Ещё совсем недавно, несмотря на очевидные издержки и потери, связанные с переходом экономики региона на рыночные отношения, считалось, что рыбная отрасль Камчатки имеет достаточно прочные позиции. И для этого были достаточно весомые основания. Во всяком случае, по мнению бывшего вице-губернатора Б.П. Синченко (4), рыбная промышленность, в которой на 2000 год было занято 23 тысячи человек, не только формировала до 60–63% объёма промышленного производства, не только привязывала к себе более 80 тысяч человек, обеспечивающих на берегу работу рыбацких предприятий, но и прямо и косвенно влияла на доходы по меньшей мере 60% (230 тысяч человек) населения области. Более того, при общем снижении добычи рыбы и морепродуктов к 2000 г. примерно на 45% по сравнению с 1991 г., рыбной отрасли все последние годы и на перспективу отводилась роль донора камчатской экономики. За счёт рыбных же квот (или под их гарантию, что по сути дела одно и то же) финансировалось множество иных малых и больших (того же завода по производству комбикормов, например) проектов. При этом для теплоэнергетической отрасли за счёт рыбы не только частично приобретается топливо, но и сооружается газопровод Соболево-Петропавловск. А в целом, в проекты развития энерго- и газоснабжения рыбаки уже вложили (5) более 50 млн. долларов, что, кстати, более чем сопоставимо с 43 миллионами долларов, вложенными за эти же несколько лет различными иностранными фирмами в развитие так и не состоявшейся золотодобычи. И это при том, что энергетических мощностей в области в два раза более потребных, а в самой рыбной отрасли производственные фонды морально и, много хуже, физически состарились на 60-80%.

Однако в самое последнее время ситуация резко изменилась. Настолько резко, что уже в открытую утверждается (6), что если всё будет продолжаться как есть, то уже в будущем году от рыбного хозяйства Камчатки останется всего около 20%. Причём это заявляется спустя всего лишь несколько лет после тех достаточно оптимистических представлений о перспективах развития рыбной отрасли в целом и в Камчатской области в особенности, которые были заявлены и в программе развития рыбного хозяйства страны (Концепция среднесрочной программы на 1997–2000 годы. Структурная перестройка и экономический рост. 1996; Концепция развития рыбного хозяйства Российской федерации до 2010 года. 1996), и в программе развития рыбопромышленного комплекса Дальнего Востока (Концепция развития рыбного хозяйства Дальнего Востока на период до 2010 года 1996), и в концепции развития рыбной отрасли Камчатки.

64

Впрочем, некоторые основания для этого оптимизма были. Поскольку строился он на базе некоторого подъёма производства, произошедшего в рыбной отрасли всего Дальнего Востока и Камчатки в 1995–1996 годах. Что в свою очередь интерпретировалось как следствие реализации Федеральной программы развития рыбного хозяйства РФ до 2000 г. (Программа «Рыба»). И закономерно, надо сказать, интерпретировалось, так как развитие рыбной отрасли Камчатки рассматривалось в неотрывной связи с развитием всего рыбопромышленного комплекса России, который к середине 90-х годов начал было выходить из кризиса начала 90-х годов. В том смысле начал, что в 1995 г. спад производства в рыбной отрасли приостановился и начался его рост. Во всяком случае, если в 1994 г. общий вылов рыбы и нерыбных объектов предприятиями и организациями рыбного хозяйства составлял 3,54 млн. т, то в 1965 г. он достиг 4,36, в 1996 г. – 4,56, а в 1997 г. – 4,7 млн. т. При этом выпуск пищевой рыбной продукции, включая консервы, за этот же период увеличился с 2,43 до 2,65 млн. т или на 9,1% (2). На основании этих показателей, повторимся, и предполагалось воссоздание условий, необходимых для перехода к возрождению отечественного рыбного хозяйства.

Однако в этом прогнозе не были приняты во внимание некоторые основополагающие аспекты. Во-первых, рост производства рыбохозяйственного комплекса Камчатки, да и всей России тоже (поскольку до 70% общероссийского улова приходится на дальневосточные акватории), произошёл в результате подхода двух (1995 и 1997 годы) продуктивных поколений минтая, составляющего большую часть дальневосточного улова. Во-вторых, при этом прогнозировании явно преуменьшался пресс антропогенного давления на популяции дальневосточных рыб, и, прежде всего, пресс массового, в том числе и иностранного, браконьерства. Который сейчас, спустя несколько лет, называется (3) гораздо более важным, чем климатический, фактором снижения запасов рыб и морепродуктов. И, в-третьих, и это самое главное, при этом совершенно не бралась в расчёт возможность введения платных квот и их продажи на аукционах.

То есть, говоря иначе, в этом случае роль внешней среды (давление конкурентов) была либо явно занижена, либо попросту (введение аукционов) проигнорирована. И это преуменьшение роли названных факторов обернулось тем, что прогноз развития рыбной отрасли на перспективу 2000–2010 годов не сработал. Впрочем, он и не мог сработать, поскольку его появление явилось результатом алогичного построения ценностей, в ходе которого следствие – объём вылова – оказалось поставленным впереди подлинных – иррационального освоения и аукционного распределения гидробиоресурсов – причин. Что и подтверждается резкой переменой ситуации в последнее два года. Переменой столь кардинальной, что сейчас речь ведётся уже о спасении гидробиоресурсов тихоокеанской зоны от окончательного уничтожения, и, тем самым, об убережении рыбной отрасли Дальнего Востока и Камчатки от неизбежного краха.

65

Кстати, говорить о том, что ситуация переменилась лишь в самое последнее время было бы не совсем верным, потому что оная ситуация исподволь и постепенно изменялась на протяжении всех последних 10–12 лет. Просто тем незначительным, на первый взгляд, тенденциям во внешней (по отношению к рыбной отрасли) среде, которые заключались в постепенном возрастании интереса крупного отечественного и зарубежного капиталов к рыбным ресурсам Дальнего Востока и которые в конечном счёте привели к взрыву ситуации, не сразу придали подобающее значение. И лишь только тогда, когда эти тенденции вылились в открытую скупку и перекупку гидробиоресурсов на аукционах, стало ясно, что на самом деле эти тенденции характеризовали не сиюминутное состояние самой рыбной отрасли, а были закономерным отражением развития ситуации в стране и в мире.

Что же касается конкретно Камчатки, то тут к уже названым причинам дестабилизации обстановки можно добавить добавились ещё одно принципиально важное обстоятельство. На протяжении всех последних полутора десятка лет в области с завидным постоянством и упорством муссировалась одна и та же идея – идея скорейшего и масштабного освоения всех, и, прежде всего, минерально-сырьевых, ресурсов региона. Которая столь широко и, не побоимся этого слова, навязчиво озвучивалась на всех – от местной печати и до российского парламента и правительства включительно – уровнях, что в неё поверили. И не просто поверили, но и вполне резонно посчитали, что коль скоро регион обладает столь значимыми природными (и в первую очередь полезными ископаемыми) ресурсами, которые, к тому же, вот-вот будут вовлечёны в масштабную эксплуатацию, то Камчатка вполне может обойтись и без общенационального – рыбы – ресурса, столь необходимого государству для получения дополнительных доходов в целях закрытия разнообразных дыр в бюджете.

То есть, ситуация с оценкой состояния дел в рыбной отрасли Камчатки и вокруг неё складывается непросто. И на наш взгляд, в значительной степени это произошло вследствие некоторого, скажем так, несоответствие методов анализа ситуации ходу развития самой ситуации. По крайней мере, при внимательном изучении научных, научно-производственных и практических разработок и проектов, посвящённых проблемам экономики Камчатки в целом и её рыбного хозяйства в особенности, можно сделать вывод о том, что методологические подходы к решению этой проблематики и, главное, выдвижение целей и основных приоритетов, решаются изнутри и, при этом, решаются в одном и том же – аналитическом – ключе. То есть практически все работы по тематике рыбной отрасли характеризуются обязательным расчленением рыбной проблематики на более или менее тщательно анализируемые части с последующими попытками выхода на прогнозы. Однако таковой, основанный на принципе «редукционизма», подход, который был достаточно эффективен в условиях относительной стабильности, не срабатывает в сегодняшней ситуации.

66

В самом деле, согласно классической теории управления всегда (и прежде всего) выделяется конкретный – предприятие, банк, муниципальное образование, регион и т.д. – объект управления. При этом анализ состояния каждого из этих объектов осуществляется самостоятельно и по максимально полной – то есть с учётом всех нюансов и деталей – программе. Но, во-первых, все эти структуры не имеют чётких границ с внешней (политической, социальной, экономической, технологической) средой и уже потому само по себе отграничение таковых объектов оказывается очень даже не простой процедурой. Но, во-вторых, и это многим существеннее, в настоящее время внешняя среда настолько нестабильна – то есть изменяется настолько быстрее, чем раньше, причём не только в России, но и во всём мире – что сейчас эти изменения оказывают не просто сильное, а принципиально иное (структуропреобразующее) воздействие на процессы развития исследуемого объекта. И недопонимание этого обстоятельства отражается на эффективности менеджмента.

Но коль скоро стандартные экономические подходы применимы лишь к хорошо организованной экономической среде и недостаточно эффективны в нынешней нестандартной ситуации (суть которой директор Камчатского Института экологии и природопользования Р.С. Моисеев определил следующими образом: «Ещё три года назад мы думали, что хуже тогдашнего положения дел в местной экономике быть не может… Но оказалось, что хуже бывает, а главные перемены ждут нас впереди» (6), то возникает необходимость отыскать (или придумать) такую методологию, которая бы помогала улавливать едва намечающиеся тенденции изменения ситуации и тем самым способствовала бы решению нестандартных, то есть вызванных постоянно меняющейся политической, экономической, социальной и технической средой, управленческих и социально-экономических задач, а вместе с этим обеспечивала бы устойчивое функционирование такого сложного социального объекта как рыбная отрасль.

То есть время настоятельно требует такую технологию оценки ситуации, которая бы позволяла проводить последовательный анализ ситуации (ситуации, а не состояния самой отрасли или, тем более, отдельных её составляющих) и выбор (выбор, а не исполнение директив) стратегически рационального управленческого решения. И одной из таковых технологией может стать эвристический подход, методологическим стержнем которого является обособление на основе здравого смысла минимально ограниченного числа системопреобразующих факторов, с последующим ранжирование этих факторов по степени их значимости.

В своё время применение этого подхода позволило нам загодя (1) выявить те самые тенденции – резкое снижение запасов гидробиресурсов, разрушение материально технической базы, введение платы за квоты и внедрение аукционной системы распределения лимитов и, главное, смена социально-экономических приоритетов федерального центра по отношению к рыбной отрасли Камчатки в сторону свёртывания её деятельности – которые на сегодня являются определяющими как для развития самого рыбопромышленного комплекса области, так и для её экономики в целом. Что говорит о работоспособности этой методологии.

67

Вот отчего, на основе этого же подхода, нами делается вывод о том, что в ближайшей перспективе Камчатке и её рыбной отрасли уготовлена участь сырьевого маргинала. Вернее сказать, дальнейшее развитие области и отрасли видится нами как возвращение к той модели хозяйствования, которая существовала в предвоенные, военные и первые послевоенные годы, когда на Камчатке добывался почти исключительно один только лосось. Что, кстати, ничуть не мешало области быть поставщиком валюты для всей страны и обеспечивать её обороноспособность на самых дальних рубежах.

Что же касается «исландского варианта», о котором время от времени заходят разговоры, то не надо забывать, что он для нас в принципе неприемлем. Поскольку, во-первых, в Исландии всего лишь 5–6 тысяч рыбаков и обработчиков. Поскольку, во-вторых, эти 5% самодеятельного населения, ежегодно вылавливая и обрабатывая 1–1,2 млн. т рыбы и морепродуктов, дают 45% всей товарной и 65% экспортной продукции страны. И поскольку, в-третьих, сами рыбаки и обработчики при этом хотя и зарабатывают в несколько раз больше камчатских рыбаков, но этот их заработок всего лишь несколько больше заработков основной массы исландских рабочих и служащих. А всё это и означает, что у Камчатки, где явный переизбыток населения вообще и рыбаков в частности, совершенно отсутствуют внутренние ресурсы для развития по этому варианту. Не говоря уже о том, что Исландия – это суверенная страна (кстати, покуда она была колонией Дании, она была в точно таком же плачевном положении, как и Камчатка сейчас), тогда как Камчатская область всегда была и будет неотъемлемой частью России со всем отсюда проистекающими последствиями в виде отчуждения ресурсов и капиталов. А в этих условиях единственным, пожалуй, средством, хоть как-то способным оказать положительное воздействие на состояние рыбной отрасли, могло бы стать максимальное – вплоть до упразднения всех районных и городской администраций – сокращение внутриобластных расходов. Но это уже тема специального разговора.