И вновь для народного хозяйства области создана программа комплексного развития. И вновь её создатели и сторонники уверяют нас в том, что это единственный путь прогрессивного развития Камчатки. Но что-то с трудом верится. Во-первых, потому, что сама по себе позиция защитников комплексной программы-90 грешит излишней нервозностью, нетерпимостью к иному мнению и прямыми обвинениями всех тех, кто не с ними, в некомпетентности. Не верится, во-вторых, и потому, что и предыдущая программа-87 была раскритикована теми же самыми людьми, которые участвовали и в её создании, и в создании программы-90.

По этой причине мне и захотелось поглубже разобраться в этой проблеме: что же это всё-таки такое – комплексность. И к чему привело осуществление первой программы комплексного развития народного хозяйства области – программы-59.

 

Экскурс в прошлое

 

Развитие Камчатки невозможно представить в отрыве от двух известнейших постановлений партии и правительства – «О мерах по дальнейшему развитию производительных сил Дальневосточного экономического района и Читинской области» (1959 г.) и «О комплексном развитии производительных сил Дальневосточного экономического района, Бурятской АССР и Читинской области на период до 2000 г.» (1987 г.). И в том и в другом документах, отдалённых друг от друга без малого тремя десятками лет, речь идёт о комплексном развитии экономики региона и Камчатской области на длительную перспективу. И там и там декларируются и, затем, проводятся (проводились) в жизнь одни и те же, по сути, приоритеты. А потому было бы и любопытно, и полезно проследить, к чему же, собственно, привела реализация этих программ на Камчатке. Любопытно, так как всегда нелишне знать – чего же мы, собственно, добились. Полезно, ибо можно было бы лучше понять – куда, и туда ли, ведёт нас путь комплексного развития.

С этой целью обратимся к фактам. Вот что, к примеру, говорится в сборнике «Очерки истории Камчатской областной партийной организации» (1986 г.) о начальном этапе периода комплексного развития Камчатки: «Камчатская область в 1959 году была районом одностороннего экономического развития. Её специализация характеризовалась использованием только рыбных ресурсов омывающих полуостров морей…. Остальные отрасли экономики (строительство, местная и пищевая промышленность и т.п.) развивались в основном для обслуживания рыбаков и обработчиков Камчатки».

К слову будь сказано, такая «однобокость» вовсе не мешала Камчатке долгие годы быть поставщиком валюты для всей страны. Так, в резолюции 1-ой Камчатской областной конференции ВКП(б), состоявшейся – шутка сказать – в декабре 1933 г., говорилось, и с законной гордостью говорилось о том, что полуостров является валютным цехом не только Дальнего Востока, но и всего СССР, поскольку на 150 миллионов рублей, вырученных за продажу рыбной продукции в первой пятилетке, 100 миллионов были получены от экспорта. Вот так-то. А мы, и сами рыбаки в первую очередь, эту гордость в рутинной погоне за валом и показателями как-то подрастеряли.

Тем не менее, возвращаясь к началу, постановлением от 1959 г. предусматривалось придать народному хозяйству области комплексный характер. Вот как об этом было заявлено в речи первого секретаря обкома КПСС М.А. Орлова на 7-ой сессии Верховного Совета СССР пятого созыва: «В плане дальнейшего развития экономики Дальнего Востока видное место займёт Камчатка с её большими возможностями увеличения добычи рыбы, наличием необходимых природных и экономических ресурсов для развития многоотраслевого и экономически эффективного хозяйства (курсив мой, В. Б.), в котором ведущими отраслями, наряду с рыбной промышленностью, могут стать горнодобывающая, топливно-энергетическая, лесная промышленность, производство строительных материалов, широко развитое сельское хозяйство и звероводство»

Осуществление программы

 

Ну что ж, возможности (и большие) для резкого увеличения уровня добычи рыбы и морепродуктов в области действительно были. Впрочем, судите сами: 1960 г. – 255 тыс. тонн, 1970 г. – 750 тыс. т, 1975 г. – 1,017 тыс. т, 1980 г. – 992,5 тыс. т, 1986 г. – 1,376 тыс. т, 1989 г. – 1,400 тыс. т.

Однако какой ценой далось это наращивание объёмов? Полностью, к примеру, были уничтожены за это время камбала и треска Явинской и Озерновской банок. Уничтожены были пенжинская и жупановская сельди и бристольская камбала. На грань уничтожения были поставлены олюторская и охотоморская сельди («Камчатская правда» 13 июля 1989 г.). Из океанических видов были уничтожены угольная, гавайская пристипома, антарктическая сквама и нототения, а также другие виды рыб. И если бы этим только всё и ограничилось. Так нет, наращивание объёмов вылова в последнее десятилетие на 90% обеспечивалось («Рекомендации к 5-й межрегиональной научно-практической конференции», Петропавловск-Камчатский, октябрь 1989 г.) за счёт минтая. Но и состояние запасов минтая уже внушает законную тревогу («Камчатская правда», 9 сентября 1990 г.). Настолько, что настала пора говорить о начавшемся процессе снижения лимитов, ибо максимальный объём ежегодно допустимого улова в бассейне на сегодняшний день, с учётом последних резервов, оценивается (Парфенович, 1990, Биоресурсы Дальневосточного бассейна, 1990) всего лишь в 5-5,5 млн. т. при реально имеющихся уловах в 4-4,5 млн. т.

В этих условиях единственным способом увеличения доходности и рентабельности рыбной отрасли могло стать более полное и глубокое вовлечение в обработку всей выловленной рыбы. Так как, по мнению тогдашнего первого заместителя министра рыбного хозяйства СССР Е. Д. Ширяева, высказанного им на вышеупомянутой научной конференции, поднятый на борт улов используется самым диким образом: одна рыба идёт на изготовление продукции, одна – на муку, и одна, в виде отходов, выбрасывается за борт.

Не менее значимым резервом для дальнейшего развития рыбной отрасли может и должно стать восстановление природного потенциала лососей. Ибо даже сейчас всего 50–70 тыс. т ежегодно вылавливаемого лосося дают от 45 до 60% (в денежном выражении) всей товарной продукции отрасли. Что же в таком случае сулят отрасли и области те более чем 500 тыс. т лосося в год («Камчатская правда», 8 декабря 1989 г.) природного потенциала лосося, каковым обладают реки и озёра Камчатки? Теоретически – до 2-2,5 миллиардов долларов в год. Есть над чем задуматься? Есть.

Сельское хозяйство. В 1960 году в самом начале интенсивного развития сельского хозяйства на Камчатке, основные фонды этой отрасли составляли всего 25 млн. рублей (Кашинцев, 1981). В 1986 г. эти фонды достигли уже 969 млн. рублей, а в самой отрасли на 136 предприятиях работало свыше 24 тыс. человек (Голощапов, 1987). Нелишне будет отметить по этому поводу, что в этом же 1986 г. ПО «Камчатрыбпром» – очень мощная и технически оснащённая организация – имело основных фондов на 1,077 млн. рублей при 34 тыс. рыбаков и обработчиков (Калинин, 1987). Нелишне, так как, сравним, в том же 1986 г. «Камчатрыбпром» выдал товарной продукции на 1,300 млн. рублей, тогда как почти равная ему по фондовому обеспечению и всего лишь на треть меньшая по численности работающих сельскохозяйственная отрасль таковой продукции выпустила своей продукции всего на 116,3 млн. рублей. Да и то эта сумма образовалась благодаря тому, что именно в этом году состоялось 30-процентное повышение закупочных цен на сельхозпродукцию, что сразу же повысило общую её стоимость с 78,5 млн. рублей в 1985 г. до упомянутых 116,3 в 1986 и, без всякого, разумеется наращивания объёма и качества этой самой сельхозпродукции.

То есть, получается, что при практическом равенстве производственных фондов и при не столь уж разительной разнице в количестве занятых соответствующей деятельностью, реальная (без волевого повышения цен в сельском хозяйстве) стоимость выпускаемой продукции между рыбной отраслью и сельским хозяйством отличается более чем в 15 раз.

Но даже и эта сверх всяких норм (более 1500%!!!) разница в отдаче – далеко не самое худшее, что проистекает из интенсивного развития сельскохозяйственной отрасли на Камчатке. Многим хуже оказалось то, что благая цель – достижение самообеспечения основными сельхозпродуктами – так и не была достигнута. Ибо в том же 1986 г. потребности области в основных продуктах питания собственного производства удовлетворялись следующим образом: по молоку – на 33–35%, по овощам – на 40–45%, по мясу – на 48–50%. И в будущем лучше не станет. Скорее даже наоборот – будет многим хуже.

И в самом деле, за первое полугодие 1990 г. реализация свежих камчатских овощей снизилась на 14,9%, а картофеля на 22,65 против уровня 1989 г. («Камчатская правда», 11 сентября 1990 г.). То же можно сказать и про молоко, мясо, и яйца. Причём это только цветочки, ибо в будущем году нам сулят и того меньше («Камчатская правда» 7 октября 1990 г.). Да и немудрено, поскольку к уже исчезнувшему партийному кнуту, в 1991 г. исчезнет и бюрократический (дотации) пряник. И. стало быть, совхозам вовсе будет не с руки производить сверхубыточную продукцию.

Но, однако, и это ещё далеко не всё несуразности сельскохозяйственного производства как такового. Ну разве это не смешно, когда отрасли официально планируется («Камчатская правда», 6 декабря 1989 г.) сгнаивать 40% от будущего урожая? Впрочем, на самом-то деле отходы того же картофеля сплошь и рядом достигают 60% и больше («Политический собеседник» № 1, 1990). Спрашивается – зачем и для чего тогда создавалась такая могучая по фондовооружённости и численности в ней занятых отрасль? Неужто только для того, чтобы, в конце-то концов, убедиться и признать (официально признать) несостоятельность самого вложения громадных средств и ресурсов в сельское хозяйство? И не просто признать, а и приступить к закономерной и, как это у нас водится, планомерной закупке того же картофеля и в Китае, и даже (близок свет – в бывшей ГДР), отчётливо осознавая при этом, что таковые закупки обойдутся в 1,5–2 раза дешевле, чем собственное производство («Камчатская правда», 7 января 1990 г.).

Ну и, наконец, последний, так сказать, «грех» сельскохозяйственной отрасли – уничтожение нерестилищ в ходе проведения всякого рода мелиоративных работ. И в самом деле, с одной стороны, средства, вложенные в мелиорацию, окупаются в нашей области за срок в 80–100 и более лет: совхоз «Долиновский», например, окупится (если окупится) только через 115 лет («Камчатская правда», 22 марта 1989 г.). А с другой стороны, сама по себе овчинка (создание пахотных земель) не стоила выделки, ибо цена лосося, неполученного от загубленных лососёвых нерестилищ, порой на порядок превосходит стоимость сельхозпродукции, получаемой на мелиорированных землях. Например, деятельность совхоза «Рассвет», расположенного в долине р. Большой, приносит ежегодный ущерб от потери лососёвой продукции в размере 20,4 млн. рублей («Камчатская правда», 15 октября 1989 г.). А вот прибыли от него как не было, так и вряд ли и будет. Хотя обошёлся этот совхоз государству уже в 65 млн. рублей. Примерно такими же «показателями» характеризуется и совхоз «Начикинский», расположенный на берегу богатейшей по потенциальным запасам лосося р. Плотникова.

Ну а теперь сравним. Весь природный потенциал лососёвых бассейна р. Большой оценивается КО ТИНРО в 30–32 тыс. т горбуши и 3–4 тыс. т кеты, красной, кижуча и чавычи ежегодно. Названное количество лосося по ценам внутреннего рынка могло бы давать до 150–180 млн. рублей годового дохода. А по международным ценам (3–4 доллара за кг, минимально, и до 40–50 долларов за кг, максимально) это количество лосося принесло бы стране до 9-10 млн. долларов. Тогда как вся, и, естественно, убыточная, продукция названных совхозов оценивается всего в 10–15, максимум – в 20 млн. рублей в год.

В целом же, скажу несколько забегая вперёд, мелиорация, распашка земель, вырубка лесов и тому подобные «хозяйственные апекты» комплексной деятельности вывели на полуострове из строя действующих лососёвых нерестилищ с годовой продуктивность не менее 50 тыс. т этой ценнейшей рыбы. Настолько ценнейшей, что названное количество лосося по стоимости произведённой из него товарной продукции без малого в 5 раз превосходит стоимость всей сельскохозяйственной продукции области. И в 1,5-2 раза превосходит стоимость всей товарной продукции, произведённой в сельскохозяйственной, лесной, строительной, судоремонтной и прочими отраслями совместно. Причём все эти прочие отрасли, за исключением разве что только лесной, да и то лишь в самые последние годы ( за счёт дотаций в 1987 г. её прибыль достигла 5,3 млн. рублей) ставшей сводить концы с концами, крайне убыточны и потому дотируются государством.

 

---

 

Лесная отрасль. Вот отрасль народного хозяйства, которая самым, пожалуй, нагляднейшим образом показала никчемность — а иначе и не скажешь — выдвинутых перед нею задач. Пример тем более убедительный, что какое-то время отрасль действительно демонстрировала видимый успех и, даже, безубыточность своей деятельности.

И в самом деле, ещё каких-то 30 лет тому назад (впрочем, и до сих пор) лесному хозяйству области предписывалась чуть ли не ведущая роль в её народнохозяйственном комплексе. Однако за все 30 лет хищнического истребления хвойных лесов доля лесной отрасли в общем объёме выпускаемой в области продукции ни разу не превысила 3-5%. Так о какой ведущей роли может идти речь? Может о ведущем месте в зарабатывании валюты? Но и тут цель явно не оправдала вложенных средств, усилий, ресурсов и, тем более, надежд. Ибо всё то количество валюты, которое страна (именно страна, а не область, подчеркну) получала от ежегодной реализации 90-120 тыс. кубометров круглого леса (но при этом вырубалось 230-270 тыс. кубометров древесины, так как вследствие низкого качеств камчатского леса отходы составляли 50-60%) в Японию можно было получить, ежегодно продавая в ту же Японию всего-навсего 3-4 тыс. т лосося (”Камчатская правда” 14 апреля 1988 г.).

Для сравнения: в 1936 г. в р. Камчатке добыли 35 тыс. т лосося, в 1988 — 10 тыс. т, в 1989 г. — 4,5 тыс. т а в 1990 г. и того меньше. Вот и получается, что бы тут не говорить, что потери от уничтожения лососёвых в р. Камчатке с лихвой могли бы перекрыть все “доходы” и от лесной отрасли и от сельского хозяйства долины этой славной речки.

Отчего произошла таковая конфузия? Да оттого, что сама по себе посылка о якобы ведущей роли лесной отрасли базировалась на более чем завышенной (и не исключено, завышенной сознательно) лесистости территории области, до самых последних лет принимаемой равной 42,7% вместо истинных 18,5 («Экокурьер» № 8, сентябрь 1989 г.).

Ну а вот и результаты этой ложной оценки: в семидесятые годы в области ежегодно вырубалось 627 кубометров древесины в среднем, в 1970 – 820 тыс., в 1986 – 859 тыс. в 1988 – 1042 тыс., в 1990 – 700 тыс., а в 1991 году предстоит вырубить всего лишь 400 тыс. кубометров. То есть, налицо явное истощение лесоресурсной базы. И это вполне понятно, учитывая (наряду со сверхвысоким перерубом), что естественный прирост хвойных пород полуострова составляет всего 0,8 м³/га. А это, в свою очередь, предполагало, что ежегодная вырубка тех же хвойных лесов не должна была превышать 400 тыс. кубометров в год. Хотя и эта цифра спорна, ибо в сравнительно недалёком прошлом (резолюция Петропавловского уездного Совета по лесному хозяйству в Камчатской области, 1920 г.) было сказано, что вырубка леса на полуострове должна производится только для внутреннего потребления. И это притом, что население области в ту поры не превышало 22-25 тысяч человек, против 470 тысяч в наши дни.

Однако если бы дело ограничилось одним только перерубом. Соль ситуации состоит ещё и в том, что до половины самодеятельного населения, так или иначе связанного с лесным хозяйством, стоит сегодня перед откровенной безработицей. Об этом не стыдится вслух говорить, например, А.С. Гасюк – генеральный директор “Камчатлеса” (“Камчатская правда”, 18 сентября 1988 г.). Но как выход из положения предлагается восстановление почти прежних объёмов вырубки за счёт, на этот раз, каменной берёзы. И, специально подчеркну, опять же с целью продажи последней за рубеж. Ну никак не идут прошлые уроки впрок. Никак не могут власть имущие понять, что упование на продажу сырья ничем добрым кончится не может. Как не могут они понять и того, что с вырубкой каменно-берёзовых лесов наши камчатские реки окончательно заилеют, обмелеют, обезводятся и обезрыбятся. И, как результат, мы уже окончательно и навсегда, решив сиюминутные проблемы, уничтожим ценнейший камчатский ресурс — лосося.

Горнодобывающая отрасль. Похоже, что нечто подобное тому, что произошло в лесной и сельскохозяйственной отраслях ожидает нас и в предполагаемом развитии горнорудной отрасли. С одной стороны, геологи настойчиво уверяют нас в том, что если вовлечь в освоение уже разведанные объекты (при условии, подчёркивают сами геологи, что доходы от разработки камчатских недр останутся для нужд области, а не уйдут на сторону), то уже через 5-7 лет жители области почувствуют весомую отдачу (”Камчатская правда” 1 апреля 1990 г.) А в перспективе и вообще область имела бы от горнодобывающей отрасли до 2 млрд. рублей ежегодного дохода. Одно де Квикумское месторождение медно-никелиевых руд “стоит” более млрд. долларов по международным ценам (“Камчатская правда” 26 сентября 1990 г.).

Всё это так — цифры, в общем-то, верны. И в то же время — всё не так. Во-первых, сама постановка вопроса: если, мол, приступим к разработке, то быть нам богатыми, это всего лишь перепев мотива 30-летней давности. Вот этот мотив, прозвучавший в уже упомянутой речи первого секретаря обкома КПСС М.А. Орлова: “Камчатка из района крайне узкой специализации может быстро (курсив мой, В.Б.) стать многоотраслевым хозяйством, если (заметьте, опять — если, В.Б.) Министерство геологии и его главки по настоящему возьмутся за подробные геологические работы на территории нашей области”.

Да Министерство и его главки тогда действительно взялись за разведку на территорию Камчатки. Настолько, что были открыты и, затем, разведаны и Агинское, и Аметистовое и прочие золоторудные месторождение и многое другое, чем сейчас козыряют сторонники создания горнорудной отрасли. Но это было тогда. А сейчас Министерство и не подумает это делать. Нет у него возможностей. И потому не берётся оно даже за знаменитый Удокан, запасы меди которого оцениваются в триллионы долларов и рядом с которым уже проложена железная дорога. И не возьмётся по той простой и очевидной причине, что разведка, разработка и эксплуатация всех, кроме разве что отдельных золоторудных, месторождений области в силу её крайней отдалённости, крайней труднодоступности самих месторождений и, главное, крайней дороговизны рабочей силы обойдётся государству дороже (расчёты я уже приводил, см. “Экокурьер” № 7 июль 1987 г.), чем стоит полученная продукция. К тому же только разведка той же Аги длится вот уже более двух десятков лет — о каких таких 5-7 годах нам говорят? Дай бог, за 15 лет ГОК возвести.

Во-вторых, истинность названных цифр о возможных доходах горнорудной отрасли абсолютно не вяжется с тем фактом, что за 30 лет (от начала провозглашённого на всю страну лозунга о горнорудном преуспевании) в области из всех минеральных ресурсов всего-то и используются шлаки Козельского вулкана, щебень Петровского карьера да отчасти добываются и вывозятся за рубеж пемза и перлиты. Ах нет, ещё построены опытно-примитивные Паужетская и Паратунская геоЭС. И всё.

В-третьих, обращает на себя внимание и явный меркантилизм от геологии. Имеется в виду такой факт: область для своих нужд закупает на Сахалине уголь по 120 рублей за тонну (а завтра будем платить вдвое дороже). И в то же самое время продаёт собственный корфский уголь Китаю всего по 50 рублей за тонну. Я, конечно, понимаю, что за наши рубли за границей ничего не купишь, но не желая никого обвинять, замечу, что сколько бы золота мы не продавали на тряпки и еду, богаче мы не станем. Всё проедим и всё истаскаем — и останемся без всего, в том числе и без полезных ископаемых. Тем более, что во всём цивилизованном мире уже окончательно утвердилось мнение о том, что продажа сырья только в исключительных случаях (да и то — временно) может приносить высокие и стабильные доходы. Только в исключительных. И Камчатка под этот критерий попадаёт лишь одним своим ресурсом — рыбой.

Ну и, наконец, последнее. Всех камчатских полезных ископаемых хватит, при нормальной их разработке, разумеется, на 20-25 лет. Максимум — на 40-50. И, следовательно, не успеем мы оглянуться (давно ли, например, был 1959 год с его громогласным объявлением благоденствия от комплексного развития, а ведь прошло уже более 30 лет), как мы в очередной раз начнём чесать затылки: а чем же нам занять те 200-250 тысяч человек, которые (по подсчётам самих же геологов) необходимы для того, чтобы горнорудная отрасль выдавала на 2 млрд. рублей продукции. Или будем уповать на то, что после нас хоть трава не расти?

Судоремонт. Годовая продукция этой отрасли оценивается в 100 млн. рублей. Однако убыточность, долговременность ремонта и низкое качество производимых работ столь вопиющи, что даже Минрыбхоз СССР в лице своего министра, недавно побывавшего на полуострове, так прямо и объявил что если, мол, камчатские судоремонтники и впредь будут работать так же плохо, то отрасль откажется от судоремонта на Камчатке и полностью будет ремонтировать рыбацкие суда области за границей. Кстати, тем самым министр прямо поддержал идею о переориентации судоремонта за границу – то есть идею о его переводе за пределы полуострова – высказанную мною ещё в 1988 г. («Дальневосточный учёный» 17 февраля 1988 г.).

 

---

 

Продавать или покупать? Итак, хотим мы того или нет, но приходится признавать, что так называемое комплексное развитие народного хозяйства области на поверку оказалось целью явно несостоятельной. Более того, в ходе претворения этой идеи в жизнь, население области за 30 лет выросло более чем вдвое. Причём, подчеркну, на каждые 10 человек, прибывших за эти годы на Камчатку, приходилось 8-9 человек её покидающих.

И в результате всего этого мы стали перед проблемой – чем же занять да и попросту прокормить наше почти полумиллионное население. Ибо, с одной стороны, вложив в то же сельское хозяйство столько средств, что этого хватило бы на создание второго “Камчатрыбпрома”, мы, в конечном счёте, лишились так называемых централизованных поставок продовольствия. А ведь старожилы помнят полки наших магазинов двадцатилетней давности. С другой стороны, с введением рыночных отношений, число безработных (к вопросу – чем бы занять?) может быстро достигнуть и 20, и 40 и, может даже, более тысяч человек, так как половина наших предприятий хронически и безнадёжно убыточна.

Значит, можно сделать два взаимодополняющих вывода. Либо комплексность народного хозяйства – сама по себе идея несостоятельная и потому мертворождённая. Либо вдохновители и исполнители попросту не сумели её осуществить должным образом. На мой же взгляд всё это и так и не так. Суть вещей, скорее всего, заключается в том, что население нашей страны и, что многим хуже, её руководящая часть долгие 70 с лишком лет излишне примитивно (не побоюсь этого слова) руководствовались в своей деятельности пропагандисткими лозунгами типа: «Коммунизм – это есть советская власть, плюс электрофикация всей страны», «Догоним и перегоним», «Нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме» и «Экономика должна быть экономной». А в результате? Поймы русских рек оказались залиты загнивающими водохранилищами, леса вырублены на корню, города и посёлки задыхаются без чистого воздуха, а вся страна стоит на грани разрухи и откровенного голода, о чём уже, не стесняясь, говорят и в правительстве, и в Верховном Совете.

Но вот что хотелось бы отметить особо. В попытке догнать и перегнать мы многого добились. Мы в 2 раза больше США выплавляем стали и добываем каменного угля. Мы в 1,5 раза больше производим чугуна и извлекаем нефти. Но… Но расходуя ежегодно столько же энергии (а расход энергии – это основа основ любой цивилизации – недаром же много раз, и достаточно обоснованно, предлагалось именно энергию сделать мерилом стоимости всех вещей и всех видов человеческой деятельности), сколько и Соединённые Штаты, мы производим всего 13-18% от их валового национального продукта. Вы когда-нибудь задумывались над этими цифрами? Ведь это, при всей условности такого обобщения, означает, что для того, чтобы 250 млн. американцев жили так же паршиво как мы, они должны бесплатно (бесплатно!) содержать на нашем уровне 1,1 млрд. китайцев и 850 млн. индийцев. Только подумайте: расходуя столько же энергии, США на своей территории могли бы довольно сносно (по нашим меркам) содержать 2,5 млрд. человек. А мне со всех сторон с неподражаемым апломбом твердят: для того, чтобы 300 млн. советских людей могли жить на своей шестой части света как, хотя бы, турки или греки, мы должны и дальше всемерно наращивать производство нефти, газа, угля. древесины, стали, чугуна и многого-многого другого. Наращивать, то есть производство первичного сырья и вторичного полуфабриката, а не конечной и высококачественной продукции. Отчётливо осознавая при этом (и сознательно планируя), что от трети до половины этого самого сырья мы сразу же отправляем в отходы.

Так что есть только один путь к выживанию в современных условиях – всемерное сокращение производства ради производства и скорейший переход производству только действительно необходимого. Жаль, что этого не понимают многие. И ещё более жаль, что этого не понимают «капитаны» производства.

Но что же всё-таки ждёт Камчатку? Думаю, что единственно верным путём её дальнейшего развития должен стать отказ от несостоявшейся идеи комплексности и возвращение к изначальному – приданию ей статуса рыбного цеха страны – положению вещей. Потому что и пред областью, и перед страной вопрос стоит ребром: или сохранить Камчатку как естественный питомник трёх млн. т рыбы и морепродуктов, или, в угоду ложно понимаемому лозунгу о комплексном наращивании производства, лишиться этого последнего «рыбного пирога».

И действительно, в водах области ежегодно добывается более 3 млн. т рыбы и морепродуктов, в том числе 70% от всесоюзной добычи лосося, 80% минтая и 90% краба. Насколько это много, можно судить по тому, что во всех остальных внутренних водах, на шельфе и в 200-мильной морской экономической зоне страны вылавливается чуть более 2 млн. т рыбы. Правда, ещё 6 млн. т добывается (по договорам) в Мировом океане и в водах других стран.

Но стоимость рыбы во всём мире растёт, ведь она является ценнейшим, питательным, целебным и экологически чистым (пока ещё) продуктом питания. Так, ещё в 1989 г. стоимость тоны минтая доходила до 430 долларов СЩА. А в этом году она продавалась уже и по 750 и, даже, по 1000 долларов.

С другой же стороны, столь же стремительно растёт и численность населения планеты – и прежде всего населения тех стран, в водах которых мы и вылавливаем (пока ещё вылавливаем) названные выше миллионы тонн рыбы. Так что ценность рыбы будет только возрастать. Возрастать как в прямом (стоимостном) смысле, так и в социальном выражении. И потому придёт, неизбежно придёт время, когда нам предложат либо отдавать половину и более (а не 10-15% как сейчас) от выловленной нами в чужих водах рыбы, либо платить за неё твёрдую валюту. А уж тогда никакого золота, тем более камчатского, не хватит для того, чтобы закупать ежегодно те 3 млн. т рыбы, которые мы реально можем лишиться в своих собственных камчатских водах. Лишиться в результате тщетных потуг быть похожими на всех и непременно стать комплексными как все. Не отдавая себе отчёт в том, что у этих самых всех нет как раз именно того – рыбы – что отличает нас от них.

Эпилог. Итак, всю фабулу моих построений можно свести к одной фразе – программа комплексного развития Камчатки, принятая более 30 лет тому назад, несостоятельна. Однако несостоятельность прошлого варианта не означает обязательной и автоматической несостоятельности варианта нынешнего. Она – эта несостоятельность упований на новый виток развития производительных сил Камчатки по комплексному сценарию – требует и новых же контрдоводов. К изложению таковых я и перехожу.

В начале сентября 1990 г. на суд народных депутатов областного Совета была предложена концепция развития области, разработанная главным планово-экономическим управлением облисполкома. Интересно, что именно от работников ГлавПЭУ шла основная критика программы от 1987 г. в целом и комплексной целевой программы «Лосось», в частности. А потому, вроде бы, от них следовало бы ждать чего-то стоящего. Ан нет. Исчерпывающую оценку этой самой «свежей» программы дал председатель облисполкома В. А. Бирюков: «Её просто нет – и весь разговор» («Камчатская правда» 4 сентября 1990 г.).

Кстати, отсюда закономерно напрашивается соответствующий вывод. Поскольку нет самой концепции, то, следовательно, нет и специалистов, способных такую программу разрабатывать, так как если хороший специалист может ошибаться, плохой – сочинить плохую концепцию, то никакую концепцию никто и делает. Весьма плачевный вывод для всех нас, но увы – закономерный.

Однако последуем далее. Признав (пусть бы и не желая этого) отсутствие концепции, её в спешном порядке предложили разработать председателю экономической комиссии областного Совета В. П. Хворостову (подтвердив тем самым наш вывод об отсутствии соответствующих специалистов в структуре облисполкома, В. Б.). Надо отдать должное лично В. П. Хворостову, который, будучи геологом, по своему твёрдо и последовательно отстаивает и проводит в жизнь идею развития горнорудной отрасли на полуострове. Но в том-то и дело, что по своему, не говоря уже о том – стоит ли сама идея приложения стольких усилий.

И в самом деле, могу ли я – простой обыватель – доверять профессионализму и здравому смыслу сторонников разработки недр Камчатки, столь рьяно ратующих за комплексное (якобы) развитие народного хозяйства области? Уверенно говорю – не могу. И вот почему.

Я с уважением отношусь к геологам-съёмщикам Камчатки, бывшими в своё время лучшими специалистами не только в стране, но и в мире. Воспринимаю я как подлинных профессионалов и геологов-поисковиков, трудами которых были открыты и то же Агинское и то же Аметистовое золоторудное месторождение. Но мне трудно воспринимать в качестве подлинных профессионалов геологов-разведчиков области, так как, с одной стороны, нефть на полуострове разведывают вот уже более 6 десятков лет, то же Агинское и Аметистовое месторождения – по 15-20 лет, Мутновское парогидротермальное месторождение разбуривают вот уже 12 лет и конца этому не видно. И так как, с другой стороны, Тюмень “расковыряли” за 1,5 десятка лет, Паужетку создали (от идеи до воплощения) за десяток лет, а Филиппины всего за 12 лет вышли в число самых передовых стран по освоению геотермальной энергии. Не говоря уже о том, что в развитых странах, на месторождениях равных по своим параметрам Агинскому, от начала разведки и до ввода в действие проходит максимум 5-7 лет.

А взять «главный» довод сторонников создания горнорудной отрасли, согласно которому области на одной рыбе без дотации не прожить. Можно ли этот довод считать подлинно профессиональным? Попробуем разобраться.

Да, мы действительно получаем дотацию – до 600 млн. рублей ежегодно в последнее время. Однако кто это – «мы» – которые получают дотацию? И получают ли, или всё-таки зарабатывают?

Как известно, в рыбной отрасли Камчатки занято более 50 тыс. человек. И даёт отрасль 83% всей товарной продукции области в денежном (1 млрд. 400 млн. рублей) выражении. А вот все остальные 170 тысяч трудоустроенного населения производят всего-навсего 17% от общеобластных доходов. Однако потребляют при этом 77% общеобластной дотации как таковой. То есть, другими словами, рыбная отрасль, которая выдаёт товарной продукции в 5 раз больше, чем все остальные отрасли и производства области вместе взятые, получает дотаций в 3,5 раза меньше, чем вся остальная многоотраслевая (комплексная) экономика. Так кто же, в таком случае, эти самые «мы», которые «получаем дотацию»?

Теперь о том, получаем мы всё-таки дотацию или зарабатываем? И кто зарабатывает? Лично я считаю абсолютно непрофессиональным мнение о том, что это государство от щедрот своих платит нам дотацию. По моему, так всё обстоит как раз наоборот – это нам возвращают часть из того, что для нас заработали наши рыбаки. То есть, названные 600 млн. рублей взяты из кармана рыбаков, которым просто-напросто не доплачивают как минимум половину того, что они зарабатывают своим тяжёлым трудом. Как это понимать? Да очень просто. Установив более 3 десятков лет тому назад крайне низкие – в 1,5-2 и более раз ниже против расценок для сахалинских и приморских рыбаков – расценки за сданную рыбу и произведённую из неё продукцию (в чём, кстати “порадела” своя собственная – камчатская – администрация, получив от этого в своё время дивиденды в виде благодарностей и наград), государство всего лишь отдаёт нам часть из того, что само же у нас и забрало. Вот бы в связи с этим весь тот жар и пыл, что так бездарно тратятся на «геологию», да и направить на защиту интересов рыбной отрасли. То есть вот это – взять и отстоять свои же собственные 600 млн. – действительно было бы профессиональным решением проблемы. Так как, во-первых, этом случае мы эти деньги стали бы получать не в виде подачки, а как нами же заработанные. И так как, во-вторых, в этом случае самому слепому было бы видно, что это деньги рыбацкие, а не чьи-либо другие. А потому разом бы стало поменьше желающих твердить о том, что рыбная отрасль одна де Камчатку не прокормит.

Ну и ещё один штрих к портрету профессионалов от «комплексности». Вложение 300-400 млн. рублей не в создание золоторудной отрасли, а в воспроизводство лосося всего лишь до прежнего – до 500 тыс. т лосося в год – естественного уровня, может увеличить доход области на 2-2,5 млрд. рублей в год, против тех 200–250 млн. рублей, которые нам прочат от добыч золота. Так что в этом случае зарывать деньги в землю просто не понадобится.

Впрочем, зарывать деньги в добычу того же золота и без того не придётся. В нынешней ситуации, когда все золотодобывающие страны резко – почти вдвое – увеличили и продолжают увеличивать добычу золота, просто нет смысла – падает цена – наращивать его добычу в нашей стране. То есть в этой ситуации даже мне, не обладающему купеческой жилкой, понятно, что при столь массовом выбросе товара на рынок выгоднее, чтобы не прогореть, тот самый товар попридержать до лучших времён. Тем более что товар этот – золото – не портится и со временем не становится хуже.

Кстати, может так думаю одни только я? Отнюдь нет. Вот что по этому же поводу говорят сами экономисты: «По оценкам специалистов (иностранных специалистов, В. Б.), превышение экспорта советского золота всего только на 20 т в год (что вполне сопоставимо с тем, что «плантуется» добывать ежегодно на Камчатке, В. Б.) способно понизить цену всего (200 т и не более – такова наша ежегодная квота, В. Б.) советского золота на международном золотом рынке в полтора раза. Потому строить своё благополучие на продаже жёлтого металла в слитках, как и нефти, и газа, и леса-сырца, по меньшей мере, неразумно. Золото в слитках – по сути то же самое сырьё и не более того» («Бизнес и банки» № 8, 1990 г.). К сказанному остаётся добавить, что в 1988 г. во всём мире на микропроцессорные схемы было израсходовано 134 т золота и ещё 50 т ушло на зубные протезы. То есть золото действительно всего лишь сырьё и не более того, особенно если знать, что большая его часть уходит на изготовление ювелирных украшений. И это значит, что продавать его в слитках, в сочетании с примитивным проеданием полученных грошей – занятие не только бездарное, но и безнравственное.

И последнее замечание. Не думайте, пожалуйста, мой читатель, что я выступаю против всех и вся. Я против трёх вещей: против непродуманной разработки неработающих программ развития, против непрофессиональной и некомпетентной аргументации в защиту таковых программ и против неквалифицированного осуществления даже самых лучших программ.