Толбачинский дол: экологическая катастрофа 1975 года и её последствия // Материалы международного совещания «Развитие природной среды востока Азии в плейстоцене-голоцене (рубежи, факторы, этапы освоения человеком). 14–18 сентября 2009 г. Владивосток: Дальнаука, 2009. С. 37–39.


ТОЛБАЧИНСКИЙ ДОЛ: ЭКОЛОГИЧЕСКАЯ КАТАСТРОФА 1975–1976 ГОДОВ И ЕЁ ПОСЛЕДСТВИЯ

 

Быкасов В. Е., Быкасов А. В.

Институт вулканологии и сейсмологии ДВО РАН

Камчатский государственный технический университет

 

Толбачинский дол представляет собой обширную, площадью 875 км2, лавово-пирокластическую (преимущественно лавовую) равнину, приуроченную к южной периферии Ключевской вулканической группы. С юго-западной, южной и юго-восточной сторон дол ограничивается долиной р. Толбачик, а с восточной стороны – долиной его притока р. Толуд. На западе Толбачинский дол плавно, без четких границ, переходит в долину р. Камчатки. В административном отношении территория дола включается в Мильковский район Камчатской области.

Топография дола довольно проста. По своей сути – это возвышенная пологонаклонная, слабоволнистая и малорасчленённая вулканогенная равнина, простирающаяся в Ю-Ю-З направлении (азимут 20–25°) примерно на 45 км от подножия Плоского Толбачика к долине р. Толбачик. Максимальная ширина дола, в плане близкого к овалу, достигает 30 км. При этом равнина постепенно – углы наклона на долу, в целом, не превышают 2–5° и лишь в местах выхода на поверхность крупных лавовых уступов, образуются ступени крутизной до 30–35° – понижается как в направлении главной осевой линии, так и по обе стороны от неё к долинам рек Толуд и Камчатки. А потому и абсолютные высоты дола плавно снижаются от 1800–2000 в месте его сочленения с подножием Плоского Толбачика, до 80–120 м вблизи р. Толбачик. Относительные же высоты в пределах самого дола колеблются незначительно – от первых метров и десятков метров в уступах лавовых потоков и до 150–200 м у пирокластических конусов, преимущественно стянутых к осевой линии. И только отдельные из этих конусов – Алаид, Высокая, Песчаные горки, Первый и Второй конусы Северного прорыва – на 250–300 м возвышаются над поверхностью дола.

Вследствие исключительно интенсивного проявления эффузивного и эксплозивного вулканизма, который по среднему расходу магмы (20·106 т/год) уступает во всём Курило-Камчатском регионе только Ключевскому вулкану (средняя интенсивность – 60·106 т/год), геологическое строение дола довольно простое, хотя и своеобразное. В сущности, дол представляет собою собственно лавовый, перемежаемый прослоями тефры, покров мощностью (по осевой линии) от 200–300 до 500–600 м, который сформировался в результате 60–70 отдельных (моноактовых) извержений трещинного и центрального типа. Одним из таковых, хотя и далеко не рядовым, проявлений вулканизма стало Большое трещинное Толбачинское извержение (БТТИ) 1975–1976 годов.

В ходе деятельности Северного прорыва (СП) этого извержения, за два с половиной месяца на поверхность дола поступило около 0,9 км3 тефры и 0,223 км3 лавы (1). В результате чего в центральной части дола образовалось три новых шлаковых (пирокластических) конуса высотой 290, 278 и 108 метров, 15 лавовых потоков, слившихся в единое лавовое поле площадью 8,86 км2 и мощностью до 90 метров, а также обширное (мощность пирокластических отложений достигала 8–12 метров вблизи новообразованных конусов, 10–15 см на расстоянии 10–12 км от центра извержения и 3–5 см в радиусе 15–18 км) шлаково-пепловое поле. Еще около 0,02 км3 пирокластики и 0,98 км3 лав добавил сюда Южный прорыв (ЮП), за 14 месяцев деятельности которого на долу появился шлаковый конус высотой 165 метров и лавовый покров площадью 35,87 км2 со средней мощностью до 28 метров.

В результате поступления столь огромных объёмов вулканитов, на указанных площадях произошло интенсивное уничтожение растительности древесной (лиственницы, каменной березы, ели, тополя душистого, ив, рябины), кустарниковой (ольхового и кедрового стлаников, шиповника, спиреи и пр.), травяной и мохово-лишайниковой растительности. При этом отчётливо проявлялась следующая стадийность этого процесса.

На конец вегетативного периода 1975 года граница абсолютно полного уничтожения растительного покрова ограничивалось изопахитой 40–45 см – то есть расстояниями в 3–5 км от новообразованных конусов.

Однако к началу лета 1976 г., вследствие переноса сильными зимними ветрами около 0,2 км3 вымороженной (облегчённой) тефры, граница отложений с мощностями до 40–45 см отодвинулись ещё на 2–3 км от центра извержения (2). За счёт чего вся кустарниковая растительность на этой территории в результате вторичного погребения и/или обдирания пепловой позёмкой коры и хвои погибла полностью.

Затем, к середине лета 1976 года, в результате интенсивного воздействия легкорастворимых химических веществ, изначально содержавшихся в выпавшей пирокластике и, затем, вместе с талыми и дождевыми водами перешедших в почвогрунты и, оттуда, в корни растений, площадь окончательно погибшей древесной и кустарниковой растительности расширилась до пределов, ограниченных изопахитой в 30–35 см – то есть до овала с радиусами 5–7 км. О чём, в частности, можно было судить по «внезапно» побуревшей в середине июля 1976 г. и спустя пару недель полностью опавшей хвое лиственничников, окружающих центральную часть дола с восточной, южной и западной сторон.

Вне этой зоны полного уничтожения растительности, то есть при мощностях отложившейся тефры от 20–25 до 5–3 см, в последующие 3–5 лет происходило либо выборочное отмирание одних (наиболее чувствительных, вроде мхов и лишайников, а также невысоких трав и кустарничков), в разной степени выраженное угнетение (дефолиация, хлороз, некроз, отсыхание вершинных и боковых побегов) других и стимулирование третьих видов растительности. К примеру, каменная береза погибла полностью при мощности отложений от 20–25 см и более, кедровый стланик – от 15–20 см, а лишайники и мхи – от 3–5 см.

Что же касается территорий с мощностями шлаково-пепловых отложений от 5–3 см и менее, то здесь, за счет вторичного воздействия легкорастворимыми химическими веществами, отмечалось либо временное угнетение одних (тех же лишайников), либо заметное стимулирование других (шиповника, голубики, жимолости, смородины и пр.) видов растений, особенно отчётливо проявившегося в гигантизме листьев и побегов и в повышенной урожайности ягод и грибов

Кстати, сказать, вообще-то, в условиях Камчатки при мощностях шлаково-пепловых отложений не более чем в 3–5 см происходит в основном лишь временная деградация мохово-лишайничковой и временное же поражение (хлороз, некроз, опад листьев и хвои) наиболее чувствительных к химическому поражению видов (кедровый стланик, каменная береза) древесной растительности. Тем не менее постоянное выпадение даже самых малых по объёму вулканических пеплов приводит, как отмечает ряд исследователей (4, 5, 6) к выпадению в растительном покрове склонов и подножий наиболее активных вулканов Камчатки мохово-кустарничковых ассоциаций и к преобладанию в нем травяных видов.

Всё это обусловило соответствующую дифференциацию в характере, динамике и направленности процессов восстановления растительного покрова на пораженных участках. К примеру, горно-тундровая, в то числе и травяная, растительность, занимающая до начала извержения практически всю северную половину центральной и наиболее возвышенной (от высот 1000–1200 и до 1500–1700 метров) части дола, в результате извержения была полностью погребена вплоть до поймы ручья Водопадного с западной его стороны и до поймы правого истока р. Толуд с восточной. Однако уже на следующий год, вследствие сильных ветров, шлаково-пепловая толща на наиболее возвышенных участках названной территории уменьшилась, по вертикали, практически наполовину. И потому погребенная, но не успевшая погибнуть, травяно-кустарничковая растительность горных тундр начала интенсивно прорастать сквозь толщу шлаков и пеплов. И в настоящее время она восстановилась практически полностью там, где первоначальная мощность шлаково-пепловых отложений не превышала 15–20 см. Вследствие чего горные тундры продвинулись к центру извержения на 2–3 км.

Иначе обстоят дела с восстановлением мохово-лишайничковой растительностью таковых участков. Дело в том, что мхи и лишайники, как наиболее чувствительные к химическому воздействию виды растительности, иногда отмирают при мощности выпавшей пирокластики всего в 1–3 см. К тому же естественный цикл восстановления мхов и лишайников составляет не менее 32–35 лет, что также существенно сдерживает интенсивность восстановления мохово-лишайникового покрова. А потому их восстановление на долу начиналось, буквально, с нуля.

Тем не менее, довольно массовое появление белых лишайников произошло, и всего лишь через 12–13 лет, на восточных и северо-восточных подножиях и склонах первого и второго конусов Северного прорыва. В той их части, где мелкие частицы шлака и пепла были унесены ветрами и на поверхность вышли крупноглыбовые отложения, являющиеся наиболее подходящим субстратом для расселения беломошного покрова (3).

По своему интересен и факт образования довольно-таки сплошного (на 2005 г.) зеленомошного покрова вдоль восточного и северо-восточного подножия горы Высокой. В том смысле интересен, что в этом случае появление мхов и лишайников было обусловлено формированием в ветровой тени вулканического конуса субстрата из тончайших частиц отмытого талыми водами шлака и пепла, обогащённого биогенами отмершей и разлагающейся растительности.

Ну а в целом, через 25 лет после извержения в наиболее возвышенной части дола (севернее, примерно, линии, проведённой от стационара на ручье Опасного к стационару на ручье Толуд) белый аспект восстановленного мохово-лишайникового покрова стал довольно примечательной чертой до недавнего времени безжизненно серой (до чёрной во время дождей) поверхности шлаков и пеплов.

В общем же, говоря о восстановлении растительности горных тундр и лугов дола, следует отметить, что процесс этот год от года подстегивается кумулятивным эффектом, когда чем больше растений появляется на пораженной площади, тем в большей степени он интенсифицируется. Так что можно ожидать, что через 40–50 лет после извержения горно-тундровая растительность дола полностью восстановится в прежних своих границах. И разве что только мхам и лишайникам для полного восстановления утраченных позиций понадобится срок в полтора-два раза больший.

Что же касается пионерной растительности (колосняка, хамериона узколистного, полярного мака, камнеломок, осок, вейников и пр.), то спустя 15 лет после извержения отдельные их экземпляры и латки продвинулись вплоть до подножий конусов СП. И в настоящее время здесь, в наиболее укрытых от ветров местах – то есть вдоль подножий конусов и во всякого рода западинах, где накапливаются наиболее тонкие фракции пепловых частиц, пионеры сформировали фрагменты первичной луговой растительности с проективным покрытием до 15–25% и более.

Достаточно быстро на поверхности шлаково-пепловых отложений восстанавливается и древесный покров. Доказательством тому массовое появление древесного подроста, который за 25 лет практически полностью занял поверхность лавовых развалов извержения 1740 г. (извержения конусов Трещины и Звезды).

И в самом деле, за все предшествующие 235 лет на их поверхности появилось лишь небольшое число куртин спиреи иволистной, кедрового и ольхового стлаников, шиповника и кустарниковых ивок, а также отдельных деревьев ив и тополя. Но после отложения шлаков и пеплов Северного и Южного прорывов мощностью от 0,8–0,5 до 0,3–0,2 м, ситуация переменилась кардинально. Вследствие постоянной увлажненности новообразованной шлаково-пепловой толщи мощностью от 0,8–0,5 до 0,3–0,2 м за счет сорбции водяных паров и аккумуляции дождевых и талых вод, она стала благоприятным субстратом (эдафотопом) для произрастания ив, рябины, каменной березы, лиственницы и, особенно, тополя душистого. Так что в настоящее время на всей поверхности бывших лавовых потоков, на высотах от 400 до 600 метров, образовался практически сплошной древесный подрост высотой (на 2000 г.) до 5–6 метров и с сомкнутостью крон на отдельных участках до 0,3.

Особо следует отметить, что явное превалирование в новообразованном подросте тополя душистого, ив, рябины и каменной берёзы над лиственницей, являющейся основной лесообразующей породой в данном регионе, отражает естественный ход сукцессионных процессов, в ходе которых сперва формируются лиственные древесно-кустарниковые ассоциации и уже только затем, под их пологом в массовом количестве появляются лиственницы, постепенно вытесняющие и заглушающие пионерную растительность. К тому же тополь душистый и прочие лиственные породы плодоносят каждый год, тогда как лиственница раз в 5–7 лет. Ну а самое главное, семена тополя и всех остальных лиственных, в отличие от семян лиственницы, легко разносятся на громадные расстояния.

Таким образом, фито- и зооценозы Толбачинского дола, подвергшиеся воздействию шлакопеплопадов, токсичных газов, кислотных осадков и прочих вулканогенных поражающих факторов, в настоящее время развиваются в условиях в той или иной степени отличающихся от типично фоновых. Причём биота дола, претерпев временное стимулирование, угнетение (рестимуляцию), модификацию и, нередко, полное уничтожение, проходит через ряд закономерных превращений (сукцессий) на пути возвращения к своему исходному климаксному (субклимаксному) состоянию.

Конечно же, восстановление фоновой растительности на Толбачинском долу – процесс очень сложный по своей динамике и направленности и достаточно длительный по времени. Тем не менее, если в течение ближайших 250–300 лет не территории дола не произойдет очередного катастрофического извержения, то фоновая растительность на долу восстановится во всех своих естественных пределах. За исключением, разве что, поверхностей лавовых покровов Северного и Южного прорывов, занимающих, совместно, около 45 км2 территории дола, где это процесс может затянуться на 400–600 лет.

 

ЛИТЕРАТУРА

 

1. Большое трещинное Толбачинское извержение (Камчатка, 1975–1976 г.г.). М.: Наука, 1984. 637 с.

2. Быкасов В. Е. Шлаково-пепловый чехол извержения 1975 г. и поражение растительности Толбачинского дола // Вулканология и сейсмология. 1981. № 1. С. 76–78.

3. Быкасов В. Е. Восстановление растительности на шлакопепловых отложениях Толбачинского дола // Вопросы географии Камчатки. Петропавловск-Камчатский, 1989. Вып. 10. С. 193–194.

4. Гущенко И. И. Пеплы Северной Камчатки и условия их образования. М.: Наука, 1965. 144 с.

5. Манько Ю. И., Сидельников А. Н. Влияние вулканизма на растительность. Владивосток, 1989. 161 с.

6. Пийп Б. И. Ключевская сопка и ее извержение в 1944–1945 гг. и в прошлом. М.: Изд-во АН СССР, 1956. 310 с.

 

TOLBACHIK VALLEY: THE ECOLOGIC CATASTROPHE OF THE 1975 AND ITS CONSEQUENCES

Bykasov V.E., Bykasov A.V.

Institute of Volcanology and Seismology FEB RAS

Kamchatka State Technical University

Tolbachik valley is a huge lava-pyroclastics (mostly lava) plain with area of 875 km2, confined to the southern border of Kluchevskaya volcanic group. From the south-west, south and south-east the valley is bounded by the Tolbachik river valley, and from the eastern side – by the valley of its tributary Tolud river. On the west Tolbachik valley smoothly passes into Kamchatka river valley. The territory of the valley administratively belongs to the Milkovsky region of Kamchatka.

The topography of the valley is pretty simple, by its nature it is an elevating gently sloping small-wavy and small-partitioned volcanogenic plain, stretching into S-S-W direction (azimuth 20-25°) for about 45 kilometers from the Plosky Tolbachik base to the valley of Tolbachik river. The maximal width of the close to oval in shape valley is about 30 km. The plain is slowly descending (slopes are not over 2-5° and only in places where steep lava ledges rise there are steps up to 30-35° steep) both in directions of main axis and its two sides to the valleys of Tolud and Kamchatka rivers. That is why absolute heights of the valley are smoothly decreasing from 1800-2000 near the Plosky Tolbachik base, to 80-120 m near Tolbachik river. Relative heights are not significant – from meters and dozen meters for lava cliffs to 150-200 meters for pyroclastic cones, mostly near the centerline. And only separate cones – Alaid, Visokaya, Peschanie Gorky, First and Second cones of the Northern Break – raise for 250-300 meters over the valley.

Owing to the exceptionally intensive effusive and explosive volcanic activity, which only by average magma production (20×106 t/year) is second in the whole Kuril-Kamchatka region only to Kluchevskoy volcano (average intensity – 60×106 t/year), the geologic construction of the valley is pretty simple though original. The valley is a cover of lava altering with tephra interlayers from 200-300 to 500-600 meters thick (along axis), which was formed as a result of 60-70 separate (monoact) eruptions of fissure and central type. One of those, though not ordinary, was the Great Tolbachik Fissure Eruption of 1975-1976.

During the activity of the Northern Breach of the eruption, about 0.9 km3 of tephra and 0.223 km3 lava came to the surface of the valley in two months. The result was the formation of three new cinder cones with heights 290, 278 and 108 meters; 15 lava flows merged into one lava field with area of 8.86 km2 and thickness up to 90 m; and the vast (thickness of pyroclastic sediments was 8-12 meters near the neogenic cones, 10-15 cm on the distance of 10-12 km from the center of eruption and 3-5 cm in radius about 15-18 km) cinder-ash field. The more about 0.02 km3 of pyroclastics and 0.98 km3 of lava were added by the Southern Breach, 14 months of activity of which created a 165 meters high cinder cone and lava cover with area of 35.87 km2 and average thickness of 28 m.

As a result of those huge capacities of volcanites having came to the surface of the valley, there was an intensive destruction of the vegetation: arboreal (larch, stone birch, spruce, fragrant poplar, willows, mountain ash), shrubby (mountain pine and shrubby alder, rose, spirea), grass and moss-lichen vegetation. The time staging of the process was quite pronounced.

By the end of vegetation period of 1975 the border of the total annihilation of the vegetable cover was at isopach of 40-45 cm – that is, distance of about 2-3 km from the neogenic cones.

But by the beginning of summer 1976, as a consequence of the winter winds performed transportation of about 0.2 km3 of chilled (lightened) tephra, the borderline of the sediments with thickness of 40-45 cm increased by another 2-3 km from the center of eruption (2). As a result of that all the shrubby vegetation in this area died completely because of secondary burial and/or ground wind carrying ash debarking and stripping the needles.

Furthermore, by the mid of summer 1976, as a result of intensive influence of very soluble chemicals, which were initially contained by pyroclastics fallout, and then with melted and rain waters came into soil, and then into roots of vegetables, the area of the completely dead arboreal and shrubby vegetation increased by range limited with 30-35 cm isopach – that is, oval with radius of 5-7 km. An evidence of that were the “suddenly” grew brown in the mid of July 1976 and after couple of weeks fallen needles of the larch woods, surrounding the middle part of the valley from eastern, southern and western sides.

Outside this area of total annihilation of the vegetation, with thickness of deposited tephra from 20-25 to 5-3 cm, during the following 3-5 years there were partial dying of some (the most sensible, like mosses and lichens, and small grasses and shrubs), various degrees of suppression (defoliation, chlorosis, necrosis, withering of apical and lateral shoots) of others and stimulation of some other vegetable species. In particular, stone birch died completely with thickness of deposits from 20-25 cm, alder elfin wood – from 15-20 cm, and lichen and moss – from 3-5 cm.

As for the areas with thickness of deposits from 5-3 cm and less, here, because of the secondary affection by very soluble chemical agents, either the temporary suppression of some (lichens) or notable stimulation of other (rose, blueberry, honeysuckle, red currant etc.) vegetable species was recorded, especially clearly displayed in giantism of leaves and shoots and the increased productivity of berries and mushrooms.

In general in Kamchatka, with thickness of cinder-ash sediments not over then 3-5 cm usually there is only temporary degradation of moss-lichen and temporary affection (chlorosis, necrosis, abscission of leaves and needles) of the most sensible to chemical affection species (mountain pine, stone birch) of arboreal vegetation. However the constant fallout of the smallest in capacity volcanic ash leads, as is remarked by some researchers (4, 5, 6), to the suppression of moss-lichen associations and the prevalence of grass species in the vegetable cover of slopes and bases of the most active volcanoes of Kamchatka.

All that stipulated the corresponding differentiation in character, dynamics and direction of the processes of vegetable cover recovery in the affected areas. For example, alpine tundra vegetation (including grasses), that was occupying almost the whole northern half of central and the most elevated (from heights of 1000-1200 to 1500-1700 meters) part of the valley, as a result of the eruption was completely buried right up to the floodlands of Vodopadny stream from its western side and up to the floodlands of the right source of Tolud river from the east.

But the next year already, owing to the strong winds, cinder-ash thickness on the most elevated areas of the mentioned territory reduced almost by half vertically. And buried but not yet dead grass-shrubby vegetation of alpine tundras started to grow intensively through the thickness of ash and cinder. And at present time it has almost completely recovered in the areas where initial thickness of cinder-ash deposits was not over 15-20 cm. So the alpine tundras moved by 2-3 km to the center of eruption.

The recovery of the moss-lichen vegetation of the same areas is somewhat different. Moss and lichens, as a most vulnerable to the chemical affection types of vegetation, sometimes die with thickness of pyroclastics of only 1-3 cm. And the natural cycle of recovery of mosses and lichens is not less 32-35 years, that holds the intensity of recovery of the moss-lichen cover. Their recovery in the valley was starting literally from nothing.

However, the recovery in masses of white lichens happened only after 12-13 years on the eastern and north-eastern slopes of the first and second cones of the Northern Breach. In those parts where small particles of cinder and ash were blown away by winds and the big-block deposits, which are the best substratum for settling of white-lichen cover (3), emerged.

Another interesting fact is the formation of pretty entire (by 2005) green moss cover along the east and north-east base of Visokaya mountain. This is the case where the appearing of mosses and lichens is stipulated by the formation in the windless region of volcanic cone of the substratum of finest ash and cinder particles washed clean by melting waters, and fortified with biogens of dead and carrion vegetation.

In general, after 25 years from the eruption in the most elevated part of the valley (northern to the line from Opasniy stream to Tolud stream) white aspect of the recovered moss-lichen cover became a notable part of the recently lifelessly grey (and black during rains) surface of cinder and ash.

Speaking about the recovery of alpine tundras and meadows of the valley, it should be noted that this process is stimulated by cumulative effect which increases from year to year; the more vegetables appear in the affected area, the more intensive it gets. So it can be expected that after 40-50 years from the eruption the alpine tundra vegetation of the valley has completely recovered in its former borders. And only mosses and lichens will need by a half or one more time greater time to completely rehabilitate the lost positions.

As for the pioneer vegetation (wildrye, fireweed, arctic poppy, saxifrages, sedges, reeds etc.), after 15 years from the eruption their separate specimen and patches have advanced right up to the Northern Breach cones bases. And in present time there, in the spots most protected from wind – along the bases and in various hollows where the fine fractions of ash accumulate – the pioneers have formed the fragments of initial meadow vegetation with projective cover of 15-25% and more.

The arboreal cover on the surface of cinder-ash sediments is recovering pretty quickly either. It is proven by the underwood appearing in masses, and during 25 years having almost completely occupied the lava outcrop of the 1740 year eruption (Treshina and Zvezda cones).

Indeed, during the whole 235 years only the small amount of clumps of willow spirea, mountain pine and shrubby alder, rose and shrubby willow, and separate willow and poplar trees appeared there. But the situation has changed abruptly after the cinder and ash fallout of the Northern and Southern Breaches with thickness from 0.8-0.5 to 0.3-0.2 m. Owing to the constant moisture of the cinder-ash thickness due to the sorption of water steams and accumulation of rain and melting waters, it became the favourable substratum (edafotop) for the growth of willows, mountain ash, stone birch, larch and especially fragrant poplar. And in present time on the whole surface of former lava flows, on heights from 400 to 600 meters, there is an almost entire growth with height (by 2000) up to 5-6 meters, with crown density up to 0.3 on the separate areas.

The obvious domination of the fragrant poplar, willows, mountain ash and stone birch over the larch, that is the basic forest-forming species in the region, reflects the natural course of seral processes, during which first there are deciduous arboreal-shrubby associations formed, and only then under their canopy the larches appear in masses, then replacing and suppressing the pioneer vegetation. Besides, the poplar and other deciduous species fructify each year, while larch only once in 5-7 years. The most important is that seeds of poplar and other deciduous are easily spread to the huge distances.

Thus, fito- and zoocenoses of the Tolbachik valley, underwent the influence of cinder-ash fallout, toxic gases, acidic precipitation and other volcanogenic damaging factors, currently are developing in conditions to various degree different from typically background. And the biota of the valley, having undergone temporary stimulation, suppression, modification and sometimes complete destruction, comes through a number of natural transformations (successions) on the way to restoration of its initial climax (subclimax) condition.

The recovery of the background vegetation in the Tolbachik valley is a matter complex in dynamic and direction and quite long by time. However, if there is no another catastrophical eruption during next 250-300 years on the territory of the valley, then the background vegetation is to recover within its natural bounds. Except for the surfaces of lava fields of the Northern and Southern Breaches, which occupy together about 45 km2 of the valley area, where this process can last 400-600 years.

 

BIBLIOGRAPHY

 

1. Great Tolbachik Fissure Eruption (Kamchatka, 1975-1976). M.: Nauka, 1984. 637 p.

2. Bykasov V. E. Cinder-ash cover of the 1975 eruption and the affection of the Tolbachik valley vegetation // Volcanology and Seismology, 1981. № 1. P. 76-78.

3. Bykasov V. E. The recovery of the vegetation on cinder-ash deposits of the Tolbachik valley. Issues of of Kamchatka geography. Petropavlovsk-Kamchatsky, 1989. Issue 10. P.193-194.

4. Gushenko I. I. Ash of the Northern Kamchatka and the conditions of their formation. M.: Nauka, 1965. 144 p.

5. Man’ko Yu. I., Sidelnikov A. N. The influence of volcanism upon the vegetation. Vladivostok, 1989. 161 p.

6. Piyp B. I. Kluchevskoi volcano and its eruption in 1944-1945 and in the past. M.: USSR AS Publishing, 1956. 310 p.

ПОДПИСИ К РИСУНКАМ

Рис. 1. Извержение Северного прорыва. День третий – высота конуса 100 м.

Рис. 2. Извержение Северного прорыва. Вторая неделя.

Рис. 3. Извержение Южного прорыва.

Рис. 4. Извержение Южного прорыва. Лавовая река и лавовый покров.

Рис. 5. Извержение Второго конуса Северного прорыва.

Рис. 6. Извержение Второго и Третьего конусов Северного прорыва.

Рис. 7. Окрестности Северного прорыва после извержения.

Рис. 8. Центр Толбачинского дола, на заднем плане Острый и Плоский Толбачики.

Рис. 9. То же самое после первого снега.

Рис. 10. Эоловый перенос тефры в зимний период.

Рис. 11. То же.

Рис. 12. Будущий бугорок эолового нанорельефа.

Рис. 13. Инверсионный нанорельеф.

Рис. 14. Прорастание колосняка с образованием эолово нанорельефа.

Рис. 15. Пионер (камнеломка).

Рис. 16. Пионер (осока).

Рис. 17. Пионер.

Рис. 18. Последние могикане.

Рис. 19. Погибший кедровый стланик

Рис. 20. Мёртвый лес и пионерная растительность в районе горы Высокой.

Рис. 21. Молодой иво-тополёвый подрост на лавовых развалах извержения 1739.