской сопки, В. Б.), подле неё находящейся, вышиною ей подобной, из которой сказывают, что в давные годы дым шол. Подножье горящей горы состоит до половины из гор, на которых лес ростет кедровник, а с половины оная гора голая. От подножья до вышины ¾ её, по объявлению бывалых на ней за промыслом баранов русских людей, можно взойтить летним днём, а выше идти невозможно, потому что очень круто. Они же сказывали, что в той вышине, до которой они доходили, никакого особливого духу не чувствовали.

1737 году летом помянутая гора огонь выметывала, и в то время она очень гремела. А по громе поднялась от неё чёрная туча, из которой пало на землю пеплу так много, что им около лежащие места на вершок или больше покрыло. Она ж по отбытии моём с Авачи сего 1738 году в марте месяце, а в котором числе того бывшие там служивые, за неумением грамоты, не знают, очень жестоко гремела, а по громе вскоре и земля тряслась, только не весьма сильно, а из горы в то время ничего не выметывало. А понеже на сию гору взойтить было невозможно ради глубоких снегов,

32

того ради я к другой горящей горе, на Жупановой реке находящейся, не поехал потому что нынешним временем ради глубоких снегов, и на неё взъехать нельзя, но весною на обе вышеописанные горы 1739 году ехать отведаю, как возвратно из верхнего острога в Большерецкий поеду» [9, с. 563–564].

То есть, поняв, что зимой подняться на вулканы не получится, С. П. Крашенинников утром 30 января, около 5 часов утра, отправился в обратный путь. В этот же день путники доехали до острожка Кыттынан в котором и заночевали. На следующий день, 31 января, путешественники проехали по той же дороге, «по которой и вперёд ехали», минуя острожек Шиякокуль, до острожка Мышху, в который они приехали около полуночи. И, наконец, рано утром 1 февраля поехали вниз по реке Большой (Плотниковой) к Большерецку – то есть не через хребет, как это было в начале маршрута, а вдоль русла реки Большой.

«Из острожка Мышху поднялись февраля 1 дня поутру часах в 4 и ехали вниз по Большой реке.

            Кохагычь речка, от острожка Мышху в полуверсте, вышла с левой стороны в верстах 3 из болот и близ переезду в Большую реку впала.

            Ипокыя речка (река Ипукик, В. Б.) от речки Кохатыга (Кохагычя? В. Б.) в полуверсте, вышла с левой стороны верстах в 30 из хребта (на самом деле – вдвое меньше, В. Б.) и близ переезду в Большую реку впала.

Кугунгучю речка от речки Ипокыя верстах в 4, вышла с левой стороны верстах в 5 из болот, и близ переезду в Большую реку впала.

Итуин речка (река Комсомольская, В. Б.) от речки Кугунгучи в полуверсте, вышла с левой стороны верстах в 10 из болот, и близ переезду в Большую реку впала. Против неё впала в Большую реку с правой стороны Махшта речка (река Китажинец, В. Б.), которая вышла верстах в 5 из хребта. Отъехав от сей речки с версту, спустились на Большую речку, и ехали по ней до устья нижеописанной речки. Идуянган (Итуин, Б. В.) речка, от того места, где на реку спустились, в версте вышла с правой стороны верстах в 5 из болот, и впала в Большую реку. Против устья сей речки поднялись на левой берег к речке, Амгатунган называемой (ныне река Зиазова, В. Б), и поехали вверх по ней в сторону от Большой реки. От взъёму в версте видно было устье.

Сутукунгучю речка, которая впала в Большую реку, с правой стороны. А вершина её из одного хребта вышла с Быстрою рекою, которая впала у Большерецкого острога в Большую реку. По оной речке летом ходят на реку Камчатку» [10, с. 654].

Итак, мы вновь вернулись к реке Сутунгучю (Сутукунгучу). Примечательна она, помимо наличия пешего пути к реке Быстрой, ещё и тем, что зимой, когда над внутренними районами Камчатки устанавливается устойчивый антициклональный режим атмосферной циркуляции, по её долине дуют постоянные сильные и, главное, очень холодные ветры.

Причина их возникновения заключается в том, что и без того холодный зимний воздух, вследствие проявления закона вертикальной температурной инверсии, выстывает в межгорных долинах и котловинах до минус 30–35° и то и до всех минус 45° и ниже. Причём, под воздействием преобладающего в зимнее время для этой части полуострова северо-западного и северного переноса воздушных масс, этот до предела выстуженный и тяжёлый воздух медленно смещается в южных направлениях. И достигнув узкого, но невысокого и пологого перевала, отделяющего межгорную долину реки Быстрой от долины реки Большой (Плотниковой), скатывается с него в виде бора. Что превращает продвижение встречь таковым ветрам в крайне неприятное, если не сказать – опасное, предприятие.

Вот отчего, напомню, «остудились» даже привычные ко всему каюры в районе Большебанных термальных источников, где отмечается подобное же явление. Вот отчего, местные жители зимой предпочитали переезжать от Каликина острожка не по самой реке Большой навстречу холодному ветру, а через горный массив Шапочка по рекам Банной, Халзан и Уздач. Вот отчего, от реки Бааню к острожку Мышху зимой ездили не по реке Сарайной через очень пологий перевал высотой чуть более 400 м, а по реке Халзан, где перевал хотя и выше почти на 300 м, однако бора как таковая там отсутствует. Вот отчего, на обратном пути каюры повезли С. П. Крашенинникова на описываемом далее участке не вдоль русла реки Большой, а иным путём. Который хотя и был не короче, чем по самой реке Большой, однако помогал избежать на этом крутом изгибе реки лобового столкновения с холодным ветром. И вот отчего, наконец, уже в наше время, до введения в строй автомобильной дороги на Усть-Большерецк, проходящей по долине реки Плотниковой (Большой), этими же местами, где проезжал С. П. Крашенинников (по рекам Зиязовой и Чирельчик), проходила гужевая дорога и была проложена линия электропередач.

33

То есть, как можно видеть, пример с бора лишний раз подтверждает мысль о том, что без целенаправленного использования данных о природе и географии региона, достичь должной достоверности в описании маршрутов С. П. Крашенинникова и прочих исторических персонажей Камчатки (того же В. Атласова) просто невозможно.

Что же касается дальнейшего пути С. П. Крашенинникова, то по речке Амгагунган он проехал вверх чуть более 4-х вёрст. Затем, через очень пологий перевал Чирельчик, выехал к речке Катсакужиначь и следовал по ней до её впадения в речку Кутангу (ныне – Чирельчик). Проехав по левому берегу этой последней реки около 8 вёрст, нартовый обоз спустился на Большую реку и, проехав по руслу версты с 2, поднялся на её правый берег.

Ну а дальше, под занавес, вновь предоставлю слово С. П. Крашенинникову, ибо комментировать его дальнейший путь особой надобности нет.

«Кыйгульхкычю речка (Тойонская), от взъёму верстах в 2, впала в Большую реку с левой стороны, а вышла из одного хребта с вышеописанною Кутангою речкою. Кажчка речка, от речки Кыйгульхкычю в 1 версте, вышла с правой стороны верстах в 15 из хребта, и близ переезду в Большую реку впала. От устья сей речки спустились на Большую реку.

Кыйпканган речка от речки Кажчки верстах в 3, вышла с левой стороны верстах в 7 из болот, и впала в Большую реку. У устья сей речки поднялись на левой берег Большой реки.

Кужижакшкын речка, немного пониже устья вышеописанной речки вышла с правой стороны верстах в 10 из хребта и впала в Большую реку. Отъехавши с версту от речки Кыйпкангана переежжали чрез Большую реку. И немного отъехав по правому её берегу, опять на левый берег переежжали.

Шияшанган речка от Кужижакшкына речки верстах в 3, вышла с левой стороны верстах в 3 из болот, и близ переезду в Большую реку впала. Кушхчю речка, от Шияшангана речки около версты, вышла верстах в 7 из хребта и впала в Большую реку с правой стороны.

Ушангын речка (Ушаган, В. Б.), от Кушхчи верстах в 3, вышла с левой стороны верстах в 40 (на самом деле, в 20, В. Б.) из хребта и близ переезду в Большую реку впала.

Каликин острог, от Ушангана речки верстах в 2. Приехали в него часах в 8 ввечеру.

От Каликина острожка поехали февраля 2 дня часах в 9 поутру и ехали до Большерецкого острога по той же дороге, по которой и вперёд.

В Большерецкий острог приехали того ж 2 дня часах в 3 пополудни» [10, с. 654].

Заключение

Так завершился первый маршрут студента Академии наук (рис. 4). Не берусь утверждать, что мне удалось с абсолютной достоверностью разобраться во всех деталях этой поездки С. П. Крашенинникова. Но, во-первых, сделать это можно только при тщательном анализе всех его рукописей, доступ к которым, по нынешним временам, настолько затруднён, что не оправдывает затраченных усилий и времени. Но, во-вторых, задачу по выявлению более мелких деталей первой поездки бывшего студента вполне можно оставить и на потом.

Ну и последнее замечание. В предыдущем – от 2011 года – сборнике «Крашенинниковских чтений», в моей статье «К проблеме описания маршрутов С. П. Крашенинникова по Камчатке», рис. 1 и рис. 2 оказались поменяны местами, хотя подписи к ним полностью соответствуют указаниям текста. А поскольку в данной статье тамошние рисунки повторяются, то во избежание возможной путаницы я счёл необходимым обратить на это внимание.