Цель данных заметок состоит в прояснении некоторых событий и в уточнении дат, связанных с историей возникновения первых постоянных русских поселений на Камчатке. А вызвано это намерение тем, что, не занимаясь специально историей Камчатки, я, как наверное и многие, был уверен в том, что эта самая история уже исследована и потому остаётся всего лишь добросовестно пользоваться соответствующими источниками информации. Однако в связи с празднованием двойного – 300-летие основание города на Неве и 300-летие выхода русских к Авачинской губе – юбилея, мне довелось поучаствовать в подготовке стендовых материалов к юбилейной выставке в Санкт-Петербурге. А полугодом спустя меня попросили воссоздать для альбома «На самых дальних берегах России» маршрут отряда Родиона Преснецова, открывшего для русских Авачинскую губу. Что, естественно, потребовало анализа соответствующих материалов. И вот ходе этой работы обнаружилось, что в исторических работах, касающихся начального периода освоения русскими казаками Камчатки, имеется немалое количество разночтений, неувязок, а то и откровенных ошибок.

Примеры? Пожалуйста. В своей замечательной книге «Освоение русскими людьми Дальнего Востока и Русской Америки» (1) известный отечественный историк А. И. Алексеев в таблице на стр. 36 пишет: «Нижне-Камчатский острог (теперь Усть-Камчатск) основан В. Атласовым в 1703 г.». И тем самым в предельно короткой фразе допускает сразу две ошибки. Так как, во-первых, В. Атласов в том году на Камчатке отсутствовал – находился под следствием в Якутске. И так как, во-вторых, хотя истории Нижне-Камчатска и Усть-Камчатска во многом пересекаются, они всегда были совершенно самостоятельными поселениями. Согласитесь, что для историка такого ранга это действительно донельзя прискорбный промах.

Не менее досадную ошибку, и не единожды, допускал и другой известный исследователь истории Дальнего Востока и Камчатки Б. П. Полевой, когда он говорил, что: «Бобровым морем» именовалась та часть Берингова моря, которая была расположена наиболее близко от Верхне-Камчатского острожка» (14, стр. 77). Ошибка тут заключается в том, что наиболее близкой к Верхне-Камчатску морской акваторией является Кроноцкий залив Тихого океана, а собственно Берингово море лежит гораздо севернее, располагаясь за Камчатским полуостровом (севернее Усть-Камчатска).

Конечно же, поспешу заметить, можно было бы посчитать, что в данном случае произошла досадная оговорка. Но… Но в этой же статье, на следующей странице, Б. П. Полевой снова пишет: «…камчатский приказчик сын боярский Тимофей Кобелев отправил казака Родиона Преснецова с 22 служивыми людьми в поход на Берингово море для сбора ясака». Но… Но оба эти утверждения Б. П. Полевой слово в слово повторил в статье «Открытие русскими Авачинской губы и история основания Петропавловска-Камчатского» (15, стр. 202). Но…Но, наконец, в своей капитальной монографии

 

24

 

«Новое об открытии Камчатки» (18, стр. 126), он в очередной раз пишет, что: «Бобровым морем» именовалась та часть Берингова моря, которая была расположена наиболее близко от Верхне-Камчатского острожка». А ещё через страницу добавляет, что «сын боярский Тимофей Кобелев отправил казака Родиона Преснецова с 22 служилыми людьми в поход на Берингово море для сбора ясака». Простите меня за столь обильное цитирование, но без него нелегко будет согласится с тем, что историк Полевой неверно представлял себе географию Камчатки.

Ну а теперь, после этих долгих, хотя и необходимых для дальнейшего повествования, предисловий, попробуем всё-таки определиться с событиями, связанными с основанием первых русских поселений Камчатки. И начнём, разумеется, не с Саввы Сероглаза (Шароглаза), не с Ивана Рубца, не с Ивана Камчатого и, тем более, не с Андрея Кутьина, поставивших свои зимовья на реках Лесной, Камчатке, и Уке, а с Верхне-Камчатска. И не только потому, что именно ему довелось превратиться в первую постоянную базу русского казачества на полуострове. А потому, и прежде всего потому, что его образование и развитие, наряду с образованием Нижне-Камчатска, Большерецка, Тигиля и Петропавловска, ознаменовало переход социально-экономических отношений в регионе от первобытно-родового природопользования к феодально-крепостническому (сбор ясака) и, почти тут же, к капиталистическому способу хозяйствования, ибо сразу же после Второй Камчатской экспедиции освоение природных ресурсов Камчатки и Северной Америки пошло путём создания артелей, нанимаемых на заёмный капитал и, затем, завершилось созданием одной из первых в Российской империи и первой, во всём Северо-Тихоокеанском регионе Российско-Американской компании.

Итак, Верхне-Камчатск. Официальной датой образования этого, самого первого, как принято считать (8, стр. 73), на Камчатке казачьего острога является 1698 г. То есть острог появился год спустя после официального присоединения В. Атласовым Камчатки к России, закреплённого установкой памятного креста в устье реки Белой. Но почему, возникает в этом случае вопрос, таковой острог не был поставлен в долине р. Камчатки в 1697 г., коль скоро В. Атласов ещё тогда убедился в преимуществах (благоприятные природные условия, высокая заселённость, сравнительная доступность) этой части полуострова перед другими его территориями? То есть, говоря иначе, почему зимовьё сперва было поставлено им на р. Иче и только затем перенесено в долину р. Камчатки? Казалось бы, на первый взгляд, ответы на эти вопросы не менее очевидны, чем сами вопросы. И всё же попробуем несколько по другому, чем обычно, поглядеть на события тех двух лет, в течение которых отряд В. Атласова пребывал на Камчатке.

Итак, в 1697 г. после пребывания в длине р. Камчатки отряд В. Атласова оказался на реке Иче. Вот как об этом сообщал сам В. Атласов (здесь и далее стилистика цитат приводится по источнику, В. Б.): «И услышал он, Володимер, с товарищи, у камчадалов: есть де на Нане реке (р. Морошечная, В. Б.) у камчадалов же полоненик, а называли они, камчадалы, ево русаком. И он де, Володимер, велел его привести к себе, и камчадалы, боясь государевой грозы, того полоненика привезли …И взяв ево он, Володимер, к себе и оставил на Иче реке у своего коша, с служивыми людьми». (2. стр. 23).

В этом сообщении для нас наиболее важно то, что В. Атласов, уходя далее («вперёд, подле Пенжинского моря», как он сам неоднократно подчёркивал, В. Б.) на юг полуострова, оставил на р. Иче свой кош (военный обоз в русской армии 9-16 веков, В. Б.) и часть отряда. И важно прежде всего тем, что на это обстоятельство до сих пор никто из известных мне исследователей внимания не обращал. А жаль, ибо оно во многом проясняет ситуацию с созданием постоянной базы в верховьях р. Камчатки. В том смысле проясняет, что показывает неизбежность зимовки отряда В. Атласова на р. Иче.

Впрочем, для вящей убедительности, вернёмся в наших рассуждениях немного назад. Как известно, В. Атласов, выйдя к р. Камчатке, сперва сплавился с частью своего отряда от устья р. Белой до нынешнего города Ключи (причём один из казаков оттуда был послан В. Атласовым к устью р. Камчатки с целью поиска выхода к «Камчатскому морю»), а затем вознамерился было проплыть и до её верховий. И тем самым, предполагал провести зимовку в долине р. Камчатки. Однако обстоятельства – угон коряками оленей отряда, трудная погоня за похитителями, жестокий бой при отбитии стада, последующее преследование с боем оленных коряков на протяжении 6 недель и одновременное объясачивание камчадалов на пространстве от р. Тигиля до р. Ичи – привели к тому, что времени становилось всё меньше и меньше, а груза

 

25
&nbsp

(ясака) и, главное, больных и раненых всё больше и больше. И потому В. Атласову было удобнее пойти на юг полуострова, а не возвращаться в долину Р. Камчатки. Что он и сделал, оставив часть отряда с ясаком при одном из ительменских острожков на р. Иче. А после возвращения от р. Голыгина, ему не оставалось ничего другого, как зазимовать там всем отрядом.

То есть, по моему мнению, к сооружению зимовья на реке Иче (или, по крайне мере, к заготовке леса для её постройки) казаки скоре всего приступили ещё загодя, в преддверии осени. Ведь не для того же, в конце концов, «у своего коша», была оставлена часть казаков, чтобы стеречь «полоненика Денбеея». Однако эта база совершенно не устраивала В. Атласова, и потому он решил перенести её в верховья р. Камчатки. Другое дело, что из-за отсутствия оленей (напомню по этому поводу, что свои олени у атласовцев пали, а всех живущих поблизости оленных коряков они ещё ранее «разогнали по лесам», В. Б.) и, отсюда, невозможности перевезти весь груз, и всех раненых (в том числе и самого В. Атласова) на новое место, в верховья р. Камчатки была отправлена только часть отряда во главе с Потапом Серюковым. И, причём, явно не на зиму глядучи. А, следовательно, Верхне-Камчатск был основан на год позже зимовья на р. Иче и основан не лично В Атласовым, а по его приказу. Что самим же В. Атласов и подтверждается: «И он, Потап, писал к ему, Володимеру: камчадалы де все живут в совете, а в ясаке упрашиваютца до осени». (2, стр. 24).

Таким образом, факт оставления В. Атласовым на р. Иче «своего коша, с служилыми людьми» позволяет окончательно отсеять все разночтения относительно того, когда и кем было основано самое первое на полуострове постоянное русское поселение.

В том же, что таковые разночтения существуют, убедиться можно из следующих примеров. В своё время С. П. Крашенинников по поводу основания «верхнего Камчатского острога» написал: «Оттуда (от реки Голыгина) возвратился он (В. Атласов) назад, и шёл по той же дороге до реки Ичи, а с Ичи перешёл на Камчатку реку построил верхней Камчатский острог и оставив в нём служивого Потапа Серюкова в 15 человеках, выехал в Якутск июля 2 дня 7208 (1699) г.» (11, стр. 193-194). Но исходя из этого сообщения, в котором события трёх, без малого, лет спрессованы всего в три с половиной строчки, невозможно судить ни о времени образования острога, ни об отсылке для этого отряда П. Серюкова, ни о пребывании самого В. Атласова на р. Иче. И тем самым поневоле остаётся думать, будто В. Атласов участвовал в строительстве Верхне-Камчатского острога, а П. Серюков, когда остальной отряд ушёл в Анадырский острог, всего лишь был там оставлен. Более того, из этого можно сделать вывод и о том, что Вехнекамчатск был заложен ещё в 1697 г. и, притом, самим В. Атласовым.

Во всяком случае именно так понял С. П. Крашенинникова В. И. Воскобойников, когда написал: «В 1697 г. Атласов у реки Ича на месте туземного стойбища заложил небольшой Ичинский острожек для сбора ясака, а верховьях реки Камчатки – Верхне-Камчатское зимовье» (6, стр. 31). Точно таким же образом интерпретировал слова С. П. Крашенинникова и камчатский писатель Е. В. Гропянов, который в своей исторической повести «В Камчатку» (7, стр. 107-108) эти события изложил следующим образом:

«…Застучали острые топоры на берегу реки Камчатки… жильё казаки закладывали добротное, не на одно поколение.

Поскольку острог был первым русским поселением на Камчатке и ставлен в верховьях самой большой камчатской реки, то и назвали его Верхнекамчатским.

И год основания обозначили: 1697-й…

…Ещё два года казаки расширяли русское поселение. Подняли новые избы. Атласову отхрохали избу поболе. Помолясь, он сам себе срубил нары».

Однако это мнение не сходится с другими интерпретациями описываемых событий. Например, академик Л. С. Берг обо всём этом судил так: «С реки Голыгиной вернулись на реку Ичу. Здесь все олени пали, и пришлось зазимовать, поставив зимовье. Отсюда на реку Камчатку Атласов отправил Потапа Сюрюкова с 14 русскими и 13 юкагирами.

Оставшиеся на Иче участники похода стали просить о возвращении на Анадырь. Атласов согласился и 2 июля 1699 года с 15 русскими и 4 юкагирами вернулся в Анадырь». (3, стр. 63).

 

26

 

С этим же мнением полностью соотносится и версия Б. П. Полевого, который относительно данного события пишет: «Атласов решил основать в верховьях р. Камчатки свою новую постоянную базу. С этой целью он направил туда небольшую группу казака Потапа Серюкова с 14 русскими и 13 юкагирами» (18, стр. 91). Правда даты основания Верхнекамчатска Б. П. Полевой в этой своей монографии не приводит (во всяком случае мне она на глаза не попадалась, В. Б.), однако в изданном в том же 1997 г. атласе (8, стр. 18) он написал, что в 1697 г. отряд В. Атласова вернулся на р. Ичу, где и зимовал, а далее, на стр. 73, добавил, что Верхнекамчатское зимовье заложено было казаками В. Атласова в 1698 г.

Но почему именно в верховьях р. Камчатки было решено образовать новую базу? Причин тут несколько. Во-первых, как свидетельствует Г. Стеллер (24, стр. 135): «В те времена жил в том месте. где ныне находится Верхний острог, могущественный ительмен Ивар Асидам, которому всё до самой Большой реки было покорно». И, значит, было кого облагать ясаком – вспомним, что объясачивание коренного населения было основной задачей В. Атласова. А, во-вторых, именно в верховьях р. Камчатки сходились пути, ведущие отсюда и к низовьям р. Камчатки, и к западному побережью полуострова, и к Бобровому морю восточного побережья Камчатки, и к устью р. Большой и к Бобровой (Озерной) реке, и, наконец, к устью р. Авачи.

Кстати, вопреки мнению Б. П. Полевого я считаю, что В. Атласов знал, и достаточно много, о р. Аваче, ибо именно по нижней части её долины и далее по побережью Авачинского залива и по долине р. Жупановой проходила основная зимняя дорога от устья р. Большой в верховья р. Камчатки (10). И зная всё это, он отчётливо осознавал преимущество этого места перед всеми остальными, когда решил ставить там новую базу.

Однако вернёмся к Иче, где часть отряда В. Атласова оставалась и после первой зимовке на полуострове. И вновь зададим вопрос – пребывал ли всё это время сам Атласов на р. Иче, или же он всё же побывал и в Верхнекамчатске? Ибо именно от ответа на эти вопросы и зависит установление подлинной истории Верхне-Камчатского острога. К сожалению, в доступных для меня материалах однозначного ответа на эти вопросы обнаружить так и не удалось. Зато эти поиски заставили обратить внимание на то, что суждения Б. П. Полевого по поводу образования острога в 1698 г. как бы перечёркиваются его же высказыванием о том, что Верхне-Камчатск был основан первым камчатским приказчиком боярским сыном Тимофеем Кобелевым: «С его именем связано немало событий в истории Камчатки. Прежде всего, именно тогда, в 1703 г., и были основаны три главных камчатских острога: Верхне-Камчатский, Нижне-Камчатский и Большерецкий» (18, стр. 124).

Впрочем, в данном случае Б. П. Полевой скорее всего лишь повторил мнение С. П. Крашенинникова, писавшего по этому поводу: «В бытность свою перенёс он (Т. Кобелев, В. Б.) жильё верхнего Камчатского острога на реку Кали-кыг, которая от прежнего острожного места в полуверсте, да вновь построил зимовье на реке Еловке» (11, стр. 195). Ибо он в этом вопросе проявил должную осторожность и через точку дописал: «К сожалению, история основания этих острогов известна плохо». И далее добавил, что в Москве, в РГАДА, есть какой-то документ относительно истории образования названных острогов, но он и до сих пор остаётся вне поля историков Камчатки.

Так что нам остаётся лишь согласиться с мнением В. И. Воскобойникова, написавшем: «Верхне-Камчатское зимовье впервые было обозначено на карте Камчатки в «Служебной книге» С. Ремезова в 1700 г. Это зимовье было первым русским населённым пунктом с русским названием, нанесённым на карту Камчатского полуострова. Верхне-Камчатск сыграл большую роль в заселении Камчатской долины русскими и её освоении. Название острожку было дано казаком Потапом Серюковым, который построил зимовье по указанию Владимира Атласова». (6, стр. 31). И тем самым окончательно утвердится во мнении о том, что основан Верхне-Камчатский острог действительно был в 1698 г., позднее был перенесён Т. Кобелевым на новое место, вокруг которого в 1705 г. приказчик В. Колесов отстроил ограждение «козельчатое, мерою вокруг 70 сажен и вышиной полтретья сажени печатных». (21). Ну а самое главное – считать, что подлинным основателем Верхне-Камчатска является Потап Серюков, а не лично В. Атласов.

 

27

 

Обратимся теперь к истории Нижне-Камчатского острога. Согласно официальной точке зрения (8, стр. 72), Нижнекамчатское зимовье было построено в 1700–1703 годах. То есть строительство первых зимовий в этой части полуострова началось ещё в 1700 г. Другое дело, что при этом так и остаётся неясным – кем они были заложены и в каком месте.

Так, к примеру, Б. П. Полевой приписывает создание Нижне-Камчатского острога первому камчатскому приказчику Тимофею Кобелеву, построившему зимовье на месте слияния рек Камчатки и Еловки в 1703 г. (18, стр. 124). И вероятнее всего пишет это, отталкиваясь от суждения С. П. Крашенинникова, согласно которому именно Т. Кобелев в 1703 г. «…вновь построил зимовье на реке Еловке» (11, стр. 195).

Однако сам С. П. Крашенинников слово «вновь» в данном случае скорее толковал не как «новое», а как восстановленное, ибо в начале своего труда он пишет: «От устья реки Еловки следуя вверх по реке Камчатке можно почесть за первое знатное урочище Тоткапенем протоку; для того что над нею построен был первой Нижней Камчатский острог; а расстоянием сие урочище от Еловки реки в трёх верстах» (10, стр. 17). И если добавить к этому высказыванию извлечение из текстов «Чертежа Камчадальского Носу и морским островам», составленному И. П. Козыревским 2-6 июня 1726 г.: «По нижнему течению реки Камчатки, ниже устья Еловки, по левому берегу р. Камчатки: Нижней Камчадальской острог» (9, стр. 48), то можно вполне уверенно предполагать, что, во-первых, зимовьё было не одно, и что, во-вторых, первое зимовье располагалось выше устья р. Еловки, а восстановлено оно было Т. Кобелевым ниже по течению.

Впрочем, даже если и наоборот, то это не имеет принципиального значения, ибо в любом случае «новое» зимовье просуществовало недолго, так как сменивший в 1703 г. Т. Кобелева Михайло Зиновьев (Многогрешный), не только «первым завёл ясачные книги, где Камчадалов поимённо начал вписывать, но и нижнее Камчатское зимовье за неспособностью места перенёс на ключи, и на Большой реке острог построил» (11, стр. 196).

И вновь приходится отмечать, что и тут далеко не всё ясно. Во всяком случае известный камчатский краевед В. П. Кусков относительно данного события писал, что Нижнекамчатский острог был основан (основан, а не перенесён, В. Б.) в 1703 г. казаком М. Многогрешным (Зиновьевым) как зимовье и только затем по разным причинам несколько раз переносился с места на место (12, стр. 63). По-видимому об этом же говорит и В. Д. Сергеев, когда утверждает, что в Верхне-Камчатский и Нижне-Камчатский острог был построен на месте казачьих зимовий в 1704–1706 годах. (23, стр. 41).

По моему же мнению, коль скоро первое зимовье на Нижней Камчатке было основано ранее и вовсе не М. Зиновьевым, то и перенос упомянутого зимовья на «ключи» состоялся не в 1703 г., и, тем более, не в 1705–1706 годах, а в 1704 г. Ибо в 1705 г. это зимовье на р. Ключовке казачьим пятидесятником В. Колесовым было окружено оградой «мерою кругом 30 сажен» (21) и названо Нижнекамчатским острогом.

Однако и этот острог существовал недолго, так как: «В 1713 г. в августе месяце приехал на смену Колесову дворянин Иван Енисейский, который в бытность свою, кроме правления всяких дел и ясачного збору, заложил на ключах церковь (первую на Камчатке Никольскую церковь, построенную в километре ниже р. Ключовки, В. Б.) с тем намерением, чтобы со временем Нижнему Камчатскому острогу быть на оном месте, что и воспоследовало: ибо казаки не в долгом времени переселились на новое, а прежнее место неспособно к строению потому, что около оного болота, и что оно водою понимается. И стоял нижней Камчатский острог на том месте до главного в 1731 г. учинившегося Камчатскаго бунта; а во время бунта сожжён купно с церковью и со всеми строениями» (11, стр. 215).

Ещё раз приношу извинения за обильное цитирование, но без этого никак не обойтись, ибо путаницы и по времени, и по месту образования острога действительно очень много. Чего стоит, например, одно лишь утверждение Г. Стеллера: «Нижнекамчатск вообще является старейшим, значительнейшим и лучшим острогом, расположенным на р. Камчатке» (24, стр. 123). Или постоянное именование С. П. Крашенинниковым, данного острога (например, на стр. 212 и 313, второго тома «Описания земли Камчатки», где он повествует о событиях 1711-1714 годов, В. Б.) Нижнешантальским. Именно, подчеркну, острога на «ключах», а не того (и того, кстати, тоже, но об этом ниже, В. Б.), который был отстроен после упомянутого бунта ниже по течению от Ключей.

 

28
 

И всё же самую, пожалуй, большую сумятицу вносит в историю острога следующее свидетельство С. П. Крашенинникова: «Не доезжая до р. Еловки есть три знатные речки, а именно Уачхачь, Ключовка и Биокось, которые пали в Камчатку с правой стороны по течению; первая верстах в 8 ниже Еловки, другая в верстах 4 ниже первой, а третья от другой в версте. Первая достойна примечания потому, что близ устья её был Российский острог, который в 1731 г. был разорен камчадалами; другая, что около тех мест бывала пустыня Якутского монастыря, в котором кроме другого строения была и часовня, но всё оное разорено в одно время с острогом» (10, стр. 15-16). Потому что этим самым он, по существу, совмещает воедино три поселения, стоящие на совершенно разных местах.

Впрочем, понять С. П. Крашенинникова можно, ибо для него ситуация с острогами была вполне понятна. Да и нам она станет более понятной, если мы обратимся к тем же, например, текстам на «Чертеже Камчадальского Носу и морским островам» И. П. Козыревского, в которых указано: «По нижнему течению реки Камчатки, ниже устья Еловки, по левому берегу р. Камчатки: Нижней Камчадальской острог. По правому берегу, ниже по течению: Церковь. Ещё ниже: Часовня и кельи, моё строение сначалу» (9, стр. 48). То есть в те времена все эти зимовья, остроги, церкви и прочее хотя и появлялись одно за другим на разных местах, однако современниками воспринимались как одно и то же.

Что же касается р. Уачхачь, то скорее всего именно на ней в1728 г. Первой Камчатской экспедицией, во время строительства первого на Камчатке морского судна «Святой Гавриил», был поставлен ещё один посёлок, который в просторечии так же именовался Нижнекамчатским острогом. Судить об этом позволяют следующие слова В. Беринга:

«Марта 1 дня поехал я из Верхнего в Нижний Камчадальский астрог.

10 дня прибыл в урочище Ушки, не доезжая до Нижнего астрогу вёрст за 60, где команды моей мастеровые люди готовят лес к строению.

11 дня прибыл в Нижний астрог и имел старание в пропитании служителям мастеровым людем, которые при работе, а для вспоможения в работе и вывоске лесов к строению прибавил служивых людей» (19, стр. 54).

Вторит ему и мичман А Чаплин, сопровождающий В. Беринга в этой поездке: «Прибыли в Нижний Камчатский острог, который стоит по правую сторону реки Камчатки. Жилья имеется дворов с 40, а распространяется по берегу близ версты. Гора, которая горит на румбе S по компасу, расстоянием от острогу верст 30. Господин капитан изволил ездить и при нём я ездил на Ключи (то есть из Нижне-Камчатска в Нижне-Камчатск, В. Б.), где имеется церковь; жилых дворов с 15» (М. Шанин. «Камчатская правда» № 270, 22 ноября 1988).

То есть, повторюсь ещё раз, какое-то время все эти зимовья и остроги воспринимались как одно целое. А потому и не существует должной однозначности в определении места нахождения главного, если можно так выразиться из них. Впрочем, удивляться тут нечему, ибо и в дальнейшей истории острога, который в результате восстания ительменов под предводительством Фёдора Харчина в 1731 г. был сожжён и в очередной раз был перенесён на новое место, таковой однозначности также не наблюдается.

И в самом деле, тот же В. П. Кусков, к примеру, утверждает, что сразу же после разорения острог, который находился на месте нынешнего рабочего посёлка Ключи (город Ключи), был восстановлен в 90 км ниже по течению р. Камчатки на её правом (правом, В. Б.) берегу неподалёку от озера Шантал (Ажабачье) от которого и получил своё новое – Нижне-Шантальский острог – название. И добавляет, что название это не прижилось и уже в 1732 г. этот новый острог стал именоваться Нижним Камчадальским, а с 1742 г. и Нижним Камчатским острогом (12, стр. 64).

А вот другой известный камчатский краевед В. П. Мартыненко считал, что «Нижнекамчатский острог, о котором идёт речь, был построен в 1712 г. (опять же не в 1713 г., В. Б.) по распоряжению приказчика Ивана Енисейского и после разгрома в 1731 г. был перенесён ниже, к устью реки Камчатки», и что возник он «…в 1732–1733 годах выше устья реки Камчатки, неподалёку от того места, где позднее выросло село Нижнекамчатск» (13, стр. 11). То есть Нижне-Камчатск, по его мнению, сразу же был возведён на левом берегу р. Камчатки, неподалёку от устья р. Радуги.

 

29

 

Сам же С. П. Крашенинников, от суждений которого отталкиваются оба автора, обо всё этом пишет так: «В бытность свою построили они (майор якутского полка Василий Мерлин и капитан Дмитрий Павлуцкий, В. Б.) нижней Камчатский острог немного ниже устья Ратуги речки» (11, стр. 233). При этом в самом начале своего труда он об этом же событии сообщал: «Первою рекою, следуя от устья вверх по Камчатке реке, может почесться Ратуга, по Камчатски Орать, не токмо для своей величины, но наипаче потому, что при ней после бывшей в 1731 г. измены и после разорения прежняго Российского нижнего Камчатскаго острога построен новый острог Нижнешантальским называемый» (10, стр. 10). Причём тут же уточняет «Просто называют его также как и разореной нижним Камчатским острогом, а Нижнешантальским слывёт он потому, что построен в 7½ верстах ниже Шантальского озера, которое находится вблизи берега Камчатки, и в длину вёрст на 10, а в ширину вёрст на 7 простирается. Камчадалы называют его своим языком Ажаба, а с чего казаки прозвали его Шантальским, про то хотя подлинно и неизвестно, однако думать можно, что преж сего бывал там славной какой острожек Шантал» (10, стр. 10-11).

В целом же, всё им сказанное относится к тому самому месту, на котором в 1736 г. по указу якутского полка майора Василия Мерлина был построен новый острог с башней о четырех жильях, а на следующий год и уже названная двухпредельная церковь, ибо в конце своей книги С. П. Крашенинников пишет: «Нижней Камчатской или Нижношантальской острог от верхняго Камчатского острога в 397 вёрст стоит на том же берегу (левом, В. Б.) реки Камчатки не доезжая за 30 вёрст до ея устья. Крепость в нём четвероугольная, огорожена палисадником длиной 42, а шириной 40 сажен с проежжею рублёной башнею, которая зделана посреди стены западной. Внутри крепости строения церковь во имя Успения Пресвятыя богородицы с пределом Николая Чудотворца, ясашная изба с сеньми и амункою, дом Государев, в котором живут прикащики, два анбара кладовые. в которых содержится ясашная казна и военные припасы. Все строения в рассуждении других острогов изрядное и прочное, для того что всё из лиственишнаго дерева. За крепостью строения обывательских домов 39, да кабак с винокурнею. Жителей всякого чина 92 человека». (10, стр. 240).

Стоял же этот острог на косе между Камчаткой и Радугой, ниже устья последней, ибо в те времена р. Радуга, по свидетельству С. П. Крашенинникова, и согласно имеющемуся плану (8, стр. 72) впадала в Камчатку под острым углом против течения последней. И лишь позднее был перенесён выше по течению р. Радуги на берег озера Красиковского.

 Кстати, сам С. П. Крашенинников напрямую ничего не говорит о существовании, пусть бы и временном, Нижне-Камчатского острога возле озера Ажабачьего на правом берегу р. Камчатки. Однако это отнюдь не исключает того, что первая попытка отстроить новый острог на новом месте действительно была приурочена к берегу протоки, соединяющей озеро Ажабачье с рекой Камчаткой. По крайней мере Г. Стеллер пишет: «Нынешний острог был заложен лишь в 1732 г., после того как первый острог был во время большого бунта 1731 г. взят, разгромлен, разрушен и совершенно сожжён ительменами. Он находится на расстоянии двух вёрст ниже первоначального по реке на гораздо более удобном, чем прежде, месте» (24, стр. 123). То есть, согласно Г. Стеллеру, в 1731 г. был разрушен острог, который к тому времени уже стоял около озера Ажабачьего. Интересно, что в наше время, примерно в этом же месте, располагаются остатки нежилого посёлка, имя которого – Радуга.

Такая вот история с историей Нижне-Камчатска получается. Неясно ни когда он был заложен впервые, ни кем он был заложен и где был заложен. Понятно только одно, что тот Нижне-Камчатск, который стоял на реке Радуге имел своих предшественников. И что дата его образования нуждается либо в уточнении по архивным документам, либо в принятии специального решения.

Не менее разноречива и история образования Большерецка. Начнём с того, что Г. Стеллер по этому поводу писал так: «Лет 20-25 назад казаки неоднократно отправлялись на байдарах из Анадыря к Большой реке следующим путём: из Анадыря они проезжали на нартах до истоков Пенжины, где строили большие байдары, в которых спускались по Пенжине и другим рекам вплоть до Большой реки» (24, стр. 135). И страницей ниже уточнял: «Большерецкий острог был построен ещё в прошлом веке и находился уже в довольно цветущем состоянии к прибытию из Якутска Владимира Атласова, который больше хвастал своими героическими подвигами, чем совершал их в действительности». (там же, стр. 136). То есть, по мнению Г. Стеллера, Большерецк существовал ещё до постройки острогов в долине р. Камчатки.

 

30

 

И всё было бы хорошо, если бы на 124 странице своих описаний Г. Стеллер не сообщал: «Третий острог построен на реке Ких, что означает на ительменском языке преимущественно Большую реку… он воздвигнут позже двух предыдущих (Верхнекамчатска и Нижнекамчатска, В. Б.); постройка его началась примерно около 1739 г.» (24).

То есть, как можно видеть, Г. Стеллер противоречит сам себе, что как-то не вяжется с этим вдумчивым и внимательным исследователя. Впрочем, не исключено, что эта накладка произошла в результате не совсем точного перевода или каких-то других причин. Во всяком случае, тот факт, что на эту очевидную путаницу дат и событий не обратили внимания ни редакторы, ни корректоры, ни рецензенты, даёт для этого предположения достаточное основание. Впрочем, это уже отдельная тема.

А пока вернёмся к Большерецку. Следующую временную веху в истории острога устанавливает краевед В. П. Кусков, относящий его основание к 1703 г. (12). Вторит ему и Б. П. Полевой, который связывает зарождение Большерецка с именем первого камчатского приказчика, сына боярского Тимофея Кобелева. «Уже в 1700 г в Якутске стали понимать, что местным властям необходимо как можно скорее закрепить русский успех на полуострове Камчатке и направить туда новую экспедицию. Исполнить эту миссию поручили бывалому землепроходцу Т. Кобелеву» (18, стр. 122). И добавляет: «С его именем связано немало событий в истории Камчатки. Прежде всего, именно тогда, в 1703 г., и были основаны три главных камчатских острога: Верхне-Камчатский, Нижне-Камчатский и Большерецкий» (там же, стр. 124).

Но и тот и другой противоречат С. П. Крашенинникову, который хотя и утверждал, что этот первый приказчик Камчатки «… ясак как по реке Камчатке, так и по Пенжинскому и Бобровому морю сбирал» (11, стр. 195), ни слова не сказал о роли Т. Кобелева в создании Большерецка, при том, что он указывал, что именно Т. Кобелев «вновь на нижней Камчатке зимовьё заложил». И тем самым остаётся предполагать, что если зимовьё на р. Большой в 1703 г. и было сооружено, то его поставил отряд Родиона Преснецова, который в самом конце августа 1703 г. во главе 22 служивых людей был послан Т. Кобелевым на Бобровое море для сбору ясака, а в конце этого же года, побывав на Курильском озере, вернулся на реку Большую, где и зазимовал. В то время как сам Т. Кобелев к этому времени уже покинул полуостров.

Впрочем, это не более чем допустимое предположение. Ибо С. П. Крашенинников обо всех этих событиях пишет следующее: «Кобелева сменил вышеописанный Михайло Зиновьев, который отправлен из Якутска вместо Владимира Атласова, а правил он Камчатским острогом до прибытия казачья пятидесятника Василья Колесова с 1703 по 1704 год» (11, стр. 195-196). И добавляет, что М. Зиновьев на Большой реке острог построил. Но если это действительно так, то ранее 1704 г. данное событие произойти не могло, поскольку М. Зиновьев сменил Т. Кобелева лишь в конце 1703 г.

Кстати, официальное празднование 31 января 2004 г. 300-летия Большерецка (Придворев С., глава Усть-Большерецкого районного муниципального образования. «Рыбак Камчатки», № 5, 4 февраля 2004 г.) некоим образом подтверждает этот вариант зарождения Большерецка. Но только некоим, ибо Василий Колесов, который под осень того же 1704 г. сменил М. Зиновьева (11, стр. 196), также построил зимовьё на Большой реке «для ясачного збору». То есть не восстановил и не пристроил к старому новое, а построил новое: «… в 705 году в марте месяце посылал я (Колесов В., В. Б.), раб твой, за Камчатку вдоль немирных курил и по курильский их острожек казака Семёна Ломаева, да с ним служилых и промышленных людей сорок человек и тот острожек божьей милостью и твоим, великого государя, счастьем взяли и тех немирных иноземцев курил побили человек со сто, достальных привели под твою великого государеву высокую самодержавную руку в вечное холопство в ясачный платёж» (21).

 

31

 

Но тем самым возникает ситуация, когда имеется по крайне мере три (если не брать в расчёт мнения Г. Стеллера о конце XVII века) зимовья на р. Большой, претендующее на честь быть прародителем Большерецкого острога. И, следовательно, требуется более тщательный анализ архивных материалов, а не установление даты зарождения Большерецкого острога директивным образом. Тем более, что при обосновании этого директивного решения также были допущены, скажем так, разночтения с уже известными историческими данными. К примеру, в памятном приветствии губернатора области М. Б. Машковцева говорится, что Т. Кобелев «В 1700 г. разбил острожок Кочху, возобновил Верхне-Камчатский острог, собрал ясак с жителей западного побережья вплоть до реки Озерной, и для укрепления своей власти в этом районе заложил на реке Большой, в 50-ти верстах от её устья Большерецкий острог» («Камчатка сегодня» № 4, 3 февраля 2004 г.). На самом же деле Т. Кобелева в 1700 г. на Камчатке ещё не было, ибо весной 1701 г., следуя из Анадыря на Камчатку, его отряд повстречался с остатками отряда П. Преснякова (22), с Камчатки уходившими. А заложить острог на р. Большой мог только Р. Преснецов, когда Т. Кобелева на Камчатке уже не было.

Вызывает сомнение и последующее утверждение названого приветствия: «В 1702 г. на Камчатку был послан Михаил Зиновьев, участник похода В. Атласова, который «устроил окончательно Большерецкий острог». В 1704 г. на смену М. Зиновьеву был послан пятидесятник В. Колесов. благодаря которому и был окончательно сформирован Большерецкий острог». В том смысле вызывает, что «окончательного устройства» Большерецкого острога ни в 1703, ни в 1704 годах не произошло, коль скоро в 1705 г. В. Колесов поставил ещё одно зимовьё на р. Большой, а в 1706 г. вновь посылал туда же (на поиски Курильских островов, точнее) Михаила Наседкина во главе отряда из 50 человек.

Впрочем, и на этом неясности с историей основания Большерецка отнюдь не завершаются. Например, А. И. Алексеев, не приводя никаких объяснений, относит время его образования к 1706 г. (1, стр. 36). В 1707 г., при «закащике» Дмитрии Ярыгине, камчадалы на р. Большой взбунтовались и Большерецкий острог (зимовьё? – В. Б.) сожгли (11, стр. 197), и тем самым острог перестал существовать. Второй таковой же бунт камчадалов Большой реки учинился в 1710 году, когда казачий пятидесятник Иван Харитонов с отрядом в 40 человек просидел в осаде 4 недели и лишившись 8 человек едва-едва бегством спасся, а острог (зимовье, В. Б.) был вновь сожжён (25, стр. 31) и, следовательно, вновь прекратил своё существование.

Таким образом, несколько зимовий, в просторечии именуемых острогами, раз за разом возникли и исчезли, прежде чем в 1711 г. Даниил Анциферов и Иван Козыревский с казаками, возжелавшими замолить грех убийства В. Атласова, после боя с «лутчим иноземцем Кушугой» 23 апреля (по старому стилю): «…ниже прежнего ясачного зимовья (на северном берегу Большой реки между впадающими в оную посторонними реками Быстрою и Гольцовкой) острог земляной построили, а в нём ясачное зимовье, а круг ясачного зимовья острог стоялой бревенчатой поставили…» (25, стр. 31).

 

32

 

И именно об этом остроге спустя 30 лет Г. Стеллер говорил: «Сам острог построен на северном берегу Большой реки, там. где последняя, разветвляясь на рукава, образует ряд больших островов. Первою целью при сооружении этого острога была возможность дать наилучший отпор в то время сильным и многочисленным ительменам в случае восстания с их стороны. Исход нескольких действительно происшедших схваток вполне оправдал этот расчёт. Сначала стал застраиваться тот остров, на котором мною ныне заложена школа; вскоре затем было положено основание острогу на противоположном берегу реки; когда же число жителей возросло, а число ительменов настолько сократилось, что их можно было уже не опасаться, стала застраиваться ещё одна площадь, а именно по ту сторону притока, между реками Быстрой и Большой; эта местность называется Большерецкой заимкой. После этого стали застраиваться и другие места невдалеке от заимки по ту сторону Быстрой. таких заимок существует две: одна – Трапезниковская – у переезда через Быструю, другая – Запорожская заимка – на расстоянии пяти вёрст от острога; туда-то и были направлены земледельцы вследствие близости пахотных земель. Тут, пожалуй, вскоре возникнет первая камчатская деревня.

На трёхвёрстном расстоянии выше острога распложена ещё другая заимка, называемая Гаврюшкиной, а в семи верстах от острога, ниже по течению Большой реки, – последняя, по имени Железинская».(24, стр. 126).

Перейдём теперь к Петропавловску и Тигилю. Б. П. Полевой в предисловии к сборнику документов «Петропавловск-Камчатский». История города в документах и воспоминаниях (16, стр. 11) пишет: «День прибытия Беринга в «Ниакину бухту» – «Гавань святых апостолов Петра и Павла – 6/17 октября 1740 г. принято считать днём основания Петропавловска». И тут же, через точку, уточняет: Конечно, тут допущена простительная условность: ведь Беринг прибыл не на пустое место…здесь ещё до прибытия Беринга были поставлены первые русские избы – «хоромы», «светлицы» и даже магазейны (склады»), возведённые русскими плотниками под руководством геодезиста (ошибка – штурмана, В. Б.) Ивана Фомича Елагина летом 1840 г. Поэтому И. Ф. Елагин по праву считается «первостроителем» Петропавловска. Ведь именно он избрал Ниакину бухту для первого русского поселения в Авачинской губе». А затем в статье «Открытие русским Авачинской губы» (16, стр. 27) ставит окончательную точку: «Так, ещё в 1739 г. стал зарождаться будущий Петропавловск-Камчатский. Именно Иван Фомич Елагин по праву считается его первостроителем».

К сказанному остаётся добавить, что первая попытка создания русского поселения на берегу Авачинской губы была предпринята командой казака Копотилова, посланная М. Шпанбергом к лету 1739 г. для заготовки строевого леса в целях возведения портовых сооружений в устье р. Авачи (5). А также то, что И. Ф. Елагин, побывав на Авачинской губе ещё зимой 1739 г., окончательно решил построить первое русское селение в Ниакиной бухте, для чего должно было использовать заготовленный командой Копотилова лес. Вот отчего мною (4. стр. 26-28) и было предложено день зарождения Петропавловска связать не с заходом в Ниакину бухту ботов «Святой Пётр» и «Святой Павел», а с началом работ (11 июня 1740 г. по старому стилю) по возведению первых построек на берегу этой бухты.

Кстати, в этой же статье мною было отмечено, что официальная – 6 (17) октября – дата празднования города также является неверной, ибо она соотносится с употребляемым в те времена морским исчислением суток, тогда как по гражданскому времени эта дата должна приходится на 7(18) октября. И с учётом этой поправки день рождения Петропавловска выпадает не на 10 (21) июня, когда бот «Святой Гавриил» вошёл в Авачинскую губу (морякам пришлось сперва вымерить глубины, прежде чем войти в Ниакину бухту, частично разгрузиться, обосноваться на ночлег, произвести предварительную планировку местности), и не 11 (22) июня, когда экипаж и мастеровые действительно приступили к конкретным работам, а к 12 (23) июня.

Что же касается Тигиля, то С. П. Крашенинников по этому поводу пишет: «В каком состоянии пятый острог, что при реке Тигиль, про то объявить нельзя: ибо оной зачат строить уже по выезду моему с Камчатки (в 1741 г., В. Б.), токмо то известно, что отправлено в оной 37 человек на поселение» (11, стр. 242). Г. Стеллер к этому добавляет: «Пятый острог в настоящее время как раз закладывается под началом казака Енисейского повыше Тигиля, у Пенжинского моря. и туда на постройку направлено 37 человек. Насколько, однако, у них до сих пор подвинулось дело, я не могу сообщить из-за недостатка сведений» (24, стр. 127). То есть, происходило это всё в 1742-1743 годах. Кстати, слова «повыше Тигиля» по-видимому означает, что поселение Тигиль существовало, на другом месте, и ранее.

 

33

 

Кстати, камчатский краевед В. П. Кусков утверждает, что это село было основано в 1747 г. на месте корякского острожка Шипина и названо так по имени р. Тигиль (12). А вот в уже не единожды упомянутом «Историко-географическом атласе» (стр. 76, 1997), сказано: «Тигильская крепость основана в первой четверти XVIII века на западном побережье Камчатки». То есть и в истории образования Тигиля тоже нет должной однозначности. Но поскольку у меня нет материалов, необходимых для анализа, то удержусь от комментариев и просто перейду к обобщению всего сказанного. А для этого составлю простенькую табличку (табл. 1).

Первое, что обращает на себя внимание при анализе этой таблицы, так это многовариантность времени и места основания всех первых русских поселений на Камчатке. То есть, ни один из первых русских острогов не был построен сразу и навсегда. Все они создавались (или воссоздавались в случае их уничтожения) поэтапно и, при том, на разных местах. И неважно, всего лишь на полверсты, как Верхнекамчатск, и или на 90 вёрст, как Нижнекамчатск, переносились при этом сами острога и зимовья и какой временной лаг был между начальным и конечным этапом.

Второй особенностью зарождения первых русских поселений на Камчатке является также множественность претендентов на звание их первостроителей. Понятно, конечно, что во многом это объясняется уже помянутым переносом с места на место первых зимовий и острогов. И тем не менее, в некоторых случаях таковая множественность выглядит нарочитой. Особенно в приложении к Петропавловску-Камчатскому, ибо в отличие от всех остальных первых русских поселений дата, место и имя его основателя подкреплены подлинными историческими документами. Согласно которым имя пакетботов было присвоено не самому русскому поселению на берегу Авачинской губы, а гавани, в которой уже четыре месяца стоял бот «Святой Гавриил», и на берегу которой под командованием М. Ф. Елагина «было и построено камчатскими служивыми и ясашными иноземцами жилых покоев в одной связи пять, да казарм три, да три ж анбара в два аппарамента» (20, стр. 214). Что и удостоверил сам В. Беринг, скромно приписавший в конце своего рапорта: «И оная гавонь названа нами святых апостол Петра и Павла».

То есть, хотя «казармы» и «анбары» с «жилыми покоями» действительно были построены при «оной гавони», и что само поселение получило своё название от неё же, подлинным основателем г. Петропавловска-Камчатского всё же является И. Ф. Елагин. Однако неистребимый русский политес, всегда и во всём ставящий во главу угла табель о рангах, присудил это звание капитан-командору.

Так что остаётся только выразить сожаление по поводу того, что и спустя 260 с лишком лет эта точка зрения по-прежнему преобладает, хотя аргументация в её в пользу далеко не всегда объективна. К примеру утверждение И. В. Витер и А. А. Смышляева: «Именно этот день (17 октября по новому стилю, В. Б) по праву считается днём рождения города Петропавловска-Камчатского, ибо по приходе экспедиции и высадке её на берег была совершена молитва, после чего капитан-командор повелел именовать первое русское поселение «гаванью святых апостолов Петра и Павла, как и пакетботы наши именованы» (5, стр. 11) – это всего лишь эмоциональная позиция авторов, связавших основание города не с конкретным деянием И. Ф. Елагина, а с благодарственной молитвой по поводу благополучного прохождения судами экспедиции бурного Первого Курильского пролива и прихода пакетботов в гавань. И не более того.

Так что, считаю, восстановление исторической справедливости по отношению к И. Ф. Елагину давно назрело. И не стоит думать, что это каким-то никоим образом умалит достоинство В. Беринга. В конце концов, главная его заслуга как раз в том и состоит, что он сумел найти достойных помощников и создал максимально возможные условия для проявления ими лучших своих личностных качеств.

И последнее. В мою задачу не входила разработка конкретных рекомендаций и предложений – для этого у меня явно недостаточно соответствующих материалов и документов. Я лишь попробовал обозначить проблему – отсутствие точного историко-хронологического календаря Камчатки – и постарался насколько можно полнее её осветить. Настолько постарался, что более чем втрое превысил допустимый объём статьи. Однако, надеюсь, в данном случае это многословие вполне допустимо.

 

34

 

 

Таблица 1

 

Образование первых русских поселений на Камчатке

Что же касается конкретных предложений и рекомендаций, то я предлагаю решить эту проблему общими силами. Не впадая при этом ни в административный консерватизм, ни в научный провинциализм. То есть не отвергать проблему только на том основании, что чиновники не желают что-то менять. И поддаваться тому самому провинциализму, который, независимо от места его проявления – Петропавловска, Хабаровска, Москвы, Санкт-Петербурга – проявляется либо в излишнем, вплоть до благоговения, почитании авторитетов, либо в столь же излишне категорическом отрицании новых взглядов и представлений, либо и в том и в другом одновременно. Потому что и то, и другое, и третье мешает десяткам и сотням грамотных людей – от рецензентов, экспертов и редакторов, с одной стороны, и до чиновников и краеведов всех уровней, с другой, – замечать даже самые очевидные (Бобровое море – часть Берингова моря, например) ошибки авторитетов. Или же, наоборот, побуждает использовать данные одних источников без сопоставления и взаимосвязи с данными других источников. Не говоря уже о том, что слепое следование авторитетов сплошь и рядом сопровождается отрицанием мнений инакомыслящих.

 

35

 

То есть, скажу окончательно, не стоит отказываться от решения проблем, связанных с уточнением истории Камчатки, только оттого, что это требует пересмотра сложившихся взглядов, представлений и мнений. Жизнь есть движение, и хотим мы этого или нет, но подправлять свои прежние воззрения человечеству приходится постоянно. А потому рано или поздно будет пересмотрена и история возникновения первых русских поселений на Камчатке, как совсем недавно была пересмотрена (хотя далеко не всегда в лучшую сторону) история всей России. Просто если этого не сделаем мы и сейчас, то вся заслуга и весь труд по таковой ревизии достанется нашим потомкам. А им, уверен, будет хватать и своих проблем, и своих заслуг по их решению.