Камчатский гидроэкорегион, обособляемый нами (Быкасов, 1991) в границах 200-мильной морской зоны экономических интересов Камчатской области и северной части Курильской островной дуги, представляет собой сложную природную систему, генетическая и функциональная целостность которой, в первую очередь определяется относительной однородностью гидрологических, гидрогеологических, гидрохимических, гидроклиматических и, конечно же, гидробиотических условий.

42

Характерной особенностью Камчатского гидроэкорегиона как самостоятельного бассейнового ландшафтно-хозяйственного комплекса (БЛХК), является интенсивная эксплуатация богатейших и по запасам и по продуктивности гидробиоресурсов. Ежегодно, только в зоне экономических интересов Камчатки добывается 2,2–2,.5 млн. т рыбы и морепродуктов, что составляет более половины общероссийского улова. А в целом, прогнозные ресурсы гидроэкорегиона оцениваются в 3,2–3,5 млн. т годового улова, или в половину всех рыбных запасов России. Причём именно в водах гидроэкорегиона добывается около 70% лосося, до 80% минтая и более 90% крабов страны.

И всем этим исключительным природным  богатством гидроэкорегион прежде всего обязан своей информационной (ландшафтно-экологической) структуры. Поскольку, во-первых, сам по себе Камчатский гидроэкорегион составной структурной частью входит в единую субглобальную систему  Северо-Западного Тихоокеанского суббассейна, являющегося одним из богатейших на планете рыбопромысловых бассейнов. И поскольку, во-вторых, базисными элементами самого гидроэкорегиона являются бассейновые комплексы главных рек Курило-Камчатской островной вулканической дуги. Которые совместно с прилегающими к их устьям участками шельфа и морскими акваториями  образуют единый структурно-информационный каркас,  связанный воедино потоками вулканогенного вещества и энергии.

А роль вулканогенного вещества и энергии, кстати, можно разве что только преуменьшить, нежели преувеличить. Во всяком случае, скорее всего именно поступлением в водные ландшафты и экосистемы (и в гидросферу в целом) огромных объёмов ювенильного магматического вещества (а не надо забывать, что Курило-Камчатская вулканическая дуга относится к наиболее интенсивным на планете тектоно-магматическим областям современного активного вулканизма, за счёт чего  в её пределах функционирует аномально повышенный поток эндогенных углеводородов – этих «строительных кирпичиков» живого вещества) можно объяснить тот факт, что из 13 наиболее богатейших, то есть с продуктивностью бентоса от 3000 и более кг с одного квадратного километра водной поверхности,  более рыбопромысловых районов Мирового океана, 5 приурочено к Курило-Камчасткой вулканической дуге.

Помимо такого непосредственного  воздействия на вещественно-энергетическую основу гидросферы, вулканизм повышает продуктивность гидробиоресурсов и путём повышения информационного (ландшафтно-экологического) разнообразия. Что, прежде всего, проявляется в формировании и развитии оригинальных вулканогенных ландшафтов и экосистем (Быкасов, 1982, 1987), функционирование которых предопределяет высокую естественную зарегулированность речного стока, исключительную чистоту воды и постоянство температурного, геохимического и аэрационного режима рек и озёр региона. И, как следствие, высочайшую – до 240 кг/км² площади речного бассейна в среднем, против, для сравнения, 17–22 кг/км²  в бассейне р. Амур – естественную продуктивность камчатского лосося, который  при 5-7% (60–80 тыс. т/год) от общеобластного годового улова обеспечивает 30–35% всех доходов народного хозяйства Камчатки.

43

Вместе с тем анализ социально-экономического развития Камчатки именно с позиций теории информации и самоорганизации сложных материальных (природно-социальных) систем вскрывает два очевидных просчёта в оценке  и подходе к эксплуатации её природно-ресурсного потенциала. Первый из них – это инфантильная уверенность принимающих и исполняющих решения в неисчерпаемости рыбных запасов гидроэкорегиона. И это при всём при том, что всего за  какие-то 40 лет развития активного морского рыболовства эти самые «неистощимые» гидробиоресурсы   были поставлены на грань полного уничтожения.  Во всяком случае, в целом за этот период промысловый потенциал рек и морей Камчатки не только сократился на 2,2–2,.5 млн. т, но  и продолжает падать, ибо  годовой улов рыбаков области упал  с 1,4 млн. т в 1990 г. до 0,86 млн. т в  1993 г.

Грубейшей ошибкой было и нарушение самого основного (функция системы определяет её структуру) свойства материальных систем,  когда моноотраслевому (рыбопромысловому) по сути дела народно-хозяйственному комплексу Камчатки, функцией которого было, и остаётся до сих пор, обеспечение населения всей страны рыбной продукцией, была волюнтаристки навязана многопрофильная и многоотраслевая структура. Навязана под во много надуманным предлогом комплексного освоения всех природных ресурсов ради достижения так называемого самообеспечения населения области основными товарами повседневного спроса. А тем самым цель – повышение благосостояния – была подменена средством достижения этого благосостояния – искусственным созданием многоотраслевого народно-хозяйственного комплекса. И, что многим хуже, без изменения самой основной – обеспечение страны рыбой и морепродуктами – социально-экономической функции.

Однако неподкреплённая, как оказалось, весомым минерально-сырьевым, лесным и пахотным потенциалом  модель якобы комплексного ведения народного хозяйства могла существовать только и только в условиях экстенсивного вылова рыбы, за счёт чего, в конечном счёте, и дотировались убыточные лесная, сельскохозяйственная, строительная и прочие отрасли и производства, так что лишившись, вследствие резкого оскудения запасов гидробиоресурсов, этой искусственной поддержки, многоотраслевое хозяйство стало, буквально, рассыпаться. Причём именно в тот самый момент, когда (в условиях всеобщего кризиса экономики) область как никогда раньше нуждалась в этом самом самообеспечении. И тем самым концепция комплексного освоения всех природных ресурсов, в отличие от моноотраслевой модели хозяйствования, показала полную свою несостоятельность. По крайней мере явно выраженная моноотраслевая экономика области даже в исключительно тяжелейших условиях Второй мировой войны обеспечила не только высокий прожиточный уровень камчадалов, ни и успех важнейшей военной операции по освобождению Курильских островов.

44

Более того,  единственным «результатом» такового рода хозяйственной деятельности оказалось уничтожение такового количества лососёвых нерестилищ, которое обеспечивало 50-50 тыс. т годового улова этой ценной рыбы. Настолько ценной, что, подчеркнём, это количество рыбы по стоимости  в 2–2,5 раз превышает стоимость всей продукции, производимой за год всеми нерыбными отраслями и производствами вместе взятыми и, одновременно, обеспечивало области до одной трети всех её доходов.

Вполне очевидно, что потеря этого – лососёвых нерестилищ – природного ресурса дорого обходится области именно сейчас, когда Камчатский БЛХК  вступил в крайне хрупкий (субтильный) этап своего развития, этап, грозящий полным разрушением всех народно-хозяйственных связей и взаимоотношений. И единственным выходом из этой сверхкритической ситуации является предложенное нами ещё в 1989 г. высвобождение народного хозяйства области от всех обременяющих его убыточных отраслей и производств.

Гарантией успеха такового способа решения проблем социально-экономического развития области служат следующие основные предпосылки. Во-первых, и отчаянному противостоянию предложенной концепции вопреки, она спонтанно, если не сказать – стихийно, осуществляется все последние годы. Так что остаётся только выразить сожаление по поводу нескольких зря упущенных лет. А во-вторых, естественный потенциал  бассейновых ЛК камчатских рек и сейчас способен, в случае его самовосстановления, к воспроизводству до 500 тыс. т лосося в год с одновременным изъятием из этого объёма, в виде улова, до 300 тыс. т рыбы. В случае же создания современной индустрии искусственного воспроизводства лососёвых,  цифры эти можно смело увеличит в два раза. Залогом чему, кстати, сам факт добычи в камчатских водах (и без всякого воспроизводства) 399 тыс. т лосося (совместно с японцами) в 1939 г. А также пример Аляски и Японии, где уловы лосося за счёт искусственного воспроизводства возросли вдвое-втрое против естественного уровня, принося этим странам суммарный годовой доход в 3,0–3,5 млрд. долларов.