В истории освоения Камчатки существует некоторые моменты, которые в силу тех или иных причин почему-то ускользают из поля зрения специалистов-историков и краеведов. Примером подобного рода может служить подмеченная мною (Потерянный юбилей // Материалы XX Крашенинниковских чтений «Ветер веков в парусах России». Петропавловск-Камчатский, 2003) разница в днях захода в Авачинскую губу пакетботов Второй Камчатской экспедиции «Святого Петра» и «Святого Павла», обусловленная использованием в русском флоте в начале XVIII века так

 

61

 

называемого морского исчисления суток, которые на 12 часов отставали от гражданских. Вследствие чего подлинная дата этого события приходится не на 6(17), а на 7(18) октября 1740 г.

Кстати, напрямую с этим событием связано ещё один исторический казус, который хотя и признаётся практически всеми исследователями, но на котором они не хотят акцентировать внимание. В виду имеется присвоение Ниакиной бухте имени «Гавани святых апостолов Петра и Павла», которое потом перешло и на название нашего города. Вернее, даже не сам факт присвоения бухте имени Петра и Павла, а то, что это событие, пусть бы и сопровождаемое благодарственным молебном по случаю благополучного прохода пакетботов «Святого Петра» и «Святого Павла» через грозные Курильские проливы, никоим образом не давало основания считать дату захода пакетботов в Авачинскую губу днём рождения Петропавловска-Камчатского. В том смысле не давало, что подлинное заложение города произошло после высадки экипажа бота «Святой архангел Гавриил» на берег Ниакиной бухты.

И в самом деле, порт в Авачинской губе поначалу предполагалось строить в устье реки Авачи, для чего отрядом казаков под командованием солдата П. Копотилова ещё в 1739 г. был заготовлен строевой лес. Так что подлинный основатель Петропавловска И. Ф. Елагин просто вынужден был сперва осмотреться и произвести необходимую в таких случаях (высадка на неизвестный берег – В. Б.) рекогносцировку дна и берегов Ниакиной бухты и только затем приступить к выгрузке. А это, естественно, потребовало времени, и потому высадка, скорее всего, произошла не в день захода бота «Святой архангел Гавриил» в Авачинскую губу, а сутки спустя.

Вот отчего я и предложил [Потерянный юбилей // Материалы XX Крашенинниковских чтений «Ветер веков в парусах России». Петропавловск-Камчатский, 2003] считать истинным днём заложения нашего города день высадки экипажа бота на берег Ниакиной бухты и начала работ по возведению строений будущего города, что, с учётом морского исчисления суток, могло произойти 12(23) июня. Однако кроме двух-трёх высказываний о том, что с этим предложением можно поспорить, сколько-нибудь заинтересованной реакции ни стороны местных властей, ни стороны местных историков и краеведов, ни со стороны местной епархии так и не последовало. А жаль, ибо во многом именно отсутствие точных и чётких временных и пространственных характеристик и ориентиров нашего прошлого лежит в основе неурядиц морального, материального и духовного толка нашего настоящего. И если мы не пожелаем эти ориентиры исправить, они будут лежать в основе подобных неурядиц и в будущем.

Впрочем, это только прелюдия к разговору, темой которого станет крест Владимира Атласова, поставленный им на берегу р. Камчатки в 1997 г. в честь присоединения Камчатки к России. А точнее, темой наших дальнейших рассуждений станет место его установления и последующего восстановления, ибо время его установления особых разногласий не вызывает. В том смысле не вызывает, что хотя в позапрошлом веке историк Н. Н. Оглобин и предложил было считать днём установления креста 18 июля 1697 г., в наше время таковой датой считается 13 июля.

Однако вернёмся к самому кресту как таковому. В брошюре К. Н. Величко «Памятники Камчатской области» можно прочитать следующее мнение по поводу его установления: «На левом берегу реки Канучь, где она впадает в реку Камчатку, Владимир Атласов поставил двухметровый (кстати, а почему не три, или, скажем, не пять, и откуда взялась эта цифра? – В, Б.) крест как символ присоединения Камчатки к России. На памятном кресте была вырезана надпись:

«В 1697 году, июля 13 дня, поставил сей крест пятидесятник Владимир Атласов с товарищами 55 человек».

В 1737 году С. П. Крашенинников, участник Второй Камчатской экспедиции, побывал на реке Канучь. В своей книге «Описание земли Камчатки» он упоминает об этом памятном кресте, и сообщает, что река Канучь стала называться местными жителями Крестовой.

В августе 1959 года по инициативе краеведа В. И. Воскобойникова и военного моряка Г. И. Щедрина на Ключевском деревообрабатывающем комбинате был вновь сделан памятный крест.

К прежней надписи добавили:

«Восстановлен в честь русских землепроходцев, открывших Камчатку. 9/XIII – 1959 г.» [Величко К. Н. Памятники Камчатской области. Дальневосточное книжное издательство. Камчатское отделение. Петропавловск-Камчатский, 1979].

Можно было бы привести ещё массу высказываний на эту тему, но я ограничусь выдержкой из книги известного историка Б. П. Полевого: «Именно в ознаменование покорения Камчатки он (Атласов, В. Б.) и счёл нужным водрузить на левом берегу р. Канучь у её устья крест с надписью: «СЕ году, июля ГI дня, поставил сей крест пятидесятник Володимер Атласов с товарищи НЕ человек. СЕ означает 1697 г., ГI – 13 число, а НЕ, – 55 человек»). Следовательно, надпись на кресте показывала, что он был установлен 13 июля 1687 г.» [Полевой Б. П. Новое об открытии Камчатки: часть вторая. Петропавловск-Камчатский. Камчатский печатный двор, 1997]. И ограничусь по той простой причине, что в этом своём утверждении Б. П. Полевой отталкивается от факсимильного издания книги С. П. Крашенинникова «Описание земли Камчатки» [Крашенинников С. П. Описание земли Камчатки. Том I. Санкт-Петербург. Наука, Петропавловск-Камчатский. «Камшат», 1994].

 

62

 

Но что, в таком случае, пишет об установлении креста сам С. П. Крашенинников, коль скоро все без исключения исследователи этой проблемы, используют его данные? В упомянутом издании на странице 17 читаем: « ВЪ верстах 24½ отЪ обЪявленного урочища (протоки Топкатенем, В. Б.) течетЪ вЪ Камчатку с лЪвой стороны рЪчка Канучь (р. Белая, В. Б.), которая отЪ РоссийскихЪ жителей называется Крестовою, потому что близЪ устья ея находится крестЪ, который при первом РоссийскомЪ походе на Камчатку поставленЪ был сЪ слЪдующею надписью: СЕ. году, июля ГI. дня, поставилЪ сей крестЪ пятидесятникЪ ВолодимерЪ Атласов сЪ товарищи НЕ. человек» [Крашенинников С. П. Описание земли Камчатки. Том I. Санкт-Петербург. Наука, Петропавловск-Камчатский. «Камшат», 1994].

Я сознательно попытался сохранить первичную орфографию этого высказывания, чтобы ничто не мешало прояснению сути дела. Суть же состоит в том, что первоначально крест был установлен близ устья реки Канучь (впоследствии – р. Крестовой, а сейчас – р. Белой, В. Б.). Близ устья, но не в самом устье, где он был восстановлен в 1959 году. Или, если сказать точнее, из высказывания вовсе не следует, что изначально крест был поставлен в устье р. Белой на левом её берегу, и, тем самым, на левом же берегу р. Камчатки. Ибо в данном случае С. П. Крашенинников всего лишь отмечает, что в 24 с половиной верстах от урочища Топкатенем в реку Камчатку с левой стороны впадает река Канучь, близ устья которой стоит крест В. Атласова. И это, по моему мнению, означает, что первоначально крест был поставлен не в устье реки Канучь, а ниже его по течению и, притом, на правом берегу р. Камчатки.

Правда, чтобы сразу же предупредить возможные возражения, отмечу, что в предпоследнем – 1949 год – переиздании «Описания земли Камчатки» [Крашенинников С. П. Описание земли Камчатки. М.-Л.: Главсевморпуть, 1949], в добавленной редакцией главе «Описание пути от Верхнего до Нижнего Камчатского острога», С. П. Крашенинников, на 662 странице пишет: «Она Крестовою от того называется, что на устье её на левом берегу в первую бытность свою Володимер Атласов поставил крест, который ещё и по сие время стоит, а на нём написано: «СЕ году, июня ГI дня, поставил сей крест пятидесятник Володимер Атласов с товарищи НЕ человек» [Крашенинников С. П. Описание пути от Верхнего до Нижнего Камчатского острога. Описание земли Камчатки. Главсевморпуть, 1949]. То есть это высказывание как бы ставит безоговорочную точку в этой проблеме. Но именно как бы, и не более того.

Дело в том, что названное «Описание пути…» было самостоятельной статьёй (отчётом, точнее, В. Б.) С. П. Крашенинникова, сочинённой им сразу же по горячим следам, и не вошедшей в первое – 1755 г. – издание его книги. И потому, скорее всего, в данном описании С. П. Крашенинников, говоря о месте установления креста, совершил ошибку. О чём позволяют судить два, на мой взгляд, весьма существенных, обстоятельства. Во-первых, в этом последнем абзаце месяц установления креста – июнь 13 дня – не соответствует приводимой на 108 странице этого же издании дате: «В верстах 24½ от объявленного урочища течёт в Камчатку с левой стороны речка Канучь, которая от российских жителей называется Крестовой, потому что близ устья её находится крест, который при первом российском походе на Камчатку поставлен со следующей надписью. «СЕ году, июля ГI дня, поставил сей крест пятидесятник Володимер Атласов с товарищи НЕ человек» [Крашенинников С. П. Описание земли Камчатки. М.-Л.: Главсевморпуть, 1949]. То есть это ошибка, и ошибка несомненная, так как в июне В. Атласов ещё только сплавлялся вниз по р. Камчатке, и потому он просто не мог поставить крест, знаменующий собой окончательное покорении жителей этой части долины р. Камчатки, ещё до их покорения. А во-вторых, в отличие от «Описания пути…» первое издание книги «Описание земли Камчатки» прошло четыре редакции, произведённых самим автором, и во всех случаях абзац, помещённый на 17 странице этой книги, ни разу не был поправлен, а, тем более, исправлен. И, следовательно, он является истиной в первой инстанции. А значит и мнение о том, что крест не обязательно мог стоять на левом р. Камчатки и у самого устья р. Канучь, имеет право на существование.

Впрочем, в пользу этого суждения можно (и нужно) привести и некоторые другие соображения. И начну я с того, что сама по себе установка креста в честь открытия или (и) покорения той или иной земли не является чем-то неожиданным. Весь русский север когда-то был буквально испещрён этими знаками приобщения новооткрытых земель к российскому государству. Да и Колумб с Магелланом, как и прочие западноевропейские путешественники, корсары и флибустьеры, также сплошь и рядом отмечали открытие и завоевание новых земель установкой крестов.

Причём, и это следует особо подчеркнуть, все подобного рода знаки (и чем больше, кстати, по величине, тем лучше, отчего я и задавал вопрос – почему всего два метра, а не три или пять, как сделал бы лично я? В. Б) обязательно ставились на наиболее открытых и видных (возвышенных) местах, что преследовало две цели. Во-первых, дабы сами аборигены проникались осознанием того, что они теперь «подпадают под высокую государеву руку» и божье благословение. А во-вторых, чтобы другие пришельцы ещё издалека видели, что данная земля уже закреплена за русским государством. Устье же р. Крестовой мало того, что само по себе малозаметно, так как ещё и берега его заросли ивняком и ольховником с высокой – до 1,5–2 м – травяной и кустарниковой растительностью до самого буквально (в половодье) уреза воды, среди которой деревянный, да к тому же уже через 3–4 года посеревший от непогоды крест, в считанные годы потерялся бы начисто. А тем самым и цель, и смысл его установления были бы потеряны.

 

63

 

Кстати, когда мы с ныне покойным Юрой Стефановым в 1973 г. (то есть всего через 14 лет после установки нового креста) в конце августа, то и дело бухаясь в болото буквально по пояс (и это в малую воду, а не в половодье, когда по этим местам проходили казаки В. Атласова, В. Б), вышли к старому устью р. Белой (к этому времени река ушла в новое русло, В, Б.), то далеко не сразу обнаружили это невзрачное сооруженьице среди зарослей молодого ивняка и высокой травы. И это, подчеркну, при том, что мы знали где, что и как надо искать.

Не надо сбрасывать со счёта и то, что ежегодное подтопление этой части долины р. Камчатки в половодье и, тем самым возможность смыва креста (ушла же, повторю ещё раз р. Белая в новое русло, В. Б.), также исключает установление креста в устье р. Канучь. А ведь долговечность существования подобного рода отличительных знаков является одним из основных условий их установления. Так что вряд ли В. Атласов и казаки, которые в чём–чём, а уж в том, что дерево в таких условиях разрушается крайне быстро, разбирались профессионально, ибо им беспрестанно приходилось возводить всякого рода здания и строения, стали бы возводить крест на таком паршивом месте. Во всяком случае, восстановленный в 1959 г. устье р. Белой крест простоял всего-то 45 лет.

В принципе, всего сказанного вполне достаточно для того, чтобы усомниться в том, что крест В. Атласова был установлен в самом устье р. Канучь на левом её берегу. Однако для большей убедительности стоит попробовать смоделировать, как принято сейчас говорить, тогдашнюю ситуацию. Вернее, стоит попробовать поглядеть на эту проблему глазами В. Атласова и его товарищей. Правда тут возникает закономерный вопрос – а можно ли с позиций нашего времени достаточно адекватно судить о мнении и поступках людей конца XVII? Или, если уж предельно точно, имею ли право лично я, через триста с лишком лет, ставить себя на место В. Атласова? Как ни странно, могу. И вот почему.

Как считал Л. Толстой (и в наше время это было подтверждено специальными исследованиями) 50% всех качеств и характеристик личности формируется в первые 5 лет жизни человека. Я же в возрасте от года с небольшим до 6 лет (с 1942 по 1946 год) жил в малюсеньком северном посёлочке Корн, в 20-ти, примерно, примитивных домишках которого, стоявших на высоком берегу р. Воямполки, проживало 100–120 человек, включая десяток русских взрослых и троих русских детишек. Не стану сейчас говорить об условиях жизни в этом, ныне не существующем посёлке, но об одном умолчать просто не могу – к шести годам по-корякски я говорил столь же свободно, сколь и по-русски. Да и по образу жизни я мало чем, разве что одеждой, отличался от своих корякских сверстников. То есть волей обстоятельств в детстве я рос практически в таких же условиях, как и В. Атласов, на равных общающийся с якутскими детьми.

Но и это ещё не всё. С восьми лет я с ружьём обошёл все окрестности п. Паланы. А в 17 проработал полный – то есть пять месяцев – полевой сезон в геологической партии, проводившей геологическую съёмку миллионного масштаба в бассейнах рек Правой Лесной, Теви, Шаманки и Пустой. Кстати, насколько я могу судить, среди камчатских геологов не было и нет таких, кто бы занимался съёмкой такого рода. Подчёркиваю же я это потому, что мы, два 17-летних пацана (я и Валера Почекутов), каждый день (кроме самых уж дождливых) завьючивали четырёх лошадей и шли к новому месту стоянки. Причём 15–18 км ежедневного маршрута по незнакомой местности были для нас скорее минимальным, чем средним расстоянием. И потому заматерев, через 13 лет, работая в Лесновской и Воямпольской геолого-съёмочных партиях, я один, и без всякого напряжения, проходил, таща за собой 2–3 вьючных лошадей с грузом (а если их не тащить, то более 2–2,5 км в час не сделаешь, В. Б.), до 75 км за сентябрьский световой день, не прихватывая при этом ни раннего утра, ни позднего вечера. Конечно же, соглашусь, вьючные лошади – это не олени. Но, во-первых, по проходимости они многим уступают последним. Но, во-вторых, ни сам В. Атласов, ни его казаки оленей не водили – для этого у них были юкагиры.

Впрочем, всё перечисленное понадобилось вовсе не для того, чтобы сравнивать себя с В. Атласовым и с его товарищами, а дабы показать, что я ещё с детства впитал в себя некоторые навыки, свойственные казакам XVII века. И потому имею кое-какие основания для того, чтобы поставить себя на место В. Атласова.

Итак, в долину р. Камчатки отряд В. Атласова скорее всего спустился по реке Половинной (Греничь), которая, по С. П. Крашенинникову [Крашенинников С. П. Описание земли Камчатки. М.-Л.: Главсевморпуть, 1949], «вершиною сошлась с россошиною Хариузовой речки, Туляган

 

64

 

называемой». То есть от Тигиля в долину р. Камчатки путь отряда пролегал, как указывает сам В. Атласов [«Скаска» пятидесятника Владимира Атласова от 3 июля 1700 г. Землепроходцы. Петропавловск-Камчатский. Камшат, 1994], «подле моря». И это понятно, так как для оленей нужен был корм, которого на приморских тундрах многим больше, чем в долине р. Тигиля. К тому же и снежный покров на этих тундрах менее мощен, чем в горах, а из-за сильных ветров и более плотен, а значит и более проходим. Следуя этим путём отряд В. Атласова сперва через долины рек Напаны, Квачиной и Утхолока вышел к реке Ковран, затем вдоль неё прошёл до р. Тихой Хайрюзовой (а она потому и Тихая, что горы здесь ниже и положе, чем севернее и южнее, В. Б.), потом, по её долине, поднялся на вулканическое плато в районе хребта Крюки, которое является прекрасным оленьим пастбищем, и уже оттуда, оставив на плато оленей, пешком свалился в долину р. Половинной.

В пользу такового предположения говорит и то, что тропа, идущая по долине р. Половинной, выходила к тропе, которая вела от р. Еловки к броду (переезду) на реке р. Камчатке, расположенному несколько ниже устья р. Канучь. То есть следуя по этой тропе, отряд выходил к перекрёстку водных и сухопутных путей, связывающих среднее и нижнее течение реки и её левобережье с правобережьем. И потому казакам, от перевала несущим всё своё имущество на себе, просто не было нужды через болота тащиться к устью р. Крестовой.

Ну а дальше всё просто. Следуя по названной тропе к р. Камчатке, отряд вышел к тому месту, где река подмывает свой правый берег, представляющий собой древний конус выноса «сухой реки» Бильченок, сложенный песчано-шлаковыми, с примесью мелкой гальки, вулканогенными отложениями. Кстати, именно потому, что в этом месте размываемые шлаки, песок и галька выстилают дно р. Камчатки, здесь и до сих пор существует брод и располагается рыбалка. И именно потому более подходящего места для установки креста, чем этот участок правого берега р. Камчатки, до самых Ключей на ней нет.

Впрочем, даже если В. Атласова и спустился к Камчатке по р. Крюки (Кру-Крыг), по которой, как указывает С. П. Крашенинников, ительмены «ходят на вершины Тигиля реки», расположенные рядом с истоками р. Тихой, принципиальной роли это не играет, так как и в этом случае, выйдя к р. Камчатке отряд построил струги и поплыл вниз по течению вплоть до нынешнего посёлка Ключи, покоряя на своём пути один ительменский острожек за другим. То есть, плывя вниз, В. Атласов мог, пусть бы и безотчётно, заранее отмечать места, пригодные для установки креста. А названное урочище подобных мест ничуть не хуже.

Правда, существует и ещё один вариант выхода отряда к р. Камчатке, согласно которому В. Атласов, неважно даже по зимней ли дороге по долине р. Тигиля, или по летней тропе от р. Половинной вышел к не к самой р. Камчатке, а к её притоку р. Еловке. Но даже и в этом случае, плывя после похода на Ключи вверх по течению Камчатки, он не миновал названного высокого правого берега и отметил его значимость как перекрёстка постоянных путей сообщения ительменов установкой креста.

То есть, говоря со всей определённостью, с точки зрения выдвигаемой мною версии, устье р. Канучь выступает всего лишь в качестве ориентира, приблизительно определяющего место первоначальной установки креста. Причём, подчеркну, в качестве такового ориентира оно было указано не самим В. Атласовым, а С. П. Крашенинниковым, который спустя 40 лет дважды, один раз летом, а другой – зимой, проезжал мимо креста. И лучшим доказательством правоты этого утверждения может служить следующая выдержка из уже упоминаемого «Описания пути от Верхнего до Нижнего Камчатского острога»:

«Пыарантынум речка, от Крюков верстах в 3, вышла верстах 10 из пади и впала в Камчатку по течению с левой стороны. Немного отъехав от устья сей речки взнялись на левую сторону Камчатки и ехали чистым местом (замёрзшим болотом, В. Б.) до нижеописанного острожка.

Греничь речка, от Пыарантынум верстах в 8, вышла верстах в 60 из хребта и от переезду верстах в … в Камчатку впала, вершиною сошлась она с россошиною Хариузовой речки, Туляган называемой.

Канучь (Крестовая) речка, шириною сажен с 15, от Гренича верстах в 12, вышла из одного места с Греничем речкою и от того места, где мы на неё спустились, верстах в 2 в реку Камчатку впала (то есть, как видим, С. П. Крашениников в этом своём путешествии миновал устье р. Крестовой, В. Б). Она Крестовою от того называется, что на устье её на левом берегу в первую бытность свою Володимер Атласов поставил крест, который ещё и по сие время стоит, а на нём написано: «СЕ году, июня (об ошибочности этого определения месяца мы уже говорили, В. Б) ГI дня, поставил сей крест пятидесятник Володимер Атласов с товарищи НЕ человек».

Ошачь речка, от спуску на Крестовую в версте, вышла с правой стороны верстах в 60 из хребта, и впала в Крестовую. Мы вверх по ней поехали.

Кыратель острожек, на правом берегу речки Ошачь, от устья ее в версте. Строения в нём 2 юрты, 8 балаганов. Ясашных иноземцев 28 человек, в том числе собольников 6. Тойон называется Налачь Тынбалов.,

В острожек приехали пополудни часах в 5 и ночевали.

 

65

 

Из острожка поехали генваря 12 дня поутру часах в 6, и переехав Ошачь реку, выехали на Камчатку немного пониже Атласова креста.

Джокой (Бильченок, В. Б.) речка, от острожка верстах в 6, вышла из под горелой сопки и впала в Камчатку по течению с правой стороны, в ней только весной вода бывает; отъехав от сей реки версты с 4 по Камчатке реке поднялись на левой её берег ….

Шваннолом речка (Киревна, В. Б.) близ озера Элватхонум, вышла из имеющегося на хребте озера, которое в округу вёрст 15 имеет, из от того места, где мы к ней подъехали, верстах в 15 в Камчатку впала. До вершины её вёрст с 100. Близ её вершины впала в неё с правой стороны речка, в которой вершине есть кипячие ключи. Она речка горяча только близ вершины, в прочем холодна, до вершины её от устья вёрст с 10. В помянутых ключах и мясо вариться может, а бьют они в колено и ниже; окна, из которых ключи бьют, в диаметре вершков по шти и меньше и больше.

Элватхонум острожек, от озера в полуверсте на левом берегу речки Шваннолом. Строения в нём одна юрта, 14 балаганов» [Крашенинников С. П. Описание пути от Верхнего до Нижнего Камчатского острога. Описание земли Камчатки. Главсевморпуть, 1949].

Итак, судя по этому описанию, С. П. Крашенинников почему-то решил сделать преизрядный крюк, прежде чем направиться к острожку на р. Киревне, хотя до этого он неукоснительно следовал от острожка к острожку по существующей между ними зимней дороге. И единственное, чем можно объяснить столь «странный» поступок – это желание посетить Атласовский крест, который стоял, примерно, в двух верстах от устья р. Канучь и в двух верстах от тропы с Еловки на Камчатку на правом берегу последней. Единственное, так как после восстания ительменов под руководством Фёдора Харчина в 1731 г., Нижне-Камчатск, расположенный недалеко от нынешних Ключей, и все расположенные рядом с ним на правом берегу ительменские острожки были сожжены и разорены, и потому С. П. Крашенинников мог добраться в новый Нижне-Камчатск только через Харчинский острожёк. Что он, кстати, и сделал, поменяв там собак, или «подвод», как он сам говорил.

Таким образом, скажу окончательно, именно правый берег р. Камчатки в районе р. Крестовой, сложенный отложениями лав, морен и грязевых потоков «сухих рек» и «временных водотоков» вулкана Крестовского (Ближней Плоской сопки), мог быть местом первоначального установления атласовского креста. Что же касается конкретного его месторасположения, то, скорее всего, оно располагалось на берегу крутой излучины р. Камчатки примерно в двух верстах от устья р. Белой и в двух верстах от брода и тропы (зимней дороги), пересекающей р. Камчатку ниже него. Ибо нелепо было бы предполагать, что В. Атласов предпочёл пропустить это место (о преимуществах которого, кстати, перед другими говорит хотя бы то, что и в наше время здесь существует землянка) только для того, чтобы устанавливать свой крест в царстве болот, комаров и нестерпимого летнего зноя, на практически полностью залитом в это время левом берегу р. Канучь. Ведь как-никак, а В. Атласов прежде всего был завоевателем и только уж потом открывателем новых земель. И отчётливо осознавая значимость своего похода, он просто не мог поставить крест, символизирующий собой приведение Камчатки «под высокую государеву руку и божье благословение», в столь неприглядном и по всем показателям непригодном месте.