Камчатский гидроэкорегион, обособляемый нами в границах морской 200-мильной зоны экономических интересов Камчатской области и северной части Курильской островной вулканической дуги, относится к наиболее уникальным природным объектам нашей планеты. Уникальным прежде всего по удивительному стечению обстоятельств, столкнувших на его пространстве мощные по проявлению природные стихии в лице активного вулканизма с одной стороны и своеобразных климатических, биотических и экологических процессов и явлений с другой. Вследствие чего он привлекает интерес как со стороны учёных самых различных – от вулканологов и геологов с одной стороны и до микробиологов, ботаников, экологов, и экономистов с другой – специальностей, как со стороны сторонников защитников дикой природы, так и со стороны пользователей разного рода природных ресурсов.Вместе с тем именно к проблеме рационального освоения природных ресурсов гидроэкорегиона долгое время подходили излишне односторонне. В том смысле односторонне, что каждый вид его природных ресурсов – рыба и морепродукты, оленьи пастбища, лес, грибные, ягодные и охотничьи угодья, туристические объекты и полезные ископаемые – оценивался чисто перспективно, то есть без учёта реальной необходимости и возможности его

 

170

 

освоения. К тому же каждый из этих частных природных ресурсов рассматривался сам по себе, или, по крайней мере, вне общей ландшафтно-экологической и социально-экономической ситуации, складывающейся в регионе и в стране. Ну а самое главное, пространство гидроэкорегиона характеризовалась при всём этом не как самостоятельный природный ресурс, а всего лишь как месторасположение отдельных видов ресурсов. Что уже совершенно не соответствует теоретическим и практическим представлениям современного природопользования. И, следовательно, затрудняет рациональное освоение гидроэкорегиона.

 

Поискам выхода из сложившей ситуации и посвящена данная работа, цель которой заключается в научно-методологическом обосновании проблемы выделения информационного (природно-социального) пространства Камчатского гидроэкорегиона. То есть, и это принципиально важное отличие предлагаемого исследования от всех других, касающихся обособления Камчатки и прилегающих к ней акваторий, сам по себе гидроэкорегион обособляется не столько как природная, сколько как универсальная – природно-социальное (информационное) пространство – система Исходя из этой посылки, основными задачам, решаемым на пути достижения генеральной цели предлагаемого исследования, являются:

• обоснование проблемы выделения гидроэкорегиона как основы рационального природопользования;
• краткая характеристика его ландшафтно-экологической структуры;
• увязывание проблемы присвоения гидроэкорегиону статуса информационного пространства с проблемой традиционного природопользования коренных народов Камчатки:

Вполне очевидно, что решение этих задач осуществляется как в свете уже наметившихся тенденций природопользования Камчатки, так и в рамках глобальной концепции самоподдерживающегося (устойчивого) эколого-экономического развития, являющейся («Повестка дня на XXI век». Конференция ООН по окружающей среде и развитию, Рио-де-Жанейро, 1992 г.) господствующей парадигмой современного мировоззрения. Причём под устойчивым развитием понимается такой путь выживания человечества, при котором особое значение имеет стратегия сохранения природного многообразия, а также традиционных способов природопользования, культуры и образа жизни местного населения.

Исходя из представлений современного (рационального) природопользования можно сделать совершенно однозначный вывод о том, что покомпонентное изучение последствий воздействия человека на природную среду Камчатского гидроэкорегиона явно недостаточно для того, чтобы можно было в полной мере и с достаточной степенью надёжности оценить подлинные масштабы и интенсивность этого воздействия. И прежде всего потому, что вслед за отдельными характеристиками процессов воздействия антропогенной деятельности на рельеф, почвы, растительный покров и животный мир гидроэкорегиона так и не последовало ни выявления его ландшафтно-экологической структуры, ни определения его конкретного социально-экономического статуса, ни вариантов и способов его возможного освоения. А тем самым в сфере исследования этого объекта сложилось положение, которое так блестяще охарактеризовал в своё время А. Гумбольт: – «Когда отдельные явления описаны и частные наблюдения представлены, то можно возвыситься до общих идей – бесплодное накопление данных препятствовало бы успеху науки, а это было бы свидетельством непризнания высокого назначения человеческого ума». Или, говоря иными словами, после длительного и продуктивного периода накопления множества фактов и конкретных данных об отдельных компонентах гидроэкорегиона (и прежде всего об его гидробиоресурсах), наступила пора выдвижения организующей идеи. То есть идеи, которая бы наиболее адекватно отражала целостность и многообразие взаимосвязей между природой и обществом. И таковой идеей, на наш взгляд, призвано стать представление о гидроэкорегионе как об едином природно-социальном (информационном) пространстве.

Но прежде чем говорить об информационном пространстве, определимся сначала с самим Камчатским гидроэкорегионом как таковым. То есть попытаемся понять, что это такое – гидроэкорегион – и для чего (в каких целях) нужно его обособление. А необходимость его обособления, по крайней мере с научной точки зрения, вряд ли вызывает сомнения. Хотя бы потому, что экорегиональный подход является, по мнению руководства и экспертов Всемирного Фонда Дикой Природы (WWF), новым инструментом охраны природной среды. Новым в том смысле, что суть его заключается не в охране отдельно взятых видов биоты или даже экосистем, а в охране значительных участков территории или акватории (или их парагенезиса, В. Б. ).

Отрадно осознавать, что эти же соображения были взяты нами в качестве основы для обособлении и последовательного изучения Камчатского гидроэкорегиона. Тем более отрадно, что в родных пенатах наши представления не получили, к сожалению, ни должной оценки, ни необходимой поддержки. Хотя выделение таких природно-социальных (информационных) систем полезно уже только тем, что они обладают характерным набором подчинённых систем, в свою очередь имеющих целостную структуру и динамику развития. Причём принципиально важным при этом является то, что названный подход, фокусируя внимание на наиболее уязвимых объектах или территориях, вместе с тем побуждает нас думать, планировать и действовать независимо от

 

административных границ. И тем самым в некоторой степени исключает, или, по крайней мере, уменьшает отрицательные последствия корпоративных интересов местных администраций. В чём и заключается один из основных аспектов практической значимости названного подхода к решению проблем природопользования.

 

171

 

Итак, ещё в 1991 году нами (7) было предложено обособлять в пределах 200-мильной морской зоны экономических интересов России, прилегающей к Камчатской области и к северным, от пролива Буссоль, островам Курильской островной вулканической дуги Камчатский экорегион. Который, по нашим представлениям, является сложным природным образованием, морфогенетическая целостность которого предопределяется относительной однородностью геологических, гидрогеологических, гидрологических, гидрохимических гидрогеохимических, гидроклиматических и, конечно же, гидробиологических условий и особенностей. В последующем мы неоднократно (8, 9, 38) возвращались к этой проблеме с тем, чтобы дополнить трактовку этого понятия и, в частности, уточнить – гидроэкорегион – его наименование. И к концу 90-х годов, была произведена предварительная социально-экологическая характеристика гидроэкорегиона и намечены основные параметры его развития в условиях становления рыночных отношений.

В первом приближении, Камчатский гидроэкорегион можно рассматривать как оригинальную природную систему без чётко выраженного иерархического ранга и таксономической принадлежности. В том смысле без чётко выраженного, что с позиций регионального (индивидуального) членения ландшафтной сферы, он явно не вписывается в иерархическую структуру региональных – материк, страна, провинция, область, округ, район – природных единиц. И не вписывается прежде всего потому, что представлен он и территорией суши и акваторией морей и океана, тогда как при выделении конкретных ландшафтных стран как правило отдельно выделяются либо страны суши, либо страны морских акваторий. К тому же, гидроэкорегион по площади (около 2,5 млн. км² акватории и всего лишь около 400 тыс. км² территории) заведомо больше, чем Камчатская страна, в каких бы границах – с материковой частью или без, с Курильской островной дугой или без – она ни рассматривалась. Не вписывается гидроэкорегион, находясь на их стыке, и в такие общепринятые биоландшафтные образования как субполярный южно-тундровый, бореальный северо-таёжный, бореальный лугово-лесной подтипы ландшафтов. Ну и, наконец, что также принципиально важно, чисто пространственно ареал гидроэкорегиона не совпадает, отчасти перекрывая их, с ареалами таких заведомо целостных природных структур как Охотоморская и Беринговоморская экосистемы.

Всё это означает, что названное пространство не может рассматриваться ни как оригинальная страна, ни как самостоятельная экосистема. Но поскольку территории и акватории этого пространства на популяционном (и прежде всего на уровне популяций анадромных – лососей – рыб) функционирует и, немаловажно, фигурирует в реалии, как единое целое, то это пространство просто необходимо воспринимать в качестве функционально целостной совокупности наземных, аквальных, субаквальных и донных экосистем, связанных в самостоятельное природное образование – гидроэкорегион.

Будучи целостным природным образованием, Камчатский гидроэкорегион составной структурной частью входит в единую природную структуру Северо-Тихоокеанского рыбопромыслового бассейна, являющегося (22) одной из самых богатейших (со средней продуктивностью до 3000 кг/км² площади акватории) на планете водных экосистем. Вместе с тем отличительной природной особенностью именно Камчатского гидроэкорегиона является то, что в качестве его станового лито-динамического элемента (стержня) выступает Курило-Камчатская вулканическая дуга. Вулкано-магматические процессы которой, крайне интенсивно воздействуя на вещественно-энергетическую и информационную составляющие гидроэкорегиона, являются одной из ведущих причин феноменальной продуктивности вод гидроэкорегиона. Во всяком случае, приуроченность 5 из 13 наиболее продуктивных рыбопромысловых районов мира к Курило-Камчатской вулканической дуге позволяет говорить о том, что этот феномен вполне может быть обусловлен аномально высоким уровнем поступающего эндогенного вещества. В том числе и углеводородов – этих «строительных кирпичиков» живого вещества – исходящих по всему периметру исключительно активной тектоно-магматической зоны Курило-Камчатской вулканической дуги.

Кстати, предположение о существенной роли вулканогенного вещества в повышении продуктивности гидробионтов прекрасно подтверждается как резким увеличением продуктивности биомассы внутренних водоёмов и водотоков, так и повышением урожайности наземных растений) после выпадения рыхлых изверженных продуктов. Да и заметное воздействие вулканической деятельности на такой довольно косный элемент ландшафтов как почвы, которое прослеживается на расстоянии до 1200 км от камчатских вулканов, также говорит о том, что влияние продуктов извержений на биоту морских акваторий может быть достаточно масштабным и интенсивным.

Однако помимо прямого воздействия, вулканизм повышает продуктивность биоты и за счёт качественного увеличения ландшафтно-экологического разнообразия. В гидроэкорегионе только на суше имеется около 500 крупных и не менее 5000 мелких вулканических построек. Будучи наиболее высокими и мощными горными сооружениями, вулканические конусы и массивы, занимающие около трети площади полуострова и почти всю (до 90%) площадь Курильских островов, оказываются основными центрами выпадения крайне интенсивных – до 2500–3000 мм/год – осадков. При этом вследствие сильной пористости и трещиноватости вулканогенных горных пород, переводящих в подземный сток от 60 до 90% всех выпадающих на склонах вулканов осадков, вулканогенный тип ландшафта оказывается своеобразным аккумулятором влаги. Что, наряду с развитием на вулканах достаточно мощного современного оледенения и с существованием многочисленных снежников-перелетков, делает вулканический ландшафт естественным регулятором подземного и поверхностного стока, а также первопричиной исключительной чистоты и постоянства температурного и аэрационного режимов рек и озёр гидроэкорегиона. И, отсюда, стимулятором повышенной – от 240 кг/км²

 

172

 

площади речного бассейна, в среднем, до 8000 и, даже, до 15 000 кг/км², против, для сравнения, 17–22 кг/км² у таких рыбных рек как Обь или Амур – продуктивности лососёвых нерестилищ. И эти своим уникальным богатством, подчеркнём ещё раз, гидроэкорегион прежде всего обязан оригинальности своей природной (ландшафтно-экологической) структуры.

Вполне очевидно, что обладая столь уникальным гидробиоресурсным потенциалом гидроэкорегион отличается предельно узкой специализаций его народнохозяйственного комплекса. И в самом деле, только в зоне экономических интересов Камчатки ежегодно добывается 2,2–2,5 млн. т рыбы и морепродуктов, что составляет больше половины дальневосточного и немногим меньше половины общероссийского улова. А в водах самого гидроэкорегиона добывается до 70% лосося, около 80% минтая и более 90% всех крабов страны, а его прогнозные ресурсы оцениваются в 3,2–3,5 млн. т годовой добычи. В целом же, добыча и переработка рыбы и морепродуктов, обеспечивает гидроэкорегиону около 55% валовой и более 85% товарной (в денежном выражении) продукции, до 90% товарообмена и свыше 95% валютных поступлений.

Но этот означает, что и по своей социально-экономической функции (поставщик 20% всего животного белка страны), и по всем своим социально-экономическим характеристикам гидроэкорегион может считаться своеобразной социально-экономической системой – Камчатским бассейновым ландшафтно-хозяйственным комплексом (БЛХК). То есть, в силу интенсивной эксплуатации богатейших и по запасам и по продуктивности гидробиоресурсов, что, повторимся, является характернейшей хозяйственной особенностью гидроэкорегиона, он обладает своеобразной социально-экономической значимостью. А это, в совокупности с пространственно-экологической значимостью гидроэкорегиона, и позволяет подойти к нему как одной из разновидности природно-социальных систем. Или, если точнее, как к своеобразному информационному пространству, которое в виде закономерной системы ландшафтно-бассейновых структур целиком и полностью вписывается в производственно-отраслевую схему районирования Северо-Тихоокеанского рыбопромыслового бассейна.

В пользу такового методологического подхода к изучению и рациональному освоению Камчатского гидроэкорегиона прежде всего говорит то, что понятие информационное пространство через методологию синэргетики и общей теории систем самым естественным образом замыкается на понятие информационно-структурная модель, разработка, интерпретация и апробация которых, с целью решения конкретных научно-практических проблем рассматривается (10, 23, 24, 25, 30, 34, 35) как для познания любых объектов, процессов и явлений, так и, в первую очередь, для выявления и изучения взаимодействий и взаимосвязей между ними. Так что предлагая воспринимать Камчатский гидроэкорегион со всеми образующими его ландшафтно-экологическую структуру природными и

антропогенными образованиями в качестве своеобразного информационного (природно-социального) пространства, мы заполняем брешь в том ряду информационных систем, который привлекает самое пристальное внимание с позиций методологии общей теории систем, синергетики и информационно-структурного анализа.

В связи с этим специально подчеркнём, что создание и практическая апробация любого рода информационных моделей требует минимальных затрат времени и ресурсов. Что в условиях экономического кризиса и массового свёртывания научно-исследовательских работ имеет самостоятельную ценность. И ценность тем более ощутимую оттого, что с практической точки зрения понятие информационного пространства в наибольшей степени соответствует нуждам и запросам экологического (а лучше сказать – ландшафтно-экологического) мониторинга. То есть того мониторинга, который понимается не только как специализированная система наблюдений за сложно организованными в физическом пространстве объектами и явлениями природного и социального генезиса, не только как система оперативного контроля состояний природной среды и наблюдений за изменением этих состояний под воздействием антропогенной деятельности, но и как совокупность целенаправленных экспериментов над некоторыми, с заранее задаваемыми параметрами и свойствами, элементами и компонентами природных систем (1, 14, 15, 19, 28, 29, 34). Ну а что как не эксперимент по освоению и уничтожению гидробиоресурсов и сознательно и бессознательно осуществляется на просторах гидроэкорегиона вот уже много десятков лет?

Однако коль скоро ландшафтно-экологический мониторинг есть прогноз развития природной среды в связи с её освоением, то принципиально важной задачей информационного подхода по изучению реальной действительности становится разработка таких теоретико-методологических представлений, которые бы отвечали как целям и задачам социально-экономического развития исследуемого объекта, так и его природным условиям и особенностям.

Но что же в таком случае информационное пространство и почему мы предпочитаем именовать единый ландшафтно-экологический комплекс гидроэкорегиона не природной системой, а природно-социальным пространством? Впрочем, говоря о правомочности применения информационного подхода к познанию и освоению территориальных структур и, отсюда, к решению любого рода научных и практических проблем, нельзя не отметить, что при сравнительно недавнем зарождении информатики и синергетики как самостоятельных научно-методологических дисциплин, в самой географии и в отпочковавшемся от неё ландшафтоведении основы представлений о ландшафтно-экологическом (физико-географическом) пространстве как об единой функциональной системе оказались заложены ещё в первой половине ХIХ века, а более предметно были обоснованы (2, 3, 11, 12) в середине XX века.

 

173

 

В последующие несколько десятилетий концепция эта получила методологическое подкрепление и обоснование в лице системной концепции (общей теории систем), которая буквально пронизала структуры всех наук о природных объектах земной поверхности (13, 16, 20, 21, 25, 32). Вполне очевидно, что продуктивность методологии информационно-структурного анализа к познанию процессов взаимодействия человека с природной средой, коль скоро мы говорим о необходимости рассмотрения того или иного природного образования в качестве своеобразного информационного пространства, как раз и определяется творческим использованием положений и представлений системной парадигмы. Парадигмы, которая прежде всего и главным образом характеризуется синтетическим подходом к изучению природно-социальных процессов и явлений (3, 4, 5, 6, 16, 31, 25). То есть подходом, когда основное внимание сосредотачивается не столько на изучении самих объектов, процессов и явлений, сколько на выявлении и изучении взаимосвязей и взаимоотношений между элементами и компонентами материальных (природно-социальных) систем, на познании тесноты и интенсивности этих взаимосвязей и на исследование изменчивости и направленности их проявления в пространстве и во времени (13, 20,21, 32).

В свою очередь фундаментальнейшим свойством таковых взаимодействий является (26, 33, 35) возникновение и развитие новых видов и новых способов хранения информации. Если, конечно же, при этом трактовать понятие «информация» (от фр. Information – сообщение, сведение) не только как сообщение о чём-либо или как сведение о чём либо – то есть не только как сведение, являющееся объектом получения, обработки, интерпретации, передачи и хранения. И не только как знание, необходимое для разработки и принятия решений или как средство устранения (уменьшения) неопределённости природных и социальных систем. Но и как (и прежде всего как) меру разнообразия познаваемой системы и (или) как степень разнообразия, отражённого в другом объекте. И тем самым системная парадигма напрямую связывается с методологией обособления «информационных систем».

Таким образом, понятие «информационное пространство» имеет достаточно длительную историю становления и развития. И тем не менее лишь в самое последнее время, когда стало окончательно ясно, что природная среда как материальная система изменяет своё состояние не только и не столько под влиянием естественных природообразующих процессов, сколько под интенсивным и разнообразным воздействием антропогенной деятельности, эти представления о физико-географическом пространстве получили своё дальнейшее развитие в форме версии о природно-социальном пространстве как о своеобразной информационной структуре. При этом информационная структура такового пространства однозначно воспринимается как функция соответствующих процессов и явлений, ибо именно функция, будучи первичной, определяет (35) структуру соответствующей материальной системы.

Особо в связи с этим стоит подчеркнуть, что с позиций ландшафтоведения, физической географии, экологии и многих других наук о природе земной поверхности понятие «информационное пространство» при изучении любого рода территориальных систем выглядит более предпочтительным, чем понятие «геоинформационная система», или, тем более, понятие «информационная система». И дело тут не в приоритете как таковом, хотя и это имеет значение тоже. А в том, что понятие «информационное пространство» достаточно однозначно привязывает нас к пространственным – то есть, к расположенным на поверхности планеты – природным системам. Тогда как понятие «информационная система» вполне применимо для обозначения природных образований любого – от элементарных частиц, атомов и молекул, с одной стороны, и до внутренних и внешних частей земли, всей планеты в целом, солнечной системы и Вселенной, с другой – рода, размерности и генезиса. То есть, понятие «информационная система» по отношению к термину «информационное пространство», выступает обобщающим понятием.

Что же касается термина «геоинформационная система», то он неудачен тем, что на практике рудимент «гео» нередко низводит это понятие к так называемым «геологическим информационным системам». И не более. В то же время при расширительном (то есть не только в геологическом смысле) его толковании область применения этого термина ограничивается пределами нашей планеты. Что уже никоим образом не соответствует тенденциям развития современного естествознания, так как приставка «гео» создаёт дополнительные терминологические и методологические затруднения при сравнительном изучении «информационных систем» (в том числе и «информационных пространств» как подтипа «информационных систем») всех планет Солнечной системы. Да и вообще, с гносеологической точки зрения «геоцентризм» как приём познания действительности столь же, в конечном счёте, непродуктивен, сколь и «антропоцентризм».

 

Итак, методология информационно-структурного анализа к познанию процессов взаимодействия человека с природной средой, предопределяет возможность рассмотрения того или иного территориального природно-социального образования в качестве своеобразного функционально-целостного информационного пространства. Формирование ландшафтно-экологической структуры которого является прямым следствием функции соответствующих процессов и явлений, ибо именно функция, будучи первичной, определяет структуру соответствующей материальной системы. Ну а всё это вместе означает отход процесса познания взаимодействия человека с природой от

 

174

 

принципа редукционизма, который традиционно строится на вычленении, изучении и обобщении фактов и явлений по отдельности в целях получения наиболее полных и достоверных данных об отдельных сторонах и аспектах познаваемых объектов и явлений, и переход к принципу целостности, к принципу, то есть (20), холизма. И в этом-то прежде всего и заключается теоретико-познавательная значимость информационной методологии.

То есть, скажем подытоживая, использование информационного подхода к изучению Камчатского БЛХК позволяет вычленять наиболее важные и продуктивные по своей потенциальной отдаче социальные проблемы. А так как вычленение наиболее важных и отчленение второстепенных проблем является той основой процесса познания материального мира, без которой подлинно научное понимание и объяснение постигаемых процессов и явлений в принципе невозможно, то и обособление информационного пространства Камчатского гидроэкорегиона способствует решению его социально-экономических и социально-экологических задач. В ряду которых проблеме взаимодействия человека с природой отводится в наши дни важнейшее место.

И в этом смысле отличительной особенностью названного пространства является то, что оно испокон веков служит ареной традиционного природопользования коренных – коряков, ительменов, чукчей, эвенов, айнов, алеутов – народностей. Которые на протяжении по крайней мере 12–15 тысяч лет активно использовали не только биоресурсы суши (оленьи пастбища, дикоросы, древесину, пушнину), но и, прежде всего, ресурсы речных, прибрежных и морских экосистем. При этом исконная психология северных этносов в их отношении к природе зиждется на неразрывном слиянии с природой, на предельно бережном отношении ко всем её проявлениям, элементам и компонентам. Что прежде всего проявляется в образе жизни, то есть в особенностях расселения и способах деятельности коренного населения.

Конечно же, поспешим заметить в ответ на возможное возражение, жизнь аборигенов Крайнего Севера всегда была трудна, ибо она требовала и требует больших затрат сил и энергии даже в обычных для этого региона условиях. А во время разного рода стихийных бедствий и техногенных катаклизмов и вовсе трагична. И тем не менее, в ответ на закономерный вопрос – ну что это за жизнь? – можно привести свидетельство того же С. П. Крашенинникова (17), который отмечал, что коренные жители Камчатки отличаются (отличались) весёлостью и живостью нрава, детской непосредственностью чувств и своеобразной культурой. Довольно высокой даже по современным меркам культурой, образцами которой – одеждой, утварью, снаряжением – мы не только восхищаемся, но и пользуемся в качестве базовых при освоении северных территорий. Хотя, если говорить по большому счёту, кроме этого очевидного, хотя и модернизированного с учётом современных технологий, подражательства в отдельных сторонах бытия коренных народов, так называемое цивилизованное общество мало продвинулось в осмыслении самого главного достижения этих национальностей – их опыта сотрудничества с природой. И жаль, что понимание необходимости сохранять теснейшую взаимосвязь как между экологическими, социально-экономическими и психологическими отношениями внутри общества с одной стороны и не менее тесную взаимосвязь между самим обществом и природной средой с другой ещё только-только пробивает себе дорогу в сознании большинства индивидуумов и всего социума в целом.

Впрочем, и это следует специально подчеркнуть, суть и содержание традиционного природопользования ни в коем случае нельзя сводить к слепому следованию прежнего, «дикого» образа жизни коренных народов. Да, конечно же, то же нынешнее рыболовство, в силу высокой технической оснащённости современного процесса изъятия гидробиоресурсов и, отсюда, исключительными масштабами и интенсивностью изъятия, ни в коем виде нельзя сравнивать с традиционными видами природопользования. Да и психология современного потребителя – неважно, отдельный ли это индивидуум или социум в целом – ориентирована на покорение природы и базируется на примитивнейшем кредо: делай что хочется и как хочется. И всё же мы согласны с мнением Э. И. Ширкова (36) о том, что слишком буквальное следование традиционному природопользованию – это консервативное, слепое направление. Ибо подлинная суть традиционного природопользования коренных народов Крайнего Севера заключается не в неизменности его технологий или наборе эксплуатируемых объектов природы, а в самом характере (неистощительном) освоения возобновляемых, преимущественно – биологических, ресурсов территории (акватории). Вот эту особенность природопользования мы и попробуем показать.

До появления русских на Камчатке рыба, и прежде всего – лососёвые, а также морской зверь и птицы, представляли собою основной источник существования коренных народов – ительменов, оседлых коряк и чукчей, алеутов. Да и в жизни кочевых народов – оленных чукчей, коряков и эвенов – рыба и морепродукты играли далеко не второстепенную роль, служа не только дополнительным источником пищи, но сырьём для изготовления обуви, одежды и инструмента (чауты, лыжи, ручки ножей и т.д.). То есть именно рыба и морской зверь составляли естественно-материальную основу жизни аборигенов Камчатки (37) и определяли самобытные черты их духовной культуры (27). Хотя, безусловно, выпас оленей, охота на диких животных и сбор дикоросов тех же коряков, ительменов, эвенов, чукчей и алеутов также наложили заметный отпечаток на образ жизни и духовный облик этих народов.

Характерно при этом, что все эти основные виды природных ресурсов в подавляющей своей массе приурочены к устьям и долинам главных рек региона. То есть, мы уверенно можем говорить о том, что в культурно-историческом развитии коренных народов Камчатки первостепенную роль играли бассейны рек и с их биологическим разнообразием и количественным изобилием рыбы, птицы и морского зверя. Тем более уверенно, что и выпас

 

175

 

оленей, и сбор дикоросов и охота на наземных животных также во многом связаны с освоением соответствующих угодий речных бассейнов. Во всяком случае, и основные виды летних пастбищ, и основные места перегона оленьих стад, и основные перевалы через горные хребты приурочиваются именно к долинам главных рек.

И в самом деле, ещё С. П. Крашенинников писал: «Всякой острожен ту реку, при которой живёт, почитает за владение своего рода». А современный исследователь коренного населения Камчатки американский этнограф и антрополог Дэвид Коэстер (18) прямо указывает на то, что те же ительмены всегда селились вдоль определённых рек, воспринимая их бассейны своей исконной территорией. Эта традиция сохранилась и в XX веке, ибо многие аборигены и поныне считают бассейн той реки, в которой они проживают (или проживали когда-то, В. Б.) своей родиной. Так что в свете этого опыта (и в целях его рационального освоения, разумеется) Камчатский гидроэкорегион необходимо рассматривать не только как единую природно-социальную систему, но и как пространство традиционного природопользования.

То есть, повторимся ещё раз, методология информационно-структурного анализа имеет непреходящую практическую ценность. Как потому, что идея обособления и изучения «информационного пространства» в качестве самостоятельной гносеологической категории может оказаться наиболее продуктивной методологической основой рационального освоения природных ресурсов региона. Так и потому, может быть даже в первую очередь потому, что она придаёт идеологии охраны и рационального использования природной среды Камчатки принципиально новую тональность. В том смысле новую, что сохранение природного многообразия и самой природной среды региона оказывается в этом случае не целью (самоцелью), а средством предельно рационального освоения его природно-ресурсного потенциала.

В свою очередь, Камчатский гидроэкорегион, со всеми его рыбопромысловыми районами и подрайонами входящий в единую глобальную систему одного из самых богатейших на планете Северо-Тихоокеанского рыбопромыслового бассейна, представляет собою единое и сложное информационное пространство в ранге Камчатского бассейнового ландшафтно-хозяйственного региона (КБЛХР). Причём, исходя из генетического, морфологического и функционального единства бассейновых систем суши и сопряжённых с ними пространств шельфа и морских акваторий, природно-социальные (информационные) системы речных бассейнов следует воспринимать в качестве базовых элементов этого информационного пространства. А рациональное освоение, сохранение и воспроизводство гидробиоресурсов гидроэкорегиона должно рассматривать в качестве фундамента устойчивого (самоподдерживающегося) развития Камчатки и Курильских островов.

Таким образом, признание Камчатского гидроэкорегиона как своеобразного информационного пространства может стать одним из самых продуктивных методологических приёмов оптимизации процессов освоения его природно-ресурсного потенциала. Что априори предполагает изменение психологии современного природопользователя. Которое от уровня примитивного покорения Природы ради сиюминутных интересов просто обязана подняться до уровня восприятия её в качестве равноправного партнёра. И примером таковой продуктивной психологии для всех нас является опыт коренных народов, которые на протяжении многих и многих столетий и тысячелетий демонстрировали наиболее щадящий (неистощимый) вариант природопользования.