Потерянный юбилей // Материалы XX Крашенинниковских чтений «Ветер веков в парусах России». Петропавловск-Камчатский, 2003. С. 26–28.


Быкасов В. Е

 

ПОТЕРЯННЫЙ ЮБИЛЕЙ

 

Наш город всегда был связан с морем. Связан как в силу своего расположения на берегу океана. Так и в силу того, что и образован он был моряками. Вот об этом-то и предлагается поговорить. Тем более, что и повод для этого есть подходящий – 300-летие со времени выхода русских к Авачинской губе, на берегу которой и был основан Петропавловск. Причём поговорить не только с целью освежить нашу память, но и с намерением обратить внимание на проблему с установлением и празднованием Дня рождения нашего города.Но поначалу немного истории. В результате похода В. Атласова в 1697–1699 годов, к России была присоединена Камчатка. А уже осенью 1703 г. камчатский приказчик Тимофей Кобелев отправил из Верхне-Камчатского острожка отряд из 22 казаков под предводительством Родиона Преснецова в поход на «Бобровое море» для сбора ясака (8). Отряд сперва вышел к «первой» реке под названием «Шемячь» (современная р. Семячик), а затем, скорее всего к концу сентября, подошёл к Авачинской губе в районе устья «седьмой» реки Кугач (Авачи). Далее, от этой реки, отряд прошёл на юг к «дву на десятой» (двенадцатой) реке, вернулся назад к Авачинской губе, по притокам р. Авачи перешёл в долину реки Большой и пройдя по ней до западного побережья Камчатки повернул на юг, к Курильскому озеру и, затем, по долине рек Большой и Быстрой вернулся с ясаком в Верхне-Камчатск.

Таким образом, спустя всего четыре года после похода В. Атласова Россия окончательно вышла на берега Тихого океана. В том смысле окончательно, что предыдущие выходы отрядов И. Ю. Москвитина (1639 г.), В. Д. Пояркова (1645 г.), С. И. Дежнева (1648 г.), М. В. Стадухина (1651), и И. М. Рубца (1661-1662 г.), к Охотскому и Берингову морям не увенчались освоением самих морских пространств Дальнего Востока. Тогда как открытие Авачинской губы, дало России возможность закрепиться на своей восточной окраине. Хотя, конечно же, и понадобилось ещё целых 37 лет до того, чтобы она действительно стала базой Тихоокеанского флота. Но это уже ничего не меняло по своей сути, так как дело оставалось за конкретными действиями, почва для которых была подготовлена. И эти действия, пусть и с задержкой, не замедлили последовать.

Практический интерес к Авачинской бухте возник в связи с организацией Второй Камчатской экспедиции под руководством В. Й. Беринга. Дело в том, что на всём известном тогда морском побережье восточной окраины России не имелось иных, кроме Авачинской, бухт, в которых корабли экспедиции могли бы провести зимовку. И потому 29 сентября 1739 г. из Охотска, в котором, по мнению Беринга, в зимнее время для отстоя судов безопасных мест не было, отправлен был на Камчатку бот «Святой Гавриил» под командованием штурмана Ивана Елагина. «И велено ему по прибытии на Большую реку (если свободного к тому времени не останетца) отправить штюрмана Василья Хметевского в Нижней Камчатской острог для вымеривания по вскрытии льда устья реки Камчатки. А ему, Елагину, в зимнее время по берегу от Большой реки до Авачинской губы берег описать и, ежели, явятся против берегу лежащие острова, те положить на карту. А в 1740 г. весною велено ему ж, Елагину, следовать на Камчатку на боту от реки Большой круг южного камчатского угла до Авачинской губы и ту губу вымерить в какой глубине стоит, и чтобы при той губе построены были для жилья служителям жилыя покои и для клажи провианта и материалов магазейны» (9).

Сразу же следует отметить, что в силу практически полной непроходимости океанических берегов этой части Камчатки, описание её юго-восточного побережья тогда так и не осуществилось. А произведённые В. Хметевским замеры устья р. Камчатки показали его полную (по причине мелководья – семь с половиной футов – и наличия баров) непригодность для прохода и отстоя даже таких малых (осадка 9-10,5 футов) судов как пакетботы. И потому местом зимовки кораблей экспедиции была избрана Авачинская бухта, которая, в отличие от Большерецкого и Нижнего Камчатского острогов, гораздо в большей степени отвечала целям и задачам как самой Второй Камчатской экспедиции, так и освоению океанских просторов в целом. В силу чего 10 (21) июня 1740 г. «Святой Гавриил» под водительством И. Елагина вошёл в Авачинскую губу, и экипаж судна приступил к работам по возведению необходимых построек на берегу заранее выбранной для этой цели «Ниакиной» («Ниякиной») гавани. И уже 20 сентября (1 октября) И. Ф. Елагин написал В. Берингу рапорт, в котором сообщалось, что: «… построено камчатскими служилыми и ясашными иноземцами жилых покоев в одной связе пять, да казарм три, да три ж анбара в два апартамента; також и в означенной губе глубину воды вымерял…» (9).

Так волею новой российской столицы на берегу Тихого океана возникла новая военно-морская база России, нареченная В. Берингом по имени святых апостолов Петра и Павла. А вскоре, трудами и стараниями казаков, промышленников и купцов, началось и промышленное освоение громадных пушных ресурсов прибрежных районов Камчатки, Командорских и Алеутских островов, Аляски и Северной Америки.

 

26

 

Правда, сам Петропавловск в силу ряда причин (отсутствие строевого леса, трудности со снабжением продовольствием и т. п.) вновь на время уступил пальму первенства Большерецку и Усть-Камчатску, где были созданы базы добытчиков «мягкой рухляди». Однако ближе к концу XVIII, когда Россия оказалась втянута в европейские проблемы (войны с Пруссией, Турцией, Швецией, Францией), а её дальневосточные берега стали посещаться иностранными морскими экспедициями, сообщившими миру о существовании великолепной гавани на Камчатке, Петропавловск вновь привлёк внимание северной столицы. Вплоть до того, что в 1803 г. шлюпы РАК «Надежда» и «Нева» под командованием И. Ф. Крузенштерна и Ю. Ф. Лисянского первыми в истории российского мореплавания отправились к берегам Северной Америки, Камчатки, Курильских островов, Сахалина и Японии с целью подкрепить присутствие россиян на Тихом океане. При этом Авачинская бухта, будучи единственным на полуострове местом, приходном для отстоя океанских кораблей, со времени захода в неё шлюпа «Надежды» в 1804 года, на деле превратилась в базу-убежище всего северотихоокеанского бассейна. А спустя 8 лет, 9 апреля 1812 г., Петропавловск, по предложению Г. И. Лангсдорфа и по указу Александра I, и вовсе стал столицей Камчатки.

Итак, через 100 лет после открытия Авачинской губы между двумя окраинными городами государства устанавливается уже не просто административно-хозяйственная, а по настоящему державная взаимосвязь. В развитие которой кругосветные плавания после первого захода кораблей из Кронштадта в Авачинскую губу стали осуществляться с завидной регулярностью. Причём наряду с военно-политическими и социально-экономическими задачами, кругосветными экспедициями успешно решались и сугубо научные проблемы.

Таков, вкратце, процесс становления нашего города, как центра обширного региона на востоке России. Много других славных (оборона 1854 г.) и не очень (продажа Аляски) событий произошло после этого в жизни Петропавловска. Однако нас сейчас интересует не столько история города сама по себе, сколько дата его рождения.

Но поначалу позволю себе напомнить некоторые обстоятельства, связанные с нынешним порядком празднования Дня нашего города. Вот уже много лет подряд праздник Дня города отмечается задолго до наступления официальной – 17 октября – даты. Причём это мероприятие постепенно, но неуклонно сдвигается во времени на всё более и боле ранние сроки – в 2001 г. оно, к примеру, было проведено 12, а в 2002 г. – 8 сентября.

Понятно, что во многом это желание придвинуть праздник к лету объясняется чисто прагматическими соображениями. Однако наряду с очевидным удобством (встреча Дня города в благоприятных погодных условиях «бабьего лета»), это нововведение вносит и более чем очевидную несуразность в календарь памятных дат. Не говоря уже о том, что сам акт переноса празднования Дня города на полтора, без малого, месяца вперед находится в полном расхождении как с общечеловеческими (не принято, в частности, у православных отмечать дни рождения загодя), так и с юридическими нормами и правилами.

Но что самое интересное, происходит всё это на фоне того, что и сама-то официально установленная дата не соответствует реальному дню заложения города, поскольку официальный день рождения города и настоящий день его основания расходятся во времени практически на 4 месяца. И в самом деле, как уже говорилось, 10 июня (21 – по новому стилю) 1740 г. в Авачинскую губу вошёл бот «Святой Гавриил» под командой штурмана И. Ф. Елагина. И это означает, что уже на следующий – то есть 11 (22) июня – день экипаж судна приступил к работам по возведению необходимых (см. выше) построек на берегу заранее выбранной для этой цели «Ниакиной» («Ниякиной») гавани. Специально подчеркну, на следующий день, ибо 10 июня надо было подойти к неизвестному (то есть с непромеренными глубинами) берегу, выбрать место для стоянки пакетбота, встать на якорь, приступить к разгрузке грузов и их складированию на берегу, оборудовать на этом же берегу лагерь для проживания личного состава, запастись дровами и т. д. и т. п. – а на всё это требовалось время. Так что вряд ли первый колышек был забит именно в день захода «Святого Гавриила» в Авачинскую губу.

То есть, если следовать общепринятым правилам, то именно день начала строительных работ – 11 (22) июня – по возведению указанных в названном рапорте «хором», «светлиц» и «магазейнов» (складов) и должен был бы стать днём рождения нашего города.

Однако традициям вопреки, за официальную дату был принят день 6 (17) октября 1740 г. – день, когда в Авачинскую бухту вошли пакетботы «Святой Пётр» и «Святой Павел» под командованием В. И. Беринга и А. И. Чирикова.

 

27

 

Кстати, в связи со всем сказанным, нельзя не отметить некоторые обстоятельства связанные с датами захода пакетботов в Авачинскую губу. Обычно принято считать (1, 3, 4, 7, 8), что пакетботы «Святой Пётр» и «Святой Павел» вошли в бухту 6 октября 1740 г.

И в самом деле, как указывает В. Беринг в своём рапорте в Сенат (9): «…и прибыли в оную гавань в двух пакетботах со всею командою тогож 740 году октября 6 дня. И она гавонь названа нами святых апостола Петра и Павла». Подтверждает эту дату и С. Ваксель: «…Наконец, 6 октября 1740 г. удалось войти в Авачинскую бухту и в тот же день стать на место зимовки, которое мы назвали Петропавловским портом, поскольку оба наши судна, носившие имена святых Петра и Павла, были первыми кораблями (кстати, первым был всё-таки «Святой Гавриил» под командованием И. Елагина, В. Б.), которые воспользовались этой гаванью» (2).

Однако вот в своём письме (20 апреля 1741 г.) вице-канцлеру А. И. Остерману В. Беринг пишет: «Мы за противным ветром прежде 8 сентября из Охоцкой гавани вытти не могли. 26-го сентября мы, помощью всевышнего, Лапатку, или Курильские проходы, щастливо прошли и в третей день в устье залива Авачь были; но понеже от шторма и великого тумана в море идти принуждены находились, и ветер сильнее учинился, и несколько дней продолжался, от котораго мы 54 градуса с норду несены были, и бот потеряли, то 7-го октября в морскую заливу Авачу, слава богу, щастливо прибыли…» (5). Вторит ему в этом и А. И. Чириков, который в письме к президенту Адмиралтейств-коллегии графу Н. Ф. Головину, также написанному в апреле 1741 г., указывает: «…а в здешнею гавань прибыли мы, премилостивый государь, на пакетботах 7 числа вышеупомянутого ж году…» (6).

То есть относительно дня захода пакетботов «Святого Петра» и «Святого Павла» имеется некоторое разночтение. Но в таком случае, возникает естественный вопрос – а чем оно, это самое разночтение, обусловлено? Скорее всего, а вернее сказать, единственной причиной этого могло быть то, что в ту пору в России на равных использовались так называемые гражданские сутки для суши, отсчёт времени которых начинался с полуночи, и астрономические сутки для моря, которые начинались на 12 часов позже гражданских – то есть в полдень. И потому отдельные даты, приводимые в названных и тому подобных источниках, могли иногда отличаться друг от друга на целые сутки. А тем самым всё, вроде бы, становится понятным. То есть когда В. Беринг и С. Ваксель пишут официальные рапорты в Адмиралтейств-коллегию, то они как моряки-профессионалы пользуются морским исчислением времени. А когда тот же В. Беринг и А. Чириков пишут приватные письма (пусть бы и официальным лицам), то они используют гражданское время.

Однако даже и с учётом этого обстоятельства с датой рождения города всё же остаётся некоторая несуразность. И в самом деле, попробуем выписать уже известные нам даты в виде следующего (слева – морское исчисление, справа – гражданское) столбца:

 

7 = 8

6 = 7

5 = 6

 

И попробуем порассуждать. Итак, допустим, что В. Беринг и А. Чириков были не просто правы, когда писали о том, что пакетботы вошли в Авачинскую губы 7 октября, но ещё и указывали при этом морские сутки. А тогда, по гражданскому времени то есть, день рождения Петропавловска должен отмечаться 8 октября. Впрочем, таковое вряд ли возможно, так как военные моряки, как профессионалы, ошибаются только случайно. А я использовал это предположение лишь только для того, чтобы оттенить реальное положение вещей.

А реальность такова. Приводя даты 6 и 7 октября, моряки в одном случае применяют свой профессиональный календарь, а в другом – гражданский и потому, как уже говорилось у них самих расхождения в датах нет. Но зато вот у нас таковое расхождение налицо, ибо день рождения города мы почему-то празднуем не по гражданскому исчислению (7-го октября), а по морскому (6-го октября) календарю. И расхождение тем более удручающее, что морское исчисление как таковое давно уже отменено.

Но что же, в таком случае отмечаем мы, коль скоро официальной датой дня рождения города считается 6 октября? Да ровным счётом ничего, ибо в связи с переходом на единую норму исчисления суток кто-то когда-то попросту приписал (скорее всего, по невнимательности) 6-ому числу моряков общегражданское время. И с той поры мы каждые 6 (17) октября празднуем всего лишь день (5 октября по морскому стилю) подхода пакетботов к Авачинской губе. И не более того.

Так возникает вторая условность с днём рождения Петропавловска. Вторая в том смысле, что и при самом приурочивании этого юбилея ко времени захода в Авачинскую пакетботов «Святой Пётр» и «Святой Павел», а не к началу возведения первых городских строений, также была допущена, как писал известный историк Б. П. Полевой в предисловии к книге «Петропавловск-Камчатский. История города в документах и воспоминаниях. 1740–1990» (7), простительная (курсив мой, В. Б.) условность. Поскольку в данном случае благополучное прохождение в штормовую погоду грозного Первого Курильского пролива, было приписано покровительству святых, имена которых носили пакетботы экспедиции. Вслед за чем, и сам этот знак проявления доброй воли свыше был перенесён и на город со всеми отсюда проистекающими последствиями. Среди которых было и переименование Ниакиной бухты в гавань святых апостолов Петра и Павла, и перенос даты основания самого города с 11(22) июня на 6 (17) октября.

Ну и, наконец, в самые последние годы, в связи с регулярным празднованием Дня города в сентябре, в биографии нашего города возникла третья условность, согласно которой день рождения отмечается за полтора месяца до официальной даты. Но, как представляется, три условности по одному и тому же поводу – слишком много даже для нас, атеистов до мозга костей. В том смысле слишком много, что (переводя разговор в плоскость провиденческой роли обстоятельств, В. Б.) если одна из них была всего лишь ошибкой, вызванной невнимательностью, другая отражала добрую волю высших сил по отношению к нашему городу, то третья ознаменовалась отвращением этого внимания. Во всяком случае, судя по тому, что после установления нового порядка празднования своего Дня рождения Петропавловск стал стремительно погружаться в социально-экономический хаос, можно подумать, что таковое вот нарушение извечных истин не прошло безнаказанным.

Таким образом, говоря окончательно, в метрике нашего славного города имеется три условности, связанные с датой его рождения. И уже потому стоило бы определиться с этой проблемой раз и навсегда. Причём, на мой взгляд, стоило бы вернуть городу его подлинный – 11 (22 июня) – день рождения. Тем более что и повод для этого имеется подходящий – 300-летие со дня образования «северной столицы» России и 300-летие выхода русских к берегам Авачинской бухты. Естественно, не забыв при этом, что в связи с отказом от морского исчисления суток, подлинной датой образования города следует считать не 11(22), а 12 (23) июня 1740 г.

В том же, что именно день установления первых колышков является (должен быть) настоящим днём рождения любого населённого пункта, лучше всяких доводов убеждает празднование 300-летнего юбилея Санкт-Петербурга. И в самом деле, в ходе Северной войны русские войска 1(12) мая 1703 г. овладели крепостью Ниеншанц (Канцы), расположенной в устье реки Охты (нет, каково созвучие: Охта – Охота?). А уже 16 (27) мая ниже её по течению Невы, Пётр I заложил крепость Санкт-Питер-Бурх, несколько позднее переименованную в Петропавловскую (какова параллель – а!) крепость. И именно этот день, то есть день, когда были забиты первые колышки в основание будущей крепости, и стал днём рождения Санкт-Петербурга. И именно с той поры дата 16 (27) мая, несмотря на все перипетии в истории города, в том числе и на его многочисленные переименования, однозначно считается его днём рождения.

Так не логично ли будет, сколь скоро подготовка к этому юбилею ознаменовалась установлением самых недвусмысленных аналогий между самыми западными и самыми восточными «океаническими воротами» России, и нам пойти по традиционному (в лучшем смысле этого слова) пути, и вернуть Петропавловску его настоящий – 23 июня – День рождения? И тем самым восстановить историческую справедливость как по отношению к первооснователю города И. Ф. Елагину, так и по отношению к самому городу и его гражданам. Причём уместно сделать это именно сейчас, ибо совсем скоро канет в лету и 300-летний юбилей Санкт-Петербурга, и 300-летний юбилей открытия Авачинской бухты, после чего нам останется разве что только разводить руками по поводу упущенной возможности.

И пусть нас не смущает некоторая «накладка» одной памятной (день рождения города) даты на другую – начало Великой Отечественной войны. В конце концов, у Петропавловска имеется более чем достаточные основания для совместного празднования этих двух событий. Как никак, но и снабжением воюющей страны рыбой (уж что-что, а селёдка в военное время была почти повсеместно), и перевалкой грузов по лендлизу, и освобождением северных Курильских островов город, заложенный военными моряками, вполне заслужил честь праздновать свой день рождения сразу же после этой скорбной и великой даты.

 

 

  1. Витер И. В., Смышляев А. А. Город над Авачинской бухтой (история города Петропавловска-Камчатского). Петропавловск-Камчатский: Камчатский Печатный двор, 2000. 207 с.
  2. Из сочинения Свена Вакселя «Вторая Камчатская экспедиция Витуса Беринга». Петропавловск-Камчатский, 1740–1990». Дальневосточное книжное издательство. Камчатское отделение, 1994. С. 39–40.
  3. Камчатка XVII-XX вв. Историко-географический атлас. М.: Роскартография России. 1997. 112 с.
  4. Петропавловск-Камчатский. История города в документах и воспоминаниях. 1740–1990». Дальневосточное книжное издательство. Камчатское отделение, 1994. 504 с.
  5. Письмо В. Беринга А. Остерману. Петропавловск-Камчатский, 1740–1990. Дальневосточное книжное издательство. Камчатское отделение, 1994. С. 35–36.
  6. Письмо А. Чирикова графу Н. Головину А. И. Петропавловск-Камчатский, 1740–1990. Дальневосточное книжное издательство. Камчатское отделение, 1994. С. 37–38
  7. Полевой Б. П. Предисловие к сборнику «Петропавловск-Камчатский, 1740–1990». Дальневосточное книжное издательство. Камчатское отделение, 1994. С. 11–14.
  8. Полевой Б. П. Новое об открытии Камчатки: часть вторая. Петропавловск-Камчатский. Издательство «Камчатский печатный двор», 1997. 203 с.
  9. Рапорт В. Беринга в Сенат. Петропавловск-Камчатский. История города в документах и воспоминаниях. 1740–1990. Дальневосточное книжное издательство. Камчатское отделение, 1994. С. 36–37.

 

28