Цель предлагаемого доклада определяется намерением авторов если не проследить, то хотя бы очертить основные параллели в этапах социально-экономического развития Камчатки и всей России. Или, если точнее, цель доклада заключается в том, чтобы попробовать выявить тенденции повышения или, наоборот, понижения государственного интереса к Камчатке на фоне проблемы освоения её природных ресурсов. Выявить с тем, чтобы можно было наметить основные закономерности такой цикличности и, на этой основе, попытаться спрогнозировать развитие социально-экономической ситуации в области на будущее.Итак, как говорится, начнём с начала. А начало в нашем случае лежит во второй половине XVII века, когда русские казаки проникли на территорию полуострова и сообщили первые данные о Камчатке в государственные инстанции. К сожалению, данные эти в самом скором времени были утеряны и преданы забвению. И тем самым интерес к Камчатке со стороны государства, не успев возникнуть, тут же погас. Что, впрочем, вполне объяснимо, ибо вторая половина названного века представляет собой время, когда Россия, только-только оправившаяся от потрясений «смутного времени», как бы застыла на время в своём развитии, не желая отрываться от традиций предков. И, одновременно, это время мощнейшего выступления, под предводительством Степана Разина, всего населения против власти и последующей реакции правящих кругов на любое свободомыслие, к которому с полным на то основанием можно причислить также и полустихийное движение казацкой вольницы на Восток.

 

122

 

Иная ситуация сложилась в самом конце названного века. В период, когда деяниями Петра Великого Россия сперва было вышла на берега Чёрного моря, а затем приступила к длительной войне со шведами, желая «прорубить окно» в Европу на Балтике. Именно в этот период страна, как никогда, пожалуй, раньше, буквально рвалась к выходу в океан. Да и нужда в пополнении казны была «вельми превелика». И потому так благосклонно был встречен довольно авантюрный план казацкого пятидесятника Владимира Атласова «разведать землицу» южнее Чукотки и привести ту «землицу» под высокую государеву руку.

Для нас в этом плане важно то, что в этом случае впервые проявилась тенденция, согласно которой Камчатка, со всеми её природными ресурсами, привлекает внимание центральных властей в периоды вольной или невольной изоляции России и (или) резкого ухудшения социально-экономической и политической ситуации. Тенденции, которая тут же была подкреплена и зафиксирована сперва заметным снижением интереса к полуострову уже в первые десятилетия XVIII века – то есть сразу же после того, как Россия победоносно вышла на Балтику. И которая прежде всего прослеживается по фактам откровенного казнокрадства и первых казацких бунтов на территории предоставленного самому себе полуострова. А затем и в закономерном повышении государственного интереса в 20-е годы XVIII столетия, когда умирающий Пётр I, отчётливо осознавая, что после его смерти Россия вновь замрёт в своём поступательном движении к цивилизации, предпринимает последнюю попытку поддержать этот поступательный импульс. И разрабатывает указ о Первой Камчатской экспедиции, предписав последней для исполнения крайне широкий круг проблем. Из которых, без сомнения, отыскание новых резервов пополнения казны за счёт обнаружения природных ресурсов играло, скажем так, далеко не последнюю роль.

И, надо отметить, что этот импульс интереса к Камчатке, оказался столь мощным, что ни смерть самого Петра I, ни наступившее вслед за этим время безвластия (а точнее – борьбы за власть) не охладили этого интереса к природным ресурсам региона и сопредельных с ним территорий. Ибо вслед за не совсем удавшейся Первой экспедицией, была организована ещё более грандиозная по замыслам и исполнению Вторая Камчатская экспедиция, которая работая в мрачный период «бироновщины», и по объёму поставленных перед нею и по фактически решённым задачам не имела (да, пожалуй, и не имеет) аналогов в мире.

Для нас же особенно важен тот факт, что сразу же после завершения работы экспедиции началось интенсивное освоение богатейших пушных ресурсов Алеутских островов и Аляски. То есть, уточним, то, что, будучи базой этого процесса постепенного продвижения к Северной Америке, Камчатка к середине XVIII века вновь получила повышенный интерес со стороны государства.

Но, увы, вновь ненадолго. Ибо уже во второй половине этого века активное приобщение России к европейским проблемам во времена царствования Екатерины II, завоевание Россией Крыма и Малороссии, а также восстание Емельяна Пугачёва в очередной раз отодвинули Камчатку на второй план. Что отчётливо проявилось в отказе императрицы от государственной поддержке Российско-Американской компании. И тем самым тенденция – изоляция (самоизоляция) России от Европы и повышения интереса к Камчатке и, наоборот, пренебрежение к интересам нашего региона в угоду евроцентристким интересам государства, наметившаяся на рубеже XVII–XBIII веков, сложилась окончательно.

Сохранилась таковая тенденция и в последующем веке. Действительно, начало XIX века – это период, когда Россия, соперничая с Францией за господство в Европе, на время оказалась в заметной изоляции от европейских стран. И, как следствие, Тихоокеанский регион в целом и Камчатка в частности вновь привлекли внимание центральной власти. Во всяком случае, усилия Российско-Американской компании по привлечению государственной поддержки в деле освоения Северной Америки и Севера Тихоокеанского бассейна привели к организации первых российских кругосветных путешествий, первое из которых под руководством И. Ф. Крузенштерна и Ю. Ф. Лисянского состоялось в 1803–1806 годах. Но вновь, как только Россия во времена вступления на престол Николая I утвердилась на европейской арене, пытаясь изо всех сил сдержать революционные процессы, происходящие в европейских странах, интерес к Камчатке и сопредельным территориям резко упал.

Впрочем, отсутствие этого интереса в данный период имеет, на наш взгляд, и другие весомые причины. Одной из которых можно считать политическую деятельность уже упоминаемой Российско-Американской компании, которая приняла достаточно активное участие (и интересами, и намерениями, и конкретными – продвигая, например, на трон

 

123

 

вдовствующую императрицу Марию Фёдоровну – делами) в движении декабристов. Не говоря уже о том, что и в самой компании оказалось немало будущих декабристов. Так что нет ничего удивительного в том, что в результате и сама компания, а вместе с ней и Камчатка, почти полностью были исключены из сферы интересов государства. Вплоть до того, что, несмотря на продолжающиеся «кругосветки» и отражение нападения англо-французской эскадры в 1854 г., которые хоть как-то подогревали этот всё более и более потухающий интерес, в 1956 г. Камчатская область была упразднена за ненадобностью.

Но и это оказалось далеко не последней бедой Камчатки в XIX столетии. В 1861 г. Александр II Освободитель отменил крепостничество и создал правовые предпосылки не только для политического, но и для экономического развития России, создав тем самым условия для развития капитализма. То есть Россия в очередной раз вышла на столбовую дорогу европейской цивилизации. И ещё в большей степени, чем при Николае I, отвернулась от своих дальневосточных регионов. Настолько отвернулась, что спустя всего 6 лет царское правительство без особых сожалений продало Аляску и Алеутские острова Соединённым штатам Америки. И тем самым ввергло Камчатку в процесс широкомасштабного хищнического грабежа ей природных ресурсов со стороны иностранных предпринимателей.

Вновь обозначился, но только обозначился и не более, государственный интерес к полуострову на рубеже XIX–XX веков. С одной стороны это было вызвано завершением этапа примитивно-промыслового освоения пушных ресурсов региона, конец которого был предопределён как практически полным уничтожением соболя, калана, морского котика и прочих пушных зверей, так и переходом к этапу примитивно-промышленного освоения рыбных ресурсов Камчатки и прилагающих к ней морей. С другой же стороны, это интерес подогревался геополитическими причинами – и в первую очередь назревавшим военно-политическим конфликтом с Японией, на который в силу ряда причин пошёл Николай II.

Но далее амбициозных намерений этот интерес так и не успел проявиться. И потому в русско-японскую войну Камчатка вступила опираясь только и только на свои собственные и весьма скудные, силы. Тем не менее, и в очередной раз она сумела самостоятельно дать отпор всем попыткам покушения на её территорию, закрепив тем самым другую тенденцию своего развития – способность в наиболее критические моменты своего существования обходиться собственными силами и ресурсами.

Так завершился самодержавный период освоения природных ресурсов Камчатки. Период, в течение которого сложилась и окончательно утвердилась тенденция повышения заинтересованности центральных властей в освоении её природных богатств во времена вынужденной или целенаправленной изоляции России от Европы и снижения этой заинтересованности в периоды ослабления изоляционной политики и относительной стабильности внутренней социальной и политической ситуации в стране в целом.

Данная тенденция достаточно чётко проявила себя и советский период развития региона. Ещё в самом начале (1922 год) которого, в результате отсутствия подлинного интереса к Камчатке со стороны центра, была предпринята попытка продажи Камчатки якобы из-за её ненужности России (тезис спорный – ред.). Однако как только центральной власти, находящейся на тот момент в почти полной политической и экономической изоляции от европейских стран, понадобились средства для осуществления индустриализации, Камчатка с её богатейшими природными ресурсами вновь стала интересной для центра. Настолько интересной, что на фоне всеобщей насильственной коллективизации и полного демонтажа НЭПа Камчатке были оставлены беспрецедентные права по развитию акционерной деятельности в лице знаменитого Акционерного Камчатского общества (АКО). Причём и интересно и закономерно то, что в результате эксплуатации своих рыбных ресурсов не путём создания системы лагерей, как это происходило в этот же период на Колыме, а вполне цивилизованным образом, область, продавая рыбную продукцию за рубеж, стала своеобразным «валютным» цехом страны. И тем самым центр проявил элементарную заинтересованность в быстрейшей и с наименьшими затратами отдаче от эксплуатации природных ресурсов региона. То есть, скажем со всей определённостью, глубочайшая и закономерная заинтересованность центра в валюте, необходимой для создания мощной военной машины, смогла преодолеть фетишизм политических установок и догматизм мышления того времени о путях и способах развития экономических отношений в отдельно взятом регионе страны.

 

124

 

С новой силой разгорелся интерес к Камчатке в годы Великой Отечественной войны. Практически полная изоляция России от стран антифашисткой коалиции побудила, несмотря на все сложности и трудности (крайняя отдалённость, слабая развитость транспортного сообщения, натянутость отношений с Японией), центр сделать Камчатку важнейшим перевалочным узлов по доставке грузов, получаемых по лендлизу, из США. А это, в свою очередь, помогло самой Камчатке достаточно благополучно пережить военные годы. Не говоря уже о том, что в самом конце войны это стало основой успешного освобождения небольшим по численности десантом укреплённых по самому последнему слову военной технологии тех лет северных и центральных Курильских островов, на которых буквально за несколько дней был уничтожен и взят в плен мощный, оснащённый боеприпасами и продовольствием на несколько лет, военный контингент.

Но вновь, как только по завершению военных действий интересы центра практически полностью переключились на Европу (на Восточную Европу, точнее), где усиленно создавался лагерь социализма, интерес к Камчатке со стороны государства снизился до предела. Ибо далеко не случайно японцам удалось именно в это время осуществить перехват камчатского лосося в открытом океане. Ибо только отсутствием интереса со стороны государства, в первую очередь, можно объяснить первое в истории Камчатки разрушение всей береговой структуры её тогдашней рыбной отрасли в конце 50-х годов.

Очередной всплеск заинтересованности центра в Камчатке и её ресурсах отчётливо проявился в 5–80-е годы XX века. В годы, когда Камчатке отводилась роль передового военного плацдарма, для содержания и возможной обороны которого искусственно – под предлогом якобы комплексного освоения природных ресурсов – наращивалось её население. И в достижении этой – установление военного паритета с США на Тихом океане – геополитической цели центральные власти, вкупе с местной администрацией, не считались ни с какими издержками. Ни с предельным перенапряжением (созданием мощной базы открытого рыболовства, причём и рыболовный, и рыбоперерабатывающий флот рассматривались не только, а может быть даже и не столько, как производственный компонент областной экономики, сколько как десантно-транспортная составляющая военно-стратегического потенциала на случай возникновения военного конфликта) экономики региона, на 95% зависящей от поступления завозимых втридорога материалов, оборудования и топлива. Ни, тем более, с уничтожением лесов, нерестилищ и самих гидробиоресурсов в ходе создания надуманного комплексного народнохозяйственного механизма. Ни с обязательно неизбежным по этим причинам падением темпов и снижением уровня социально-экономического развития, который и не заставил себя ждать. И всё бы ничего, но в свете сегодняшних реалий, в оценке с позиций нынешних геополитических интересов государства, цель эта – военный паритет – оказалась тлетворной.

Но многим важнее то, что вынужденно отказавшись от этой ложной цели, центр в своём отношении к Камчатке тут же, в полном согласии с уже названной тенденцией, продемонстрировал очередное и полное пренебрежение к заботам и интересам области. Что, пожалуй, наиболее отчётливо проявилось в передачу под юрисдикцию США значительного участка акватории и шельфа Берингова моря, в попустительстве (а иначе это и назвать нельзя) разграблению рыбных ресурсов 200-мильной морской зоны исключительных экономических интересов области и всей России и в сознательной и целенаправленной политике «выдавливания» её населения.

То есть центр, нацеливший тем самым свои интересы на западные страны, в очередной раз потерял интерес к Камчатке. Но, подчеркнём, потерял только на время. Ибо некоторые шаги центра, осуществлённые в последние полтора-два года, (а, это, прежде всего, разрушение единой структуры рыбной отрасли вплоть до попыток упразднения Госкомитета по рыболовству, а также передача охраны рыбных ресурсов федеральной пограничной службе, хотя это последнее мероприятие и имеет некоторые основания в свою пользу), говорят о том, что Камчатка, а точнее – её гидробиоресурсы, вновь стали объектом самого пристального внимания со стороны «державного» чиновничества. Вернее сказать, центр этими и некоторыми иными шагами (сокращение объёмов субсидий и доплат, упразднение и уменьшение льгот, недофинансирование социальных и экономических программ и откровенный срыв завоза продовольствия и топлива) демонстрирует явное желание замкнуть распределение и использование региональных гидробиоресурсов на себя.

Таким образом, даже самый беглый анализ сопоставления условий и особенностей социально-экономического и военно-политического развития всей России и, особенно, её центральных регионов, с одной стороны, и Дальнего Востока и камчатки, с другой, позволяют сделать вывод о наличии принципиально важной тенденции во взаимоотношениях между центром и его восточными окраинами. Согласно которой интерес центра к Камчатке всякий раз резко возрастал в периоды временной изоляции России от всей остальной Европы или (и) в годы острейшей нужды в её ресурсах. И столь же резко падал, когда эйфория от приобщения к западу затмевала здравый смысл власть предержащих, отворачивая их взгляды и помыслы от Дальнего Востока в целом и Камчатки в частности.

 

125

 

Говоря же о будущем, следует отметить, что признание этой тенденции поможет понять достаточно очевидное – центральные власти в ближайшее время, вряд ли снизойдут до интересов Крайнего Севера и Камчатки. Во всяком случае, уповать на это было бы чрезмерно наивно. Ибо с самого начала колонизации этих регионов им была уготовлена роль поставщиков природных ресурсов и военных плацдармов. Причём пока даже нет ни малейших намёков на то, что эта колониальная политика будет изменена в ближайшее время. По крайней мере, судя по опыту предыдущих 300 лет, этот колониальный подход к восточным окраинам сам по себе не закончится. И уж точно закончится не так скоро, как этого бы хотелось. Вот отчего нашей области следует рассчитывать только на собственные силы и на кооперацию с другими регионами Дальнего Востока, если она хочет с достаточным успехом адаптироваться к условиям рыночных отношений.

Впрочем, скажем несколько отклоняясь от темы, не стоит забывать и того, что в условиях развития предрыночных отношений (а точнее – в условиях «дикого рынка») ослабленное до предела рыбное хозяйство и практически развалившиеся остальные народнохозяйственные отрасли и производства, скорее всего, будут скуплены на корню тем же центром (что, кстати уже и происходит) ещё до того, как в экономическом укладе страны сложатся по настоящему рыночные отношения.

К сказанному остаётся добавить, что в нынешних условиях все потуги местных властей стабилизировать областную экономику за счёт освоения газа, нефти, леса, золота и прочих ресурсов, к тому же по большей части имеющих чисто региональную значимость) скорее всего лишь только усугубят и без того критическую ситуацию, сложившуюся в области на этот момент. Настолько критическую, подчеркнём, что не исключается возможность того, что построив за счёт рыбы газопроводы, рудники, электростанции и прочие объекты, область останется без рыбы. Поскольку её квоты либо перекупят те же приморцы и сахалинцы, не говоря уже об иностранных компаниях, либо сам центр перераспределит гидробиоресурсы таким образом, что вся прибыль будет уходить за пределы области.

Недопонимание возможности такого развития ситуации областными властями и местной элитой было бы для области плачевным. Ибо, просмотрев однажды глубочайшую дестабилизацию социально-политической и политической ситуации в стране (а разве не является таковы просмотром упование областной администрации в течении 1990–1996 годов на вот-вот грядущую стабилизацию национальной экономики, что, в свою очередь, привело ко второму в истории Камчатки крушению береговой структуры рыбной отрасли региона?) местные власти точно также могут просмотреть и крах всего народнохозяйственного комплекса области вкупе с разрушением административной структуры управления.

Не слишком ли жёстко сказано? На наш взгляд – скорее излишне мягко. Ибо нравы первобытного рынка столь жестоки, что от конкурентов избавляются самыми различными, вплоть до физического устранения, способами. И это может привести к тому, что Камчатка, как самостоятельный экономический (да и как административный, пожалуй, тоже) субъект просто прекратит своё существование. Впрочем, это уже тема для другого разговора, который требует и более основательной аргументации, и более тщательного и полного анализа, и более взвешенного обобщения (синтеза).