В 2007 году исполнилось 310 лет со времени присоединения Камчатки русскими казаками под руководством пятидесятника В. Атласова. Юбилей, по сравнению с недавним трёхсотлетием этого события, не очень знаменательный. И всё же он даёт повод поговорить о некоторых неточностях (или неясностях, если хотите, В. Б.) в истории открытия и освоения Камчатки. Выявление которых и является целью предлагаемой статьи.Из числа таковых неточностей в первую очередь можно отметить то, что практически все исследователи маршрут В. Атласова на участке от устья реки Пустой и до устья реки Тигиль прорисовывают вдоль самого берега моря. Хотя берег в этой части полуострова представляет собой сплошной обрыв, прерываемый лишь в устьях наиболее крупных рек: Подкагерной, Шаманки, Лесной, Паланы, Пятибратки, Кахтаны, Воямполки и Тигиля. И хотя во время приливов достигающих тут высоты 8–10 метров, вода либо подходит к самому основанию скал, либо вообще заливает их, образуя частые непропуски. Так что эта часть берега абсолютно непроходима для оленьего каравана. Что и доказывается расположением всех транзитных троп в 15–20 и более км от морского берега.

 

67

 

И лишь в устьях названных рек – да и то, если там располагались посёлки коренных жителей, тропы подходят поближе к берегу моря. Но всего только – поближе

А вот и ещё один пример неточности, связанный на этот раз с временной привязкой начала похода В. Атласова. Дело тут в том, что в одной из «Скасок» В. Атласова написано: «И после ясачного платежу в том же 205 году, по наказной памяти пошёл он, Володимер, из Анадырского на службу великого государя, для прииску новых землиц и для призыву под самодержавную великого государя высокую руку вновь неясачных людей, которые под царскою великодержавною рукой в ясачном платеже не бывали» (27, с. 20). Но, во-первых, 7205 год по русскому церковному календарю того времени соответствует 1697 году, исчисляемому по установленному Петром I с 1 января 1700 года, юлианскому летоисчислению. Но, во-вторых, Новый год по старорусскому стилю начинался 1 сентября, а новый 1697 год по юлианскому стилю – 1 января 7205 г., и тем самым при переходе на новый календарь начало года перескочило сразу через четыре месяца. И если не помнить об этой разнице в летоисчислении, то можно допустить серьёзную ошибку в хронологии. Что, по-видимому, и произошло с академиком Л. С. Бергом, который, заявляя: «В. Атласов во главе 60 служилыми людьми и с 60 ясачными юкагирами отправился из Анадырска в начале 1697 г.» (4, с. 90), скорее всего, имел в виду начало 7205 года. Тогда как на самом деле отряд В. Атласова вышел из Анадырска в конце 1697 г. Точно такую же ошибку допустили и авторы книги «Русские землепроходцы и мореходы: Из истории открытия и освоения Сибири и Дальнего Востока», согласно которым «Отряд численностью в 120 человек (60 русских и 60 юкагиров) в начале 1697 г. выступил из Анадырского острога, перевалил на оленях через Корякский хребет и устремился на юг» (1, с. 55–56).

Несколько иная ситуация сложилась с предположением камчатского историка В. Д. Сергеева, утверждающим, что: «Весной 1697 года Атласов вышел из острога с отрядом из 65 казаков и 60 юкагиров» (26, с. 40). В том смысле иная, что в данном случае автор, скорее всего, наоборот прибавил четыре месяца к юлианскому календарю. Кстати, у В. Д. Сергеева появляется ещё и другое число казаков, следующих с В. Атласовым.

Но об этом – о численности – поговорим попозже. А пока обращу внимание на досадный промах А. В. Ефимова который по поводу начала похода пишет: «В. Атласов прибыл в Анадырь в августе 1697 года и в этом же году отправился в поход на Камчатку» (7, с. 123). Досадный как в том смысле, что в августе 1697 года В. Атласов уже был на Камчатке, а в Анадырск он прибыл полутора годами раньше – 29 апреля 1696 года (23, с. 84). Так и в том, что, приводя, чуть далее, надпись на кресте, установленном казаками в знак присоединения Камчатки к России, согласно которой событие это произошло «В 205 году, июля 18 дня…» (то есть в июле 1697 года), А. В. Ефимов поневоле утверждает, что В. Атласов сперва побывал на Камчатке, затем появился в Анадырске и вновь ушёл на Камчатку.

Впрочем, все эти, и подобные огрехи, не идут ни в какое сравнение с совершенно фантастической интерпретацией реального исторического факта Е. П. Орловой, которая пишет: «Из Тигиля Атласов подал в Якутск челобитную с просьбой разрешить идти на Камчатку-реку и, получив разрешение, взял двух вожжей (проводников), оленей и с оставшимися людьми пошёл на реку Камчатку» (22, с. 14). Дело тут в том, что это не В. Атласов писал челобитную в Якутск, а казаки отряда били, по обычаям того времени, челом царю через него: «И на Кыгыле реке били челом великому государю, а ему, Володимеру, служилые и промышленные люди подали за своими руками челобитную, чтоб ему с ними идти на Камчатку реку и проведать подлинно – какие народы над Камчаткою рекою живут» (27, с. 22). И, следовательно, ни у кого В. Атласов разрешения на поход к реке Камчатке не спрашивал. Да и не мог спрашивать, даже если бы захотел, ибо весь поход В. Атласова длился два с небольшим года. То есть, уточню, потому не мог спрашивать, что сам он от Камчатки до Якутска добирался, правда, с полугодовой задержкой в Анадырском остроге, без малого полтора года. И потому на то, чтобы подобная просьба дошла до Якутская понадобился бы целый год. Да ещё один год потребовался бы на то, чтобы разрешение на поход прибыло обратно в Тигиль.

 

68

 

Так что, расставлю все точки над i, никак он не мог сидеть в Тигиле два года в ожидании разрешения, коль скоро он вообще был на Камчатке два года. Да и не было у него ни малейшего желания затевать эту переписку, ибо за ничегонеделание его уж точно бы привлекли к ответу. Как, кстати, привлекли бы к ответу и том случае, если бы он умолчал о челобитной, ибо в те времена, за умолчание подобных вещей (вспомним знаменитое «слово и дело») наказывали с беспощадной суровостью.

И всё же самой принципиальной, на мой взгляд, ошибкой многих исследователей является не столько даже искажение конкретных документов и фактов, сколько не совсем, скажем так, верное освещение ими целей и задач похода В. Атласова. Поскольку, говоря о продвижении русских служилых и промышленных людей «встречь солнцу», таковые исследователи акцент в оценке помыслов того же В. Атласова делают на «прииске новых землиц». Например, известный историк Б. П. Полевой так и пишет: «Получив подробную информацию о камчатском походе Л. С. Морозко 1695–1696 гг., Владимир Атласов сразу же загорелся желанием организовать новый большой поход с целью присоединения к России всего великого южного полуострова» (24, с. 84).

Однако вопреки этому и другим подобным мнениям, в основе устремления русских на Крайний Север и Северо-Восток стоял, простите за невольный каламбур, «шкурный» интерес. Шкурный, как в прямом смысле, то есть добывание для царской казны шкур ценных пушных зверей любым (охота, скупка, мена, ясак, грабёж и т. д.) доступным способом, так и в переносном – личное обогащение за счёт пушнины. Впрочем, тут я «не открываю Америк» ибо эта мысль «о выдающейся роли торгового элемента в освоении Сибири» проходила красной нитью в исследованиях С. В. Бахрушина, Н. И. Никитина, М. М. Белова и многих других учёных.

Кстати, о том, что в результате таковых походов действительно можно было обогатиться, свидетельствуют данные торговых операций и объёмы изымаемого с коренного населения ясака, согласно которым в середине XVII века торговля с Сибирью обеспечивала треть доходов царской казны (7, с. 81). При этом даже рядовые казаки, которым в 1640 году было разрешено заниматься после сбора ясака пушным промыслом и торговлей (3, с. 48), могли заработать от нескольких десятков до нескольких сот и даже первых тысяч рублей в год при официальном (для сравнения) годовом жаловании в 5 рублей.

Впрочем, оставим пока тему ошибок и недоразумений в сторону и перейдём к реконструкции маршрута отряда В. Атласова. Но предварительно замечу, что походу В. Атласова предшествовал поход Луки Морозко и Ивана Голыгина. И что по поводу этого предварительного похода также существуют разногласия, вызванные либо невнимательным прочтением первоисточников, либо недоучётом того обстоятельства, что до 1700 г. в России новый год начинался с сентября, либо и тем, и другим и третьим вместе.

Действительно, А. С. Сгибнев считал, что: «по приказу Анадырского прикащика Атласова, прибывшего туда в августе 1695 г., казак Морозко, посланный с 16 казаками для сбора ясака с коряк на р. Апуку, впадающую в Восточный океан, проник далеко на юг…» (25, с. 10). Этот же год, хотя и другого приказчика, называют и авторы монографии «История Чукотки с древнейших времён до наших дней», вышедшей под руководством и общей научной редакцией Н. Н. Дикова: «В 1695 г. анадырский приказчик Михаил Многогрешный направил в очередной поход на «коряцкую землю» отряд во главе с казаками Лукой Морозко и Иваном Голыгиным. Отряд проник на Камчатскую землю, где на р. Апуке им было построено первое ясачное зимовье» (10, с. 79). Этим же (1695–1966 годами) временем датируют поход Л. Морозко Б. П. Полевой (23) и М. И. Белов (2). Кстати, сразу же обращаю внимание, что в данных и других работах «корякская» и «камчатская» земли нередко выступают как синонимы. А обращаю потому, что с таковым отождествлением мы будем сталкиваться ещё не раз.

Однако в противовес этой точке зрения, известнейший исследователь народов Северо-Востока и Камчатки В. И. Иохельсон высказывается так: «В 1696 году Атласов, приказчик Анадырского острога, отправил отряд из шестнадцати человек под командой казака Луки Морозко на Камчатский полуостров, чтобы проверить слухи о пушных богатствах.

 

69

 

В следующем году Атласов предпринял поход сам. Он послал Морозко с отрядом к Беринговому морю, а сам двигался вдоль берега Пенжинской губы, собирая ясак у окланских, каменских, таловских коряков и захватил ещё селение Палану и несколько других» (8, с. 212).

Этой же даты придерживается и Л. С. Берг: «В 1996 г. из Анадырска был послан к корякам на р. Опуку (Опука впадает в Берингово море приблизительно под 62º с. ш.) якутский казак Лука Морозко» (4, с. 90). По существу вторят ему и составители «Летописи Сибири»: «В 1696 г. казак Лука Морозко с отрядом, состоявшим из 16 казаков, нескольких промышленных людей и 40 юкагиров, из Анадырского острога был послан на р. Опуку (Апуку), чтобы принять в русское подданство местное население, жившее по её берегам. Однако он не ограничился указанным районом, а пошёл дальше. Следуя по западному побережью Камчатки, Морозко со своим отрядом дошёл до р. Тигиль. По возвращении в Анадырский острог он доложил обо всём, что видел на Камчатке и что «до Камчатки реки не доходил один день для того за малолюдством служилых людей» (Летопись Сибири. М.: 1957, с. 101. Цитирую по 1, с. 55).

То есть, как можно видеть, налицо явный разнобой во мнениях относительно начала похода Луки Морозко. И в немалой степени он был вызван тем, что С. П. Крашенинников по этому поводу высказывается так: «В 7204 году (в 1696 г., В. Б.) послан от него (от В. Атласова, В. Б.) был к Апукским корякам Лука Морозко в 16 человеках за ясашным збором…» (18, с. 192). Но, как выяснилось в наше время в связи находками в архивах новых материалов, С. П. Крашенинников в этом вопросе ошибался. То есть, поход Л. Морозко начался всё же в 1695 году.

Имеется разброс мнений и насчёт того, кто же всё-таки отсылал Луку Морозко на Камчатку: Михаил Многогрешный или В. Атласов. Хотя если Л. Морозко вышел из Анадыря в 1695 году, то послать его мог только М. Многогрешный. Обнаруживается несовпадение взглядов и в том, вместе ли с Атласовым в поход на Камчатку пошёл Лука Морозко, или он догнал отряд В. Атласова несколько позднее. Ну и, повторюсь, по-прежнему остаётся непонятным куда – в «корякскую землю» или на всё же Камчатку? – посылался Л. Морозко.

Тем не менее, из всего сказанного бесспорно следует, что, во-первых, Л. Морозко не мог быть послан В. Атласовым, прибывшим в Анадырск в апреле (а не в августе) 1696 г. И что, во-вторых, именно данные Л. Морозко окончательно укрепили В. Атласова в его решении двинуться на Камчатку. Настолько укрепили, что на деньги, взятые в долг под огромные проценты, он организует собственную экспедицию на полуостров. Впрочем, опустим пока все подробности появления его замысла и подготовки к походу (тем более что всё это достаточно полно и достоверно осуществлено другими исследователями) и перейдём к заявленной в заголовке теме.

Итак, как считает М. И. Белов (2, с. 101), В. Атласов, собрав 60 служивых и промышленных людей и 60 ясачных юкагиров, 16 декабря 1696 года (то есть всё же в 7205, а не в 7206 году) вышел из Анадырского острога. «И шли де они из Анадырского чрез великие горы на оленях в полтретьи недели (две с половиной недели, В. Б.) и наезжали подле моря к губе на Пенжине реке в Акланском и в Каменском и в Усть-Пенжинском острожках на сидячих пеших коряк ста с три и больши, и призвал их под государеву самодержавную высокую руку ласково и с приветом, и собрав с них ясак лисицами красными, выслал в Якуцкой с служилыми людьми с Олешкою Пещерою с товарищи» (27, с. 20).

Я намеренно привожу столь длинную выдержку из подлинного документа, ибо она помогает прояснить некоторые существенные моменты, связанные с походом В. Атласова. К числу которых, например, относится тот факт, что после Каменского в отряде В. Атласова число служилых людей сократилось, как минимум, на три человека, с которыми, возможно, ушло ещё и 2–3 юкагира с оленями.

Но оставим пока численность отряда в покое и попробуем прояснить, по какой такой причине казаки с самого начала своего маршрута пошли «чрез великие горы», хотя, от реки Анадыри и до реки Пенжины вполне можно было пройти по долинам их притоков (рек Майн и Белая, соответственно), минуя наиболее высокие горы этой части маршрута. И хотя казаки, как известно, не любили ходить через горы.

 

70

 

Причин тут несколько. Во-первых, на оленях предпочтительнее передвигаться именно по возвышенным местам, нежели по долинам рек. Так как, с одной стороны, сильные ветры сбивают здесь снег в наст, по которому оленям бежать гораздо легче, а значит и передвигаться можно многим быстрее, чем по более рыхлому и глубокому снежному покрову речных долин. И так как, с другой стороны, на выдуваемых поверхностях горных склонов, к тому же изначально более богатых ягелем, чем речные долины, оленям не надо было сильно и долго копытить снег, чтобы добраться до корма. И, следовательно, они меньше уставали, быстрее насыщались, больше отдыхали и потому могли бежать с большей скоростью. А ведь, как известно, В. Атласов торопился. И торопился не только потому, что его мог остановить новый анадырский приказной Григорий Постников (а таковая попытка действительно была предпринята), но и потому, что ему необходимо было как можно быстрее добраться до реки Камчатки. Ну, хотя бы потому, что ясак (пушнину) с наибольшим успехом можно было собирать именно зимой, когда шкурки пушных зверей имеют максимальную сортность и, отсюда, высокую товарную ценность.

Во-вторых, избранный казаками вариант маршрута пролегал по кратчайшему пути из бассейна р. Анадыри в бассейн реки Пенжины, проложенному оленными коряками. Не случайно же в наши дни именно к этой части маршрута отряда В. Атласова оказался приуроченным зимник, связывающий современный посёлок Марково, недалеко (около 30 км) отстоящий от бывшего Анадырского острога, с нынешними сёлами Корякии: Слаутным, Окланом и Каменским.

Но каким образом пролегал, в этом случае, маршрут отряда В. Атласова, и что это за «великие горы»? Горы эти – Русские. Правда, абсолютные их высоты невелики: от 500–600, в среднем, до 1109 м. А перевал Модинский через эти горы, и перевал Налгимский Словутных гор, через который проходит путь из бассейна реки Анадыри в бассейн реки Пенжины, и того ниже. Однако в условиях крайне суровой зимы и практически полной полярной ночи казакам, которые, повторюсь, очень не любили ходить по горам, они показались далеко не малыми.

Свалившись в долину реки Пенжины, отряд достиг сперва Аклана, а, затем, и Каменского. При этом весь путь от Анадырска до Каменского занял, повторюсь, у отряда 2,5 недели. Данный факт не вызывает ни малейших сомнений, поскольку этот срок указан самим В. Атласовым (см. выше). Казалось бы, не должен вызывать сомнения и названный маршрут отряда, ибо он также указан самим В. Атласовым. Однако многие исследователи, кроме, пожалуй, Л. С. Берга (рис. 1), привязывают эту часть маршрута атласовцев к долинам рек Майн (правый приток реки Анадыри) и Чёрной (левый приток реки Пенжины). А некоторые из них, Д. М. Лебедев, например (19, с. 76), и вовсе прорисовывают путь отряда от устья реки Майн, расположенного ниже Анадырска, к долине реки Ваеги (приток Майна) и, затем, к долине и к устью реки Пахачи (рис. 2). То есть, вообще мимо р. Пенжины и корякских острожков в её устье. Примерно также, но ещё более схематично (рис. 3), очерчивает эту часть маршрута казаков и В. И. Воскобойников (6, с. 41).

Так что, несколько отвлекусь от темы, я ничуть не преувеличивал, когда говорил, что многие исследователи излишне вольно трактуют реальные исторические документы и факты. Хотя и согласен с мнением Г. Миллера о том, что по реке Майн пролегала ещё одна дорога на реки Алютору (Олютору – ныне Вывенку) и Пахачу (12, с. 137; 30, с. 18).

Однако вернёмся к нашим казакам. И зададимся вопросом – каким путём отряд В. Атласова шёл от устья Пенжины к реке Алюторе? Вариантов тут несколько. Согласно первому из них, предложенному ещё С. П. Крашенинниковым, от устья реки Таловки отряд самого В. Атласова последовал вдоль западного побережья Пенжинской губы вплоть до реки Паланы и далее. Вот как об этом пишет сам С. П. Крашенинников: «После того (после достижения Усть-Таловского острожка, В. Б.), как сказывают, разделил он (В. Атласов, В. Б.) партию свою на двое, половину послал на Восточное море под командою Луки Морозки, а с другою сам по Пенжинскому морю следовал. На Паллане изменили ему союзники его юкагири, 3 человека служивых убили, да 15 человек и его Атласова ранили» (18, с. 193).

То есть, с одной стороны, С. П. Крашенинников допускал возможность движения части отряда напрямую от устья реки Пенжине к реке Алюторе. И в то же время, с другой, он

 

71

 

Рис. 1. Картосхема движения отряда В. Атласова по Л. С. Бергу [5, с. 68].

 

ошибается в главном – в том, что отряд разделился ещё в районе устья реки Пенжины. Вернее, не будучи, в силу ряда причин знаком со «Скасками» В. Атласова (о чём можно судить по его же собственным словам – «как сказывают»), он при оценке похода В. Атласова исходил из слухов, так как подлинных свидетелей похода В. Атласова, а тем более его участников, к тому времени уже не было. Ошибается, кстати, он и в том, что возле Паланы было убито 3 казака – на самом деле там было убито 6 человек.

О том же, что он действительно ошибается, свидетельствует и показание В. Атласова: «И от того острожка (олюторского, В. Б.) отпустил он, Володимер, 30 человек служилых людей да 30 юкагирей подле Люторского море, для проведывания той земли и островов и для призыву под царскую великодержавную руку вновь неясачных людей с ясачным платежем» (27, с. 21). То есть, подчеркну лишний раз, коль скоро именно подле Люторского моря, а не к Люторскому морю пошёл после раздела отряд Л. Морозко, то всё-таки на реке Олюторе разделился отряд, а не на реке Пенжине. Тем более что слова эти сказаны после упоминания о том, что единый отряд вышел к «люторским корякам».

 

72

 

Рис. 2. Картосхема движения отряда В. Атласова по Д. М. Лебедеву [19, с. 77].

 

Но продолжим о маршруте от устья реки Пенжины. Варианта движения единого отряда от устья реки Пенжины на юг, к полуострову, придерживался академик Л. С. Берг (5, с. 53). Который предполагал, что отряд В. Атласова, в едином составе двигаясь от устья реки Таловки вдоль побережья Пенжинской губы (вдоль западных предгорий Пенжинского хребта по долинам рек Таловки и её левого притока р. Айпына, точнее), вышел к южной оконечности этого хребта в районе, примерно, Маметчинского залива. Там он резко повернул на восток, пересёк Парапольский дол и вышел к «люторскому морю» (рис. 1).

В пользу этого варианта говорит то, что если бы атласовцы действительно вышли на южную оконечность Пенжинского хребта, то они увидели бы прямо перед собой ровное, пустынное пространство Парапольского дола. Пересекать которое в южном направлении,

 

73

 

Рис. 3. Картосхема движения походов русских людей, по В. И. Воскобойникову [6. с. 41].

 

при постоянно дующем в этой местности очень сильном ветре, и, при этом, без всякой надежды найти приют в стойбище аборигенов, нужды не было. Тем более не было, что, повторюсь лишний раз, подлинной целью отряда было объясачивание местных жителей. А к таковым и скорее и легче можно было попасть, следуя по тропе, проложенной коряками от залива Мамета к долине реки Куйвиваям, затем к долине реки Ветроваям (правый приток реки Вывенки) и, наконец, к устью реки Вывенки.

Кстати, по этой тропе ездил, спустя два века, отец Нестор, когда, следуя от Гижиги, он, через Тайгоноский полуостров и Пенжинскую губу, сперва попадал в корякский острожек Мамет, а затем выходил к Тиличикам (21). Тем не менее, даже эти обстоятельства не доказывают подлинности такого варианта движения отряда.

 

74

 

Рис. 4. Картосхема походов отрядов В. Атласова и Л. Морозко к реке Тигиль в 1697 г. 1 – по автору, 2 – по историко-географическому атласу [11, с. 19], 3 – по Е. П. Орловой от р. Паланы к р. Алюторе [22, с. 14], 4 – перевалы, 5 – острожки.

 

Особенно учитывая то, что, согласно схеме Л. С. Берга, обратно на восточное побережье Пенжинской губы отряд вернулся той же дорогой в полном составе (рис. 1). А вот это совершенно не соответствует реальности.

В силу этих и, возможно, некоторых других причин, составителями историко-географического атласа Камчатки» (11, с. 19) была предложена несколько иная модификация продвижения отряда на участке от устья реки Пенжины до устья реки Алюторы. В соответствии с их точкой зрения, от Усть-Таловки отряд, следуя по долине р. Таловки, вышел на Парапольский дол, где он резко повернул к югу и пошёл по долу вдоль реки Куюл и далее вплоть до западного побережья полуострова (рис. 4). Здесь, примерно в 60 км к югу от устья реки Пустой, он повернул к реке Анапке и, выйдя в её устье на восточное побережье, двинулся по нему к реке Алюторе (рис. 4).

Вообще-то, таковой вариант движения не исключается. Однако есть, как минимум, два, соображения, которые вызывают серьёзные сомнения в том, что В. Атласов избрал именно этот путь. Во-первых, в те времена на всём Парапольском долу не было постоянных

 

75

 

поселений. «Дальше на пустынном Рекинниковском (Парапольском) доле встречаются только редкие кочевья коряков-чавчувенов. По Парапольскому долу можно ехать 2–3 дня подряд, не встретив ни единого стойбища, ни единого ездока. О посёлках и говорить не приходится» – пишет известный знаток жизни и быта коряков этнограф С. Н. Стебницкий (29, с. 26).

А ведь надо постоянно помнить, повторюсь вновь и вновь, что главной, если не единственной, задачей В. Атласова, как высшего представителя великодержавной власти на Северо-Востоке России (да и как частного заинтересованного лица), было приведение «под высокую государеву руку» и объясачивание коренного населения, а не просто открытие «новых землиц». К тому же казаки и юкагиры постоянно нуждались в пище, которую они могли достать только и только в посёлках аборигенов, обменяв её на ножи и бусы, а то и попросту отняв, что частенько и происходило: «А идучи в Камчадальскую землю и из Камчадальской земли питались они оленями, которые полонили они у иноземцев, и рыбою, которою они имали у иноземцов, а иную рыбу сами ловили сетьми, которые взяты были с ними из Анадырского зимовья» (28, с. 26).

Не стоит забывать и того, что ко времени похода В. Атласова эта часть территории уже более или менее была известна казакам и потому атласовцы об отсутствии на Парапольском долу постоянных поселений знали. И уж, безусловно, знали об этом как «вожи», нанятые В. Атласовым либо в Каменном, либо в Усть-Пенжинском острожках, так и Лука Морозко с Иваном Голыгиным, догнавшие к тому времени В. Атласова.

Во-вторых, следуя вдоль реки Куюл, В. Атласов, коль скоро его вели знающие «вожи», и коль скоро целью отряда было скорейшее достижение «люторских острогов», вряд ли решился бы проскочить тропу, проложенную, как уже говорилось выше, от Маметчинского залива к реке Алюторе. А тем более ту тропу, которая от Рекинникской губы выходила, пересекая Парапольский дол севернее перешейка, к горам Камлилькынтынуп (к самой южной, выходящей к перешейку, части Ветвейского хребта) и через Малетойваямский перевал Ветвейского хребта следовала к устью реки Алюторы. Так что вряд ли В. Атласов, зная об отсутствии на Парапольском долу постоянных поселений, испытывая дефицит времени и, главное, стремясь в первую очередь попасть именно к «люторским острогам» для сбора ясака, предпочёл прямой путь к реке Алюторе изрядному крюку через перешеек.

Впрочем, давайте рассмотрим район перешейка более пристально. Да, действительно, наиболее узкое, низкое и ровное место между Охотским и Беринговым морем приурочено к перешейку, соединяющему полуостров Камчатку с материком. Тем не менее, версии о пересечения отрядом самого перешейка в направлении с запада на восток (и обратно) никто из известных мне исследователей, в том числе и составители упомянутого «Атласа Камчатки», не выдвигал. И это далеко не случайно, так как в силу природных особенностей данной части Парапольского дола таковое мероприятие в зимних условиях относится к разряду экстремальных.