Река Крестовая. Краеведческие записки. Выпуск 13. Петропавловск-Камчатский: Издательство «Новая книга», 2011. С. 18–30.


УДК 908(571.66)

Река Крестовая. В. Е. Быкасов.

На основе использования методологии историко-ландшафтного моделирования показывается, что общеизвестное мнение о том, река современная Белая это и есть река Крестовая (Крестовка, Канучь, Кчанучь) времён В. Атласова, С. П. Крашенинникова и К. Дитмара не соответствует реальности. Показывается, что под рекой Крестовкой следует понимать современную реку Половинную. Поясняется, что недоразумение с названиями рек возникло по причине того, что в XIX веке река Половинная (тогда ещё – Крестовка), сменила нижнюю часть своего русла и ушла на 12 км выше по течению реки Камчатки

Библ. 15, рис. 2.

 

В. Е. БЫКАСОВ

РЕКА КРЕСТОВАЯ

 

В своё время, в связи с изучением похода В. Атласова на Камчатку (Крест Атласова. «Рыбак Камчатки» № 35, 31 августа 2005 г., «Рыбак Камчатки» № 36, 7 сентября 2005 г.), мне уже довелось упоминать о реке Канучь (Кчанучь, Кшанучь, Крестовой, Крестовке). И уже тогда обратить внимание на путаницу с её названием и местоположением. Так что в данной статье будет предпринята попытка разобраться с этой проблемой.

Анализ исходного материала. Целью предлагаемого исследования является установление более или менее определённой ясности с названием и местоположением реки Крестовой. Эту реку обычно отождествляют с нынешней рекой Белой. Хотя на самом деле (и это будет показано ниже) река, которая под именем Канучь (Кчанучь, Кшанучь, Крестовая, Крестовка) неоднократно упоминается С. П. Крашенинниковым, и современная река Белая – это две, совершенно разные, реки. Они «слились» в одну в результате нечётко установленных интерпретаторами «Описания земли Камчатки» историко-ландшафтных (с упором на ландшафтные) критериев. А точнее, вследствие нежелания (неготовности) привлекать к изысканиям подобного рода данные о ландшафтном антураже конкретного исторического события и об естественных и закономерных изменениях этого самого антуража со временем.

Впрочем, для выяснения сути дела обратимся к тому самому первоисточнику – «Описанию земли Камчатки» – от которого принято отталкиваться в поисках изначальных установок при изучении географии и истории Камчатки времён её открытия и освоения.

«От устья реки Еловки, следуя в верх по реке Камчатке, можно почесть за первое знатное урочище Тоткапенем протоку, для того, что над нею построен был самой первой Нижней Камчатской острог; а расстоянием сие урочище от Еловки реки в трёх верстах. Близ того урочища пала в помянутую протоку и небольшая речка, которая Резень называется.

В верстах 24½ от объявленного урочища течёт в Камчатку с левой стороны речка Канучь, которая от российских жителей называется Крестовою, потому что близ устья ея находится крест, которой при первом российском походе на Камчатку поставлен с следующею надписью: «СЕ. году, Июля ГI. дня, поставил сей крест пятидесятник Володимер Атласов с товарыщи НЕ. человек.

Выше Крестовой речки текут в Камчатку Греничь, Кру-кыг, Ус-кыг, и Идягун, из которых Ус-кыг пала с правой, а прочия с левой стороны и Кру-кыг называется от казаков Крюками, а Ус-кыг – Ушками. Идягун особливо достойна примечания потому, что около ея устья бывают осенние рыбные промыслы, куда не токмо казаки, но и Камчадалы сезжжаются для ловли белой рыбы (кижуча, В. Б.), которая там застаивается, чего ради оное место и Застоем называют жители. Такие застои есть и выше Идягуна реки, а имянно не доежжая вёрст за 5 до речки Пименовой, что по Камчатски Сеухли, которая без мала в 12 верстах выше Идягуна течёт в Камчатку с левой стороны.

От речки Крестовой до Гренича почитается 12½ вёрст, отЪ Гренича до Кру-кыга столькоже, от Кру-кыга до Ус-кыга 25 вёрст, а от Ус-кыга до Идягуна 12½ вёрст прямою дорогою» [1, с. 17–18].

Да простят меня за столь огромную цитату, но без этого о дальнейшем говорить просто нельзя. Потому что из этой первичной информации однозначно следует, что место расположения первого Нижнего Камчатского острога находилось неподалёку от устья современного ручья Ключевского, расположенного в 6, примерно, верстах выше от п. Ключи. И в 26–27 км (в 24,5 версты) от старого устья реки Белой, если измерить это расстояние по карте.

Причём тут Нижний Камчатский острог? Да при том, что определение места его первоначального расположения помогает привязать наш искомый объект – устье реки Крестовой – к современной местности. В том смысле помогает, что острог в данном случае выступает в качестве

18

репера, к которому привязывается расположение устья рек Крестовой.

Другим таким репером служит устье реки Крюки. То есть, измерив по карте расстояния от устья реки Крюки до устья старого русла нынешней реки Белой (старого русла, подчёркиваю, ибо в настоящее время два новых устья реки Белой сместились на несколько километров вниз по течению), мы получим почти ту же самую – 27–28 км или около 25 вёрст – оценку, которую приводит С. П. Крашенинников (см. выше).

Но тем самым устье реки Канучь времён В. Атласова и С. П. Крашенинникова попадет в своеобразную «вилку» – двадцать пять вёрст туда, двадцать пять вёрст сюда. Достоверность которой убедительно подтверждается мнением В. М. Головнина [2], согласно которому расстояние от острожка Крестовского, располагающегося вблизи устья реки Крестовской, до Ключей составляет 31 версты (32–33 км по современным картам). То есть, говоря окончательно, устье реки Крестовой (Канучь) действительно находилось в том самом месте, где в настоящее время установлен аналог атласовского креста. Тем не менее, по-прежнему остаётся неясным главное – было ли это устье одной и той же реки, но именуемой по-разному; или же это было общее устье двух разных рек, слившихся неподалёку от впадения в Камчатку в одно русло? И если это были две разные реки, то куда «девалась» одна из них? Или, говоря проще и точнее, возникает вопрос – не изменилась ли (и насколько, если изменилась) за два с половиной века гидрография исследуемой местности, а вместе с ней и ситуация с названиями рек? Вот я и попробую на него ответить. Ибо, уверен, не сделав этого, вряд ли можно будет установить истину.

Начать же это расследование уместно с возвращения к тому, что реку Белую издавна и до сих пор отождествляют с рекой Канучь (Крестовой). К примеру, в своё время известный камчатский историк и краевед В. П. Кусков по этому поводу написал:

«Белая – река, левый приток р. Камчатки. По ительменски называлась Канучь (Крашенинников С. П.). После установки в 1697 г. неподалёку от её устья креста с надписью «205 (т. е. 1697) году, июля 13 дня, поставил сей крест пятидесятник Володимер Атласов с товарищи 55 человек», река стала называться среди казаков Крестовой. Неизвестно, по какой причине (возможно в связи с белыми валунами и галькой) на картах конца XIX в. названа рекой Белой. Тем не менее среди местного населения река продолжала называться Крестовой, что, очевидно, связано и с тем, что в устье её стоял п. Кресты. В конце 50-х гг. посёлок прекратил своё существование. Не исключено, что в результате этого, название, прямо связанное с походом Атласова, окончательно исчезнет» [3, с. 22].

То есть, как можно видеть, в понимании В. П. Кускова, река Белая и река Канучь – это одна и та же река. Оставлю, пока, это утверждение без комментария. А относительно возникновения имени «Белая» замечу, что главный исток реки Белой берёт своё начало в кратере вулкана Чашаконджа, днище которого сложено гидротермально изменёнными горными породами жёлтого и светло-жёлтого (почти белого) цвета, и что вследствие интенсивного размыва этих крайне рыхлых пород талыми водами речная вода приобретает грязно-белый цвет, сохраняющийся на протяжении 12–15 км от истока [4]. Причём наиболее тонкие частицы этих пород, распространяясь практически до самого устья реки, отлагаются на поверхности галечника в виде белесоватой плёнки, ставшей особенно заметной после ухода воды из старого русла.

Вторит В. П. Кускову и другой известный камчатский краевед – В. И. Борисов (Атласовский крест. «Петропавловск» № 28, 19 сентября 1997 г.):

«Перевалив через Срединный хребет, русские казаки и промышленники отряда В. Атласова по долине реки Кчанучь (Ксанутш) достигли главной реки полуострова. Но прежде казакам пришлось разгромить ительменский острожек, что находился в болотистой местности, в некотором расстоянии от впадения в полноводную Камчатку. Именно в связи с этим с этими событиями – взятием острожка и выходу к главной реке полуострова, В. Атласов поставил крест.

Сегодня в устье реки Белой, так стала называться река Крестовка с начала нашего столетия, стоит четырёхконечный крест, поставленный ключевскими школьниками в мае 1988 года, сейчас он практически не виден из-за разросшегося тальника».

19

То есть, как можно видеть, В. И. Борисов также отождествляет реку Кчанучь с нынешней рекой Белой. Оставлю это суждение на совести автора, а на будущее отмечу, что отряд В. Атласова не мог из долины реки Тигиль перевалить в долину реки Белой. И не столько даже потому, что в этом случае казакам пришлось бы, буквально, ползти через крутые, покрытые многолетними снежниками и ледникам, горные склоны мощного – высотой до 2,5 км – вулканического массива Алней-Чашаконджа (рис. 1). Сколько потому, что рядом (южнее) вулкана Чашаконджа располагается невысокий (чуть более 1,0 км), с очень пологим западным и с несколько более крутым восточным склонами, перевал через Срединный хребет. Следуя которым можно попасть только либо в долину реки Половинной, либо в долину реки Крюки, но никак не в долину реки Белой, отделённой от указанного перевала мощной постройкой вулкана Чашаконджа.

Что же касается разгрома острожка на реке «Ксанутш», то, замечу, что выйдя к реке Камчатке, В. Атласов, по его же собственным словам, встретил на своём пути сразу четыре (а не один) ительменских острожка. Причём он тут же заключил с их жителями военный союз, после чего поплыл вместе с ительменскими воинами вниз по реке покорять жителей нижних ительменских острогов [5]. Так что до начала сплава он не покорял ни одного из встреченных им в долине реки Камчатке острожков.

 

[image]

Рис. 1. Схема ледников кальдеры вулкана Чашаконджа. 1 – водораздел Срединного хребта» 2 – гребень кальдеры; 3 – граница ледниковых тел; 4 – моренный покров на поверхности ледников; 5 – боковая морена; 6 – конечная морена; 7 – выход коренных пород; 8 – сезонная фирновая линия [2].

 

Ну и последнее замечание – ительмены (как, кстати, и коряки, и чукчи) никогда не сооружали своих острожков на болотах – они всегда воздвигали их на достаточно высоких (чтобы вешняя и дождевая вода не заливала полуподземные юрты) берегах рек и озёр.

20

Так что и в этом отношении получается неувязка с действительностью. Особенно если помнить, что русское поселение «Кресты», первоначально поставленное на левом берегу реки Камчатки в нескольких километрах ниже устья реки Крестовки, настолько часто заливалось в летнее половодье [6], что вскоре после его посещения К. Дитмаром переселенцы вынуждены были переселиться ниже по течению, на правый – возвышенный, берег реки Камчатки.

Для справки добавлю, что бывшее село Усть-Камчатского района Кресты (Крестовское) было образовано между 1810–1820 годами и просуществовало до 1950 года [7]. И что после вынужденного перемещения располагалось оно на правом берегу реки Камчатки, немного ниже устья реки Крестовой [8]. То есть на месте, где когда-то стоял ительменский острожек, именуемый во времена С. П. Крашенинникова и В. М. Головина Крестовским.

Что же касается самого креста, коль скоро речь зашла и о нём, то стоит отметить, что всего лишь через девять лет после установки аналога атласовского креста на самом берегу реки Камчатки, он практически полностью скрылся из виду за разросшимся тальником. Тогда как С. П. Крашенинников без всякого труда обнаружил первоначальный крест спустя сорок лет после его установки. И оба эти факта весомо, хотя и косвенно, подтверждает высказанную мною ранее мысль (Крест Атласова. «Рыбак Камчатки» № 35, 31 августа 2005 г., «Рыбак Камчатки» № 36, 7 сентября 2005 г.) о том, что подлинный крест В. Атласова никак не мог стоять у самого уреза воды, ибо в этом случае он не выполнял бы основной своей основной функции – долгие годы бросаться в глаза в качестве символа присоединения Камчатки к России. Не мог, так как за это время его либо смыло бы, либо он полностью бы зарос уже через 15–20 лет. Так что и крест, скорее всего, стоял на правом берегу, рядом с уже упомянутым ительменским острожком, отчего тот и был назван русскими Крестовским.

Но вернёмся к самой реке. В принципе, не противоречит названным авторам и ещё один известный камчатский краевед – журналист М. Я. Жилин [9, c. 26):

«Крест Владимира Атласова, землепроходца, присоединившего Камчатку к Российскому государству, восстановлен 20 сентября 2000 года на его историческом месте – у слияния реки Белой (Кануч, Крестовой) с рекой Камчаткой» – пишет он. И тут же раскрывает предысторию и причину установки этого аналога атласовского креста:

«В 1959 году краевед В. Воскобойников и герой Советского Союза, вице-адмирал Г. Щедрин, командующий Камчатской флотилией, проявили инициативу по восстановлению Памятного Креста Атласова. 9 августа 1959 года ими, при участии жителей посёлка Ключи и моряков Петропавловского гарнизона был установлен крест на левом берегу реки Белой. Такое название вместо Крестовой (Кануч), появилось на картах в конце XIX столетия по неизвестной причине, возможно, за белый цвет гальки. Крест простоял до мая 1988 года и был заменён новым. Его поставили школьники города Ключи. По некоторым параметрам он не соответствовал первоначальному. Так, вместо восьмиконечного был установлен четырёхконечный крест. С отступлением от исторической была сделана и надпись. Со временем этот крест зарос тальником и совершенно не был виден не только с реки Камчатки, но и с реки Белой. По существу он перестал соответствовать своему назначению».

Итак, как можно видеть, этот исследователь камчатской старины также солидарен с тем, что главным назначением креста было идеологическое и юридическое закрепление вновь завоёванных «землиц» за Россией. А, значит, и он, пусть бы и не акцентируя внимание на данном обстоятельстве, согласен с тем, что этот символ государственной власти и, одновременно, ориентир для других отрядов, не мог быть установлен таким образом, чтобы исчезнуть из глаз и памяти людей всего лишь через полтора – два десятка лет. И, тем не менее, первоначальным («историческим») местом установки креста М. Жилин считает самый берег реки Камчатки. Несмотря на то, что этот берег раз в несколько лет (как это было, например, в 2009 году) практически полностью заливается во время весенне-летнего половодья. А также на то, что аналог креста, установленный на этом самом «историческом» месте, по причине зарастания перестал соответствовать своему назначению.

21

То есть, камчатские краеведы, как, впрочем, и многие профессиональные историки (тот же, например, Б. П. Полевой [10]), не хотят признать одну простую вещь – казаки, лучше нас отдававшие себе отчёт в том, для чего сооружаются эти символы государственности, никак не могли установить свой крест на ежегодно заливаемом берегу реки. Никак, ибо устанавливали они кресты профессионально, то есть со знанием не только того как, но и где, в каком именно месте, нужно устанавливать подобные сооружения. Ну а уж то, что половодье заливает прибрежную часть поймы Камчатки казаки знали не понаслышке, ибо сплавлялись они по реке в самый разгар половодья, а устанавливали крест ещё тогда, когда вода в реке только-только пошла на убыль. Что же касается скорости зарастания берегов рек северо-восточной части Азиатского материка тальником, то об этом они знали сызмала.

Тем не менее, для более полного понимания ситуации, уместно будет привести ещё одну цитату:

«Крестовая – река, лев. прит. р. Анадырь, Анад. р-на. Известна с середины XVIII в. На месте выхода речки из гор стоял огромный крест-веха, служивший ориентиром землепроходцам при переходе на р. Белую и дальше через Пекульнейский хр. на побережье Чукотского п-ва» [11, с. 205]. Так что не только в качестве символа государственности ставились кресты, но и как ориентиры. А для этого, согласитесь, они должны были устанавливаться на видном, и уж точно, не зарастающем всего лишь через 15–20 лет, месте.

Впрочем, к разговору о месте установки креста В. Атласова уместнее будет вернуться после того, как будет решена проблема с именами, руслами и устьями вышеназванных рек, поскольку без этого все рассуждения на эту тему будут беспредметны. Что же касается неразберихи с путями следования казаков В. Атласова из долины реки Тигиля в долину реки Камчатки, и путаницы с названиями рек, то объясняются они, на мой взгляд, тем, что 300 лет тому назад и многим позже, вплоть до конца XIX века, в исследуемой местности существовали две большие самостоятельных реки – Крестовая (Канучь) и Белая (Ошачь), которые сливались воедино в одной версте выше их общего устья.

То есть, по моим представлениям, основанным на данных полевых ландшафтно-геоморфологических исследований (а только вдоль и по руслу реки Белой я прошёл, с работой, трижды), во времена В. Атласова и С. П. Крашенинникова здесь существовали общие русло и устье двух совершено разных водотоков. А именно, собственно реки Канучь (Крестовой), берущей начало в Срединном хребте южнее вулкана Чашаконджа, и впадающей в неё с севера реки Ошачь (Белой), истоки которой располагаются на восточных склонах и в кальдере этого же вулкана. И для подтверждения этого мнения, я вновь обопрусь на мощное плечо С. П. Крашенинникова:

«Пыарантынум речка, от Крюков верстах в 3, вышла верстах 10 из пади и впала в Камчатку по течению с левой стороны. Немного отъехав от устья сей речки взнялись на левую сторону Камчатки и ехали чистым местом (замёрзшим болотом, В. Б.) до нижеописанного острожка.

Греничь речка, от Пыарантынум верстах в 8, вышла верстах в 60 из хребта и от переезду верстах в … в Камчатку впала, вершиною сошлась она с россошиною Хариузовой речки, Туляган называемой.

Канучь (Крестовая) речка, шириною сажен с 15, от Гренича верстах в 12, вышла из одного места с Греничем речкою, и от того места, где мы на неё спустились, верстах в 2 в реку Камчатку впала. Она Крестовою от того называется, что на устье её на левом берегу в первую бытность свою Володимер Атласов поставил крест, который ещё и по сие время стоит, а на нём написано: «СЕ году, июня 13 дня, поставил сей крест пятидесятник Володимер Атласов с товарыщи 55 человек» [1, с. 662].

Как можно видеть, эта дорога студента Академии наук, пролегала через чистые места (замёршие болота) приустьевых участков левых притоков реки Камчатки. При этом, судя по современным картам, реке Пыарантынум соответствует река Пиндра, отстоящая от реки Крюки на 3 км (версты) ниже по течению, ниже которой в 8 км (верстах) в реку Камчатку впадает река Говянка.

22

Сложнее обстоят дела с нынешней рекой Половинной. С одной стороны, она, начинаясь со склонов упомянутого выше перевала Срединного хребта, более соответствует реке Крестовой, в толковании С. П. Крашенинникова, нежели реке Греничь в его же понимании. И в то же время, с другой стороны, её устьевая часть в настоящее время принимает в себя левое русло реки Говянки, второе русло которой впадет в озеро Половинное и, затем, в реку Камчатку. И тем самым современные реки Говянка и Половинная в устьевой своей части образуют общую водную систему, удалённую от старого устья реки Белой на 12 км.

То есть, говоря иначе, современная река Половинная не соответствует реке Крестовой трёхсотлетней давности, так как эта последняя, по словам С. П. Крашенинникова, впадала в реку Камчатку в 12 верстах ниже нынешнего устья реки Половинной. И, следовательно, нужно как-то прояснить эту ситуацию.

Первое, что приходит на ум при попытке объяснить это разноречие, является предположение о том, что в данном случае С. П. Крашенинников обознался с названиями означенных рек. Однако вряд ли это так, поскольку ко времени появления на Камчатке С. П. Крашенинников был уже окончательно сложившимся исследователем, отличавшимся, к тому же, изрядной природной наблюдательностью и дотошностью.

Но в этом случае остаётся признать, что во времена В. Атласова и С. П. Крашенинникова гидрография данной местности выглядела несколько иначе, чем в настоящее время. То есть следует признать, что тогда нынешняя река Половинная впадала в Камчатку в 12 верстах ниже, чем сейчас, и что именовалась она в те времена рекой Крестовой (Канучь).

Так ли это было на самом деле, выясниться чуть попозже, а пока нужно обратить внимание на действительно несомненную ошибку в данном высказывании С. П. Крашенинникова, ибо в дальнейшем это может сыграть существенную роль при определении настоящего места установки подлинного креста В. Атласова.

Суть тут заключается в том, что вот эта последняя цитата с указанием месяца (июнь) и места (на устье её на левом её берегу) установки подлинного креста, взята мною из приложения к книге «Описание земли Камчатки» издания 1949 года. Или, точнее, из рапорта, написанного С. П. Крашенинниковым сразу же после завершённого маршрута. А этот документ самим автором никогда не правился. Никогда!

Подчёркиваю же я это обстоятельство потому, что в основном тексте «Описаний», в практически идентичном высказывании (см. начало статьи), указывается, что названный крест был установлен в июле, и что стоял он вблизи устья реки Крестовой. Вблизи, подчеркну, но всё же не в устье. И нет ни единого слова про левый берег. Ну а поскольку текст основного издания книги четырежды выверялся, дополнялся и исправлялся самим С. П. Крашенинниковым, то единственно верными следует признать именно эту – июль – дату, и именно эту – вблизи устья реки Крестовой – привязку. Так что данные о месяце и месте установки креста, приводимые в черновом, материале, применять в качестве основания для установления подлинного места расположения оригинального креста В. Атласова было бы, по меньшей мере, неосмотрительно.

Но вернёмся к самим рекам. В анализируемом свидетельстве первого профессионального географа и историка Камчатки приводится прямое указание на то, что река Крестовая «вышла из одного места с Греничем речкою». А это, в свою очередь, предполагает три варианта объяснения ситуации. То есть, либо С. П. Крашенинников невольно (по незнанию, ибо сам он этим путём никогда не ездил) принял две совершено разные реки за одну. Либо он считал, что реки Крестовая и Греничь, начинаясь в одном месте, далее текут параллельно друг другу и только по выходу из гор растекаются в разные стороны. Либо, наконец, он воспринимал два русла (две протоки) одной и той же реки за две самостоятельные реки.

Впрочем, не исключается и ещё один вариант, согласно которому под рекой Греничь им понималась нынешняя река Говянка, устье которой в наше время также располагается в 12 верстах выше старого устья реки Белой. Не исключается, как потому, что современная река Говянка, если рассматривать её долину от её же устья, действительно кажется выходящей «из одного места» с рекой Половинной. Так и потому, что по ней вполне можно проехать и в долину реки Крюки, и в

23

долину реки Половинной, а затем, через общий перевал этих двух рек проследовать далее – к рекам Хайрюзовой или Тигилю.

Таким образом, повторюсь, ситуация складывается весьма разноречивой. И чтобы разобраться в ней, обратимся ещё к одному высказыванию автора «Описаний».

«Из Верхнего Камчатского острога на Тигиль по Еловке же ездят; однако есть оттуда на Тигиль и другие дороги: через Оглукоминский хребет до Оглукоминского острога, и оттуда на север по Пенжинскому морю, а другая по реке Крестовой на Хайрюзову.

«Другою дорогою 11 или 12 дней на переезд надобно: ибо следуя вниз по Камчатке первую ночь должно ночевать на Кырганике, другую в Машурином острожке, третью на Шапиной речке, четвёртую на Толбачике, пятую у Харкача в острожке, шестую в Крестовском, а от Крестов вверх по реке Крестовой и вниз по Хариузовой до Хариузовского острожка, также, как из верхнего Камчатского острога до Оглукоминского, в третий день переежжают, а от Хариузовского острожка до Тигиля на другой или третий день, как выше показано» [12, с.146–147].

То есть, как можно видеть, С. П. Крашенинников знал, что истоки рек Крестовой и Хайрюзовой размещаются » вблизи друг от друг, но по разные стороны одного и того же перевала через Срединный хребет. Как знал он и то, что ительмены и казаки к рекам Хайрюзовой и Тигилю предпочитали ездить именно по реке Крестовой, а не по реке Греничь. Но раз так, то нынешняя река Половинная, выходящая своим основным истоком к названному перевалу, именоваться Греничем могла только в том единственном случае, если она по выходу из предгорий разделялась на две протоки, левая (нижняя по течению – точнее) из которых в те времена воспринималась как река Крестовая, а правая носила название Греничь. А вот это-то как раз и проблематично, ибо что-что, а гидрографию тех мест ительмены и казаки знали настолько достоверно, что никак не могли одной и той же реке присвоить два – Греничь и Крестовая – названия. Пусть бы даже у этой реки и существовала два самостоятельных устьевых русла (две протоки). Напомню по этому случаю, что когда у реки Белой в 1973 году образовалось (в её нижней части) новое русло, то оно получило название «Протока Белой», а не какое-то иное, совершенно новое имя.

Так что окончательным выходом из указанной неразберихи с названиями и руслами рек является признание того факта, что во времена В. Атласова и С. П. Крашенинникова нынешняя река Половинная действительно именовалась рекой Канучь (Крестовой). Что она одним руслом впадала в реку Камчатку в том самом месте, где в наше время располагается старое русло реки Белой. И что затем это русло «ушло» вверх по течению р. Камчатки.

Могло бы такое быть? Судя по особенностям развития речной сети этой части долины реки Камчатки – безусловно. Однако прежде чем перейти к обоснованию этого утверждения, стоит ответить ещё на один вопрос – а возможно ли вообще движение собачьих упряжек через упоминаемый перевал? Ну, хотя бы потому следует, что некоторые из моих оппонентов при упоминании об этом перевале протестующее восклицали – «Но ведь это же невозможно – там такие крутые склоны! Я сам это видел, пролетая на вертолёте».

Ну что тут сказать. Что названный перевал ничуть не выше и не круче, чем перевалы Срединного хребта, расположенные между долинами рек Крутогоровой, Облуковиной, Седанкой и так далее, с одной стороны, и долиной реки Камчатки – с другой? Так ведь это видно и по картам, а потому и не нуждается в доказательствах. Что смотреть и видеть – это совершенно разные вещи? Так и это тоже известная истина. И, тем не менее, добавлю, что я достаточно часто пролетал на вертолёте над местами, по которым до этого или после этого проходил пешком. А потому прекрасно знаю, что когда вертолёт летит, что называется, «в лоб» горному склону, этот последний, за счёт уменьшения угла зрения вплоть до прямого, действительно кажется более крутым, чем на самом деле. Но ведь только кажется (оптическая иллюзия, знакомая всем, кто хоть однажды рассматривал аэрофотоснимки), а не является.

Ну а уж если и говорить о том, кто, что и как видел предметно, то лично я исходил плато и перевал, прилегающие к верховьям рек Половинной и Малого Тигиля, вдоль и поперёк.

24

Причём исходил, занимаясь ландшафтно-геоморфологической съёмкой местности, а не ради любопытства. А потому достоверно знаю, что оба склона названного перевала сплошь, говоря на профессиональном жаргоне геологов, «задерьмованы» (задернованы) – то есть, покрыты горно-тундровой растительностью, из под которой лишь местами выглядывают отдельные камни, их россыпи и останцы. И только многим ниже седловины перевала, вдоль уже чётко обозначившихся долин ручьёв и речушек, прерывисто тянутся обрывы, скалы и осыпи. Так что перевал этот не так уж и крут и вполне проходим.

Впрочем, для убедительности, приведу свидетельство ещё одного бывалого человека.

«Путь до верховьев реки Тигиль занял у нас целый день, погода благоприятствовала. Но когда 20 августа утром мы поднялись (от верховьев реки Анавгай, В. Б.) на Срединный Камчатский хребет (1000 м), пошёл дождь, резко уменьшилась видимость, пронизывающий холодный ветер буквально сбивал с ног, и мы вскоре заблудились, хотя шли, ведя в поводу лошадей, строго по компасу. Через 6–6,5 км блужданий по Срединному хребту, «свалились» не в реку Половинную, а в один из притоков реки Крюки, в чём разобрались, спустившись по долине реки на 4–4,5 км. Пришлось снова возвращаться на Срединный хребет, снова брать ориентиры и снова спускаться, на этот раз точно в долину реки Половинной» [13, с. 153].

То есть, добавлю к сказанному, если (уж поверьте моему почти полувековому опыту профессионального хождения по горам и долам Камчатки) через перевал можно пройти с лошадьми, то собачьи упряжки этот же перевал преодолевают многим легче. Так как единственным препятствием для них могут служить только заросли кедрового и/или ольхового стлаников. Но именно они зимой заносятся снегом начисто.

Так что, возвращаясь к упрёкам в многословии, отмечу дополнительно, что приведение цитаты В. М. Никольского нагляднейшим образом иллюстрируют неизбежность появления как множества ссылок, так и пространных рассуждений по поводу их интерпретации. Поскольку без всего этого убедить инакомыслящих в том, что нынешняя река Белая никак не могла быть рекой Крестовой просто невозможно. Хотя, в принципе, описание данной ситуации вполне можно было бы ограничить всего четырьмя фразами.

Впрочем, судите сами. Вот изначальное представление – река Белая никак не могла быть и именоваться рекой Крестовой. А вот его обоснование. Во-первых, истоки рек Белой и Хайрюзовой отстоят далеко друг от друга. Во-вторых, между ними (как, кстати, между ними же и истоками реки Тигиль) располагается мощный, высотой до 2500 м над уровнем моря, вулканический массив Алней-Чашаконджа, верхние 1,5 километра которого представляют собой сплошное нагромождение скал, ледников и вечных снежников (рис. 1), что полностью исключает возможность проезда собачьих упряжек по долине реки Белой к рекам Тигиль и Хайрюзовой и обратно. К тому же, в-третьих, даже тот исток реки Белой, который располагается на юго-восточном склоне вулкана Чашаконджа, настолько далеко удален от долины нынешней реки Половинной, что посчитать их вытекающими из одного и того же места невозможно даже при самом большом желании.

И, тем не менее, хотя эти несколько фраз предельно точно передают суть дела, некоторые из моих из моих оппонентов и до сих пор не воспринимают сути дела. Так что придётся подкрепить это суждение ещё одним свидетельством автора «Описания».

«Ошачь речка, от спуску на Крестовую в версте, вышла с правой стороны верстах в 60 из хребта, и впала в Крестовую. Мы вверх по ней поехали» – пишет С. П. Крашенининкову в уже упоминаемом выше рапорте [1, с. 663].

То есть, оказывается, во времена С. П. Крашенинникова в реку Крестовую впадала большая река, именуемая им Ошачь. А единственной большой рекой, выходящей в этой местности из хребтов справа (справа относительно следования нарт С. П. Крашенинникова, подчеркну, а не относительно впадения в реку Крестовую), является река Белая. И это означает, что нынешняя река Белая, выходящая своим старым руслом к реке Камчатке строго с севера, никак не могла быть рекой Крестовой в понимании С. П. Крашенинникова, ибо последняя подходила (могла подходить – скажу пока так) к реке Камчатке строго с запада. И С. П. Крашенинников об этом прекрасно знал, так как он,

25

напомню, указывал, что он сперва переехал реку Крестовую в 2 верстах выше её устья, и только затем, через версту, достиг русла её притока – реки Ошачь. А таковое могло быть только в том единственном случае, если река Крестовая принимала в себя реку Белую, а не была ею.

Правда, в этом же месте имеется ещё небольшая речушка Озёрная, также текущая с севера, которую, при желании, можно отождествить с рекой Ошачь. Но только при очень большом желании, ибо начинается она не в хребте, а в озере Белом, расположенном в долине реки Камчатки. Да и протяжённость её не превышает 6 км, что также никак не вяжется с теми 60 верстами, на которые указывает С. П. Крашенинников. Ну а поскольку бывший студент очень точно указывает истоки, протяжённость и прочие (наличие тех же горячих ключей) данные следующей по течению большой реки – Киревны (Шваннолома), отстоящей от реки Белой более чем на 20 вёрст, то кроме реки Белой никакой другой водоток этой местности на звание реки Ошачь претендовать не может. Так что, действительно, во времена В. Атласова и С. П. Крашенинникова в том месте, где до 1973 года старое русло реки Белой выходило к реке Камчатке, существовали две самостоятельные реки, которые совместным устьем впадали в реку Камчатку.

Обобщение полученных результатов. Итак, подытожу, у нас чётко обозначился первый, и по-настоящему реальный, результат, согласно которому река Белая не могла быть рекой Крестовой. А, следовательно, и само представление о том, что современная река Белая – это и есть река Канучь (Крестовая), должно быть отвергнуто раз и навсегда. Тем не менее, дабы окончательно убедить возможных оппонентов в истинности этого вывода, вернусь, как и обещал ранее, к объяснению процесса и механизма развития гидрологической ситуации в исследуемой местности.

Дело в том, что все приведённые выше факты и соображения предполагают тот вариант их интерпретации, согласно которому нынешняя река Половинная во времена В. Атласова и С. П. Крашенинникова действительно именовалась рекой Крестовой (Канучь). При этом она выходила к реке Камчатке единым руслом в 12 верстах ниже нынешнего своего устья. И, к тому же, неё неподалёку от её тогдашнего устья впадала река Белая (Ошачь).

Кстати, резкий зигзаг, который совершает старое русло реки Белой перед впадением в реку Камчатку, как раз и является отражением той самой ситуации, когда река Крестовая, текущая строго с запада, принимала в себя реку Ошачь, текущую строго с севера. Ибо когда река Крестовая, в XIX веке изменила своё течение, река Ошачь попросту унаследовала самую нижнюю часть её русла. А, заодно, и название – Крестовая, которое несколько позднее было заменено на её нынешнее – Белая – имя.

Таким образом, повторюсь лишний раз, единственно приемлемым объяснением ситуации, вследствие которой река Крестовая (Кшанучь) стала впадать в реку Камчатку в 12 верстах выше, чем 250–300 лет тому назад (и поменяла, уточню, вслед за этим своё название) может служить процесс естественного перемещения речных русел. Но возможно ли такое явление в принципе? Попробуем разобраться.

Как известно, начало XVIII века было для Камчатки временем прохождения через максимум «малого ледникового периода». То есть временем, когда площадь ледников и многолетних снежников Срединного хребта и его отрогов была существенно большей, чем в наше время, а сами эти ледники и снежники спускались по речным долинам гораздо ниже, чем сейчас. А потому и речной сток летом – в том числе и реки Канучь (будущей Половинной) – так же был заметно интенсивнее нынешнего. Вследствие чего основная масса влекомого материала отлагалась в её нижней, широко распластанной внутренней (аэральной) дельте, простирающейся вдоль берега реки Камчатки на 12 вёрст.

Однако в результате последующего потепления, площади и массы ледников и многолетних снежников в Срединном хребте и его отрогах заметно уменьшились. Столь же заметно уменьшились речной сток и, отсюда несущая способность самого речного потока. Что, в свою очередь, обернулось отложением основной части несомого материала выше по течению реки. И, как следствие, в этой, гораздо более узкой части речной долины, аллювий стал формировать гораздо менее широкую, но

26

несколько более мощную, толщу. Что, в конце концов, и привело к тому, что река своими собственными наносами быстро забила прежнее своё русло и потекла в новом направлении. Причём, не исключается, что таковое смещение русла произошло в два этапа. О чём позволяет судить наличие верхнего и нижнего (относительно течения реки Камчатки) русел современного ручья Холмового, общее начало которым дают подрусловые (грунтовые) воды реки Половинной, пробивающиеся из под её же собственных аллювиальных отложений.

Таковым мог оказаться процесс перестройки гидросети исследуемой местности. Что же касается самого механизма отшнурования и перемещения речных русел, то он выглядит следующим образом (излагаю специально для историков и краеведов). Все горные реки, несущие большое количество взвешенного материала, при выходе из предгорий формируют, за счёт резкого снижения скорости течения, так называемые субаэральные (континентальные) дельты. Которые, в плане, представляют собой конусы выноса с дугообразной поверхностью, плавно понижающейся в обе стороны поперёк самого тела конуса. При этом, поскольку река продолжает поставлять, отлагать и переотлагать несомый материал, её русло постепенно приподнимается относительно той части поверхности конуса, по которой она протекает. И рано или поздно река неизбежно устремляется из более повышенного места конуса в более пониженное, прорывая себе при этом новое русло. Такое происходит на всех реках – разница заключается лишь в том, что на одних это происходит редко и не столь заметно, а на других часто и очень, вплоть до катастрофы, масштабно.

Кстати, в некотором отношении примером проявления подобного рода – накопление наносов, подъём русла и прорыв в сторону – процессов, служит река Хуанхэ, наносное русло которой, с двух сторон ограниченное искусственными дамбами, местами на 20–22 и более метров возвышается над окружающими пространствами. Что время от времени приводит к прорыву дамб и к сокрушительным наводнениям.

Впрочем, это так, отступление от темы, хотя и полезное. А в продолжение разговора о наших реках, замечу, что всё, до сей поры сказанное, было всего лишь предположением – пусть бы и построенным на строгой научной основе. Подлинным же доказательством его истинности может быть только факт реального изменения речных русел, произошедший именно в данной местности. И таковой факт, как говорится, имеет место быть.

Дело в том, что река Белая, служащая камнем преткновения для всех тех историков и краеведов, которые пытаются интерпретировать данные В. Атласова и С. П. Крашенинникова без учёта развития реальной ландшафтной (гидрографической) обстановки, в 1973 году «неожиданно» поменяла нижнюю часть своего русла и стала впадать в реку Камчатку в нескольких, если мерить по руслу реки Камчатки, километрах ниже своего прежнего устья. Чем, кстати, и объясняется постоянное использование мною словосочетания – «старое русло реки Белой».

Впрочем, изложу всё по порядку. В 1973 году мне довелось трижды пройтись вдоль русла реки Белой от её истоков до устья и обратно. При этом мы с Ю. М. Стефановым, следуя её руслом в первый раз (и вообще – впервые), полностью доверились карте, согласно которой наш маршрут должен был пролегать по тропе, идущей вдоль и в 1,5–2 км от нижней части русла реки, по её левому берегу. А потому не сразу обратили внимание на то, что русло реки изменило своё направление. И лишь только когда, потеряв окончательно заросшую тропу, мы упёрлись в какую-то неведомую реку, протекающую в торфяных, болотистых берегах, к нам пришло понимание, что тут что-то не так. Определив, методом засечек место своего нахождения, мы обнаружили, что находимся на 1,5–2 км левее русла, нарисованного на карте. После чего нам не оставалось ничего другого, как перейти на другую сторону реки и, взяв азимут, напрямую двинуться к кресту, стоящему в устье реки Белой. Который, кстати, к этому времени (через 14 лет после установки) практически полностью зарос тальником.

Что же касается нового русла, то оно и само пролегало в невысоких торфяных берегах, и его дно также было сложено торфом. То есть на всём виденном нами участке русла полностью отсутствовали отложения галечника, тогда как (что обнаружилось при возвращении назад на вулкан

27

Чашаконджу по старому руслу реки Белой) всё бывшее русло этой реки было выложено прекрасно окатанным галечником, присыпанным мелким белесоватым илом (вот и причина появления названия – Белая), принесенным из кратера вулкана Чашаконджа, идти по которому было сплошное удовольствие, несомненное тем более, что до этого несколько километров пришлось, буквально, продираться по пах, а то и по пояс в воде, через болото с большими травяными кочками.

Стоит отметить также и то, что на всём протяжении этой, почти полностью осушённой части речного русла ещё не успела вырасти ни одна, буквально, травинка, не говоря уже о тальнике. А ведь этот последний настолько быстро заселяет галечниково-песчаные отложения, что уже через три-четыре года на новых косах образуется густейший подрост ивок, высотой до 3–5 метров. И это отсутствие растительности на обнажившемся днище реки свидетельствует о том, что прорыв её нового русла произошёл именно в результате весенне-летнее половодья 1973 года. То есть ещё до того, как созрели семена ив и трав.

К сказанному остаётся добавить, что подобные прорывы реками своих старых берегов с одновременным уходом новых русел и устьев на километры в сторону от прежних, явление для этих мест долины реки Камчатки вполне обычное. А, следовательно, и гипотеза о перемещении русла и устья реки Крестовой (Половинной) на 12 вёрст вверх по течению (с одной стороны её конуса выноса на другой), имеет полное право на существование. Как приобретает таковое право и предположение о том, что русло реки Канучь (она же Кчанучь, Кшанучь, Крестовая, Крестовка) до конца XIX века выходило к реке Камчатке в том самом месте, где ныне располагается старое русло реки Белой. Что, лишний раз замечу, прекрасно трассируется нижним (левым) руслом нынешнего ручья Холмового.

Подведение итогов. Итак, всё изложенное выше убедительно подкрепляет версию о том, что река Крестовая (Канучь) в понимании С. П. Крашенинникова и река Белая (Ошачь) являются разными реками. Тем не менее, для полного завершения картины мне не доставало ещё одного, последнего, так сказать, штришка. И таковой, в конце концов, отыскался.

Дело в том, что спустя век после выхода в свет «Описания земли Камчатки», другой видный исследователь природы полуострова К. Дитмар [6], на своей карте (рис. 2) нарисовал реку Крестовую, очертания которой практически полностью повторяют очертания современной реки Половинной. Вплоть до того, что на ней отчётливо видно, что исток этой реки лежит многим южнее хребта Белого – так в те времена именовался вулканический массив Алней-Чашаконджа. Кстати, в переводе с корякского слово «Алней» означает – «Белая гора» или «Белая голова». А из под Белой горы может вытекать только Белая речка, а никак не Крестовая.

 

[image]

Рис. 2. Фрагмент карты К. Дитмара [4].

 

Впрочем, это так, к слову. К слову о возможной причине возникновения названия реки Белой, ибо точно также – Белой – именуется и река, стекающая с противоположного склона массива Алнея-Чашаконджи. А специально отмечу, что исток реки Крестовой на карте К. Дитмара приурочиваются хребту Крюки, именуемого на карте горой Крюковской. И что именно к этой реке он привязывает пути ительмены и казаки к реке Тигилю и обратно: «Есть также и очень удобные зимние проходы – к истокам Тигиля, а равно и в долину Камчатки, к рр. Крестовке и Козыревке (ныне – Быстрой, В. Б.) – проходы, которыми пользуются нередко» [6, с. 406]. И эти обстоятельства лишний раз подтверждают суждение о том, что нынешняя река Белая, каким бы образом не возникло её название, никак могла быть рекой Крестовой.

Но всё же наиболее убедительным, свидетельством в пользу этой точки зрения является отсутствие на карте К. Дитмара реки Белой (Ошачь). Поскольку это однозначно говорит о том, что название Крестовка принадлежало той и только той реке, истоки которой располагались на восточном склоне перевала между реками Малый Тигиль и нынешней Половинной, а не реке, берущей своё начало на склонах и в кратере вулкана Чашаконджа. Или, говоря иначе, К. Дитмар, как и С. П. Крашенинников, не отождествлял две совершенно разные реки.

Таким образом, говоря окончательно, отсутствие на карте К. Дитмара реки Ошачь (Белой), берущей своё начало в кратере вулкана Белого (Чашаконджи), и наличие реки Крестовой,

28

начинающейся со склонов Срединного хребта и хребта Крюки, убедительно подтверждают мнение о том, что реки Крестовка и Ошачь (Белая) – это действительно разные реки.

Вслед за чем остаётся признать, что река Крестовка поменяла устьевую часть своего русла ещё в конце первой половины XIX века, а не в самом его конце. Или, во всяком случае, поменяла его сперва частично, и лишь в конце этого же века перестройка её русла завершилась полностью

В целом же, всё это окончательно убеждает нас в том, что отождествление бывшей реки Крестовой с нынешней рекой Белой не соответствует реальной ландшафтно-экологической обстановке исследуемого региона. А потому, поставлю последнюю точку, мнение о том, что река Белая (Ошачь) – это и есть река Крестовая, должно быть отвергнуто раз и навсегда. Как, кстати, раз и навсегда должно быть отвергнуто и представлении о том, что отряд В. Атласова мог спуститься со Срединного хребта к реке Камчатке по долине реки Белой (Ошачь).

 

ИСТОЧНИКИ

 

  1. Крашенинников С. П. Описание земли Камчатки. Том I. Санкт-Петербург. Наука, Петропавловск-Камчатский. «Камшат», 1994. 438 с.
  2. Головин В. М. Путешествие на шхуне «Диана» из Кронштадта в Камчатку, совершённое под начальством флота лейтенанта Головина, в 1807–1811 годах. М.: Географгиз, 1961. 480 с.
  3. Кусков В. П. Краткий топонимический словарь Камчатской области. Петропавловск-Камчатский. 1967. 130 с.
  4. Быкасов В. Е., Каразия Н. Ф. Ледники вулкана Чашаконджа // Гляциологические исследования. М.: Наука, 1976. № 25. С. 51–54.
  5. Первая «скаска» Владимира Атласова, 1700 года // Колумбы земли Русской. Составление, предисловие, комментарии, словарь К. В. Цеханской. Хабаровск: Хабаровское книжное издательство, 1989. С. 69–76.
  6. Дитмар К. Поездки и пребывание в Камчатке в 1851–1855 гг.: Часть первая. Исторический отчёт по путевым дневникам. – Петропавловск-Камчатский: Холдинговая компания «Новая книга», 2009. – 566 с.
  7. Борисов В. И. Усть-Камчатский район. Из истории населённых пунктов. Петропавловск-Камчатский, 2006. 180 с.
  8. Пийп Б. И. Термальные ключи Камчатки. М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1937. 268 с.
  9. Жилин М. Я. Крест Атласова // Неизвестная Камчатка, 2002. № 1. С. 26.
  10. Полевой Б. П. Новое об открытии Камчатки: часть вторая. Петропавловск-Камчатский. Камчатский печатный двор, 1997. 203 с.
  11. Леонтьев В. В., Новикова К. А. Топонимический словарь Северо-Востока СССР. (Научн. ред. Г. А. Меновщиков). Магадан: Кн. изд-во, 1989. 456 с.
  12. Крашенинников С. П. Описание земли Камчатки. М.–Л.: Главсевморпуть, 1949. 842 с.
  13. Никольский В. М. О том, чему жизнь посвятил… Геологическими маршрутами Камчатки. Воспоминания и дневники геологов. – Т. 3. Территориальное агентство по недропользованию по Камчатской области. Сост. В. Н. Федореев. – Петропавловск-Камч., 2005. С. 42–396.