Процесс развития природоохранного движения на Камчатке, как и во всей стране, показывает, что защитники природы получили возможность ие ие природоекомендательный широко и открыто говорить об ухудшении (детиорации) природной обстановки лишь тогда, когда они стали апеллировать к общественному мнению с конкретными, основанными на реальных фактах, предложениями и представлениями о путях и способах достижения более или менее оптимального баланса между процессами освоения и сохранения природной среды. То есть, точнее, тогда, когда ими было обосновано чёткое кредо: природная среда есть основной, а по сути дела – единственный, ресурсный потенциал человечества, к эксплуатации которого надо подходить предельно рачительно.

Однако и после этого дорога к экологической стабильности региона отнюдь не стала гладкой. И во многом это объясняется тем, что защита природной среды, приобретя к концу 80-х годов прошлого века весомый законодательный и социальный статус (вес), стала не только престижным, но и, что уж тут скрывать, неплохо оплачиваемым занятием для всякого рода активистов и карьеристов. Беда которых состояла в том, что отсутствие профессиональных (экологических, правовых и т. д.) знаний они подменяли либо показной суетой, либо «борьбой с инакомыслящими». В результате чего на Камчатке в конце 80-х – начале 90-х годов, буквально, в лобовую сошлись сторонники традиционного (то есть основанного на обязательном освоении всех видов природных ресурсов и, при этом, с наименьшими затратами на охрану природы) подхода к решению социально-экономических проблем региона, и их особо ретивые оппоненты, предлагающие ввести предельно полный режим ограничения производственной деятельности.

Впрочем, природоохранному движению просто необходимо было переболеть этой «детской болезнью». И оно, в принципе, ею переболело. Однако последствия проявляют себя и до сих пор. Что особенно наглядно видно по отсутствию на Камчатке как продуманной стратегии природопользования, так и, отсюда, теоретически аргументированной и методологически обоснованной структуры охраняемых объектов. И это далеко не случайно, так как даже первая сугубо научная попытка методологического обоснования сети имеющихся и вновь создаваемых ОС Камчатской области и КАО (4) была существенно обесценена тем, что в ней не было произведено выделения реальных и перспективных промышленных и сельскохозяйственных районов, узлов, полей и центров, а также соединяющих их транспортных и энергетических коридоров, сетей и линий, как это принято делать в развитых странах мира. Отчего, добавим, многие из реально существующих и перспективных хозяйственных объектов не совсем обосновано, скажем так, оказались расположенными в пределах ОС.

В целом же, продолжим мысль о последствиях, чрезмерная активность природоохранной общественности, неподготовленность местных учёных к решению социально-экологических проблем региона в условиях становления рыночных отношений и патологическое стремление чиновничества к администрированию существенно обесценили природоохранную деятельность в регионе. Во всяком случае, оглядываясь назад, приходится констатировать, что процесс создания охраняемых систем (ОС) в регионе приобрёл спонтанный характер, поскольку инициаторами их создания, по большей части, оказывались либо местные жители, либо активисты общества охраны природы, либо властные структуры, побуждаемые (и те, и другие, и третьи) всеобщим, не побоимся этого слова, ажиотажем, связанным с природоохранной деятельностью начала 90-х годов прошлого века. Что и не преминуло обернуться обратной своей стороной, так как в настоящее время в административных кругах края стали часто поговаривать как о сокращении числа самих ОС, так и занимаемой ими площади.

Всё это вместе взятое и побуждает нас ещё раз обратиться к теме обособления ОС в пределах Камчатского края с целью хотя бы частичного восполнения теоретико-методологического багажа природоохранной проблематики региона. И в качестве зачина остановимся на формулировке термина «охраняемая территория». Дело в том, что в транскрипции Всемирной комиссии по охраняемым территориям (WCPA) Международного союза охраны природы (МСОП) собственно под «охраняемой территорией» понимается – «Участок земли и/или моря, специально предназначенный для защиты и поддержки биологического разнообразия, природных и, ассоциирующихся с ними, культурных ресурсов и управляемый посредством правовых или других эффективных способов» (5).

Приведение этого определения вызывается тем, что международный термин не только более краток, а, значит, и более удобен, чем отечественное («особо охраняемая природная территория») понятие, но и, главное, заметно более широк по смыслу, так как позволяет включать в разряд охраняемых не только природные, но в той или иной степени уже преобразованные и даже полностью антропогенные по своей сути участки ландшафтной сферы.

Вместе с тем у приведённого выше определения просматривается существенный методологический изъян. Суть которого заключатся в том, что главной целью обособления таковых объектов провозглашается сохранение биоразнообразия. Однако как представляется лично нам, сохранение биоразнообразия является хотя и важной, но тем не менее всего лишь одной из задач природоохранной политики, целью которой является максимально посильное сохранение в естественном или близком к нему состоянию первично-природной структуры ландшафтов и экосистем планеты (1).

Исходя их этой позиции, мы предпочитаем использовать взамен этого термина понятие «охраняемая система» (ОС). Которое нейтральностью слова «система» дополнительно подчёркивает тот факт, что охраняемыми могут быть не только наземные, но и водные, земноводные, прибрежные и донные участки планеты, тогда как слово «территория» вольно или невольно нацеливает наше внимание только на сушу. А в целом термин ОС однозначно говорит о том, что под эту категорию охраняемых объектов подпадают не только природные, но и разного рода и степени изменённые (антропогенные) и культурные объекты. И тем самым предлагаемый термин приобретает должную степень обобщённости и универсальности. 

Впрочем, вернёмся к самой проблеме обособления ОС на Камчатке. В силу своего географического положения, особенностей освоения и характера социально-экономического развития, Камчатский край является одним из тех немногих регионов России и мира, которые пока ещё сохранили первично-природную структуру своих естественных ландшафтов и экосистем (1). То есть, в некотором роде Камчатка является тем самым эталоном, на который должна равняться вся природоохранная деятельность современного мирового сообщества.

Понятно, что в значительной мере этому поспособствовали и сравнительно слабое промышленное и сельскохозяйственное освоение её территории и акватории, и удалённость от развитых регионов и стран, и труднодоступность вкупе со слабой заселённостью. Однако не стоит сбрасывать со счетов и того обстоятельства, что на полуострове было, пусть бы, как уже говорилось, и весьма стихийно, создано весьма изрядное число охраняемых структур.

И действительно, по самым последним данным (6), только на территории бывшей (без Корякского автономного округа) Камчатской области имеется два («Кроноцкий» и «Командорский») государственных природно-биосферных заповедника; 4 природных парка («Быстринский», «Ключевской», «Налычево», «Южно-Камчатский») областного и один («Голубые озёра») районного значения; один государственный заказник («Южно-Камчатский») федерального значения и 15 государственных заказников местного значения. А помимо 61 памятников природы, две лечебно-оздоровительные местности, 27 ведомственных резерватов и заказников и 63 археологических памятников. При этом общая площадь всех этих категорий ОС составляет 5, 03 млн. га, или 29,8% от всей – 170,8 км² – площади области. И ещё около 70 охраняемых структур, общей площадью 2 318,7 тыс. га, функционирует в Корякском автономном округе (3).

Другое дело, что этот количественный «взрыв», так и не ознаменовался качественно новым методологическим обеспечением создаваемых ОС. И это не только наше мнение. Как указывает по этому поводу биолог А. В. Ладыгин, ООПТ Камчатки, несмотря на свою многочисленность и большую общую площадь, не отвечают признакам экологической сети, а выполняют лишь частные задачи по охране отдельных видов флоры и фауны региона (2). 

Так что далеко не случайно в последнее время ко многим природоохранным объектам Камчатки предъявляются претензии как в отношении установления их границ и площадей, так и в отношении определения их природоохранного статуса. И во многих случаях эти претензии вызваны именно тем, что создание тех или иных ОС происходило без должного теоретико-методологического обоснования. То есть, уточним, не столько даже по причине недостаточной и квалифицированной апробации к местным условиям международного опыта по созданию и функционированию ОС, как говорилось выше. Сколько потому, что при создании ОС Камчатки широкий (то есть ландшафтно- экологический) подход к обособлению природоохранных систем был подменён узконаправленной методологией сохранения пресловутого биоразнообразия. В том смысле пресловутого, что при таковой теоретической подкладке основные усилия концентрируются на сохранение отдельных видов биоты. Тогда как, по логике, первоочередное внимание учёных, общественности, хозяйственных и властных структур должно было бы направлено на сохранение самой природной среды – то есть конкретных ландшафтов и экосистем, в пределах которых обитают и функционируют не отдельные животные, растения, микроорганизмы, а их сообщества и популяции.

Кстати, когда мы в начале 90-х годов пытались обратить внимание на это непродуктивное противоречие между стратегией охраны природной среды в целом, и попыткой её достижения путём сохранения биоразнообразия, местные специалисты-биологи сочли эти наши представления необоснованными и даже непрофессиональными. Но, во-первых, сами же биологи (2) считают, что более продуктивным и эффективным представляется подход, учитывающий экологическую специфику региона – уникальное сочетание природных факторов, формирующих неповторимость его природы. То есть, уточним, подход, главным образом нацеленный на сохранение первично-природной структуры естественных ландшафтов и экосистем. Поскольку только таковой – системный подход позволяет выделять под ОС именно те территории и акватории, которые предоставляют наибольшие возможности для сохранения как отдельных видов биоты, как биологического разнообразия в целом, так и, в главную очередь, всей природы.

Таким образом, из всего сказанного со всей непреложностью следует, что проблема создания, а, значит, и продуктивного управления, ОС предполагает непременное решение самого широкого круга вопросов. Одним из важнейших из которых является установление и уточнение организационных форм, природохранных категорий, природно-социальных функций и юридического статуса вновь образуемых и уже существующих ОС.