Ещё в 1976 г. известный камчатский ихтиолог И. И. Лагунов выступил в центральной печати с идеей создания на территории Камчатского полуострова национального парка. По мысли учёного, это способствовало бы сохранению и приумножению наиболее ценного природного ресурса полуострова – камчатского лосося. Идея, сразу же скажу, оказалась на редкость плодотворной, доказательством чему является постоянное и неоднократное возвращение к ней как со стороны учёных и специалистов, так и просто защитников природы.

Однако, на мой взгляд, признанию этой идеи существенно препятствует использование не совсем подходящего термина – национальный парк. Действительно, согласно определению Большой Советской Энциклопедии (БСЭ, т. 17. 1974), национальный парк – это охраняемый участок территории (акватории) с мало нарушенными природными комплексами, который в большинстве случаев обладает теми или иными уникальными объектами природы (водопадами, вулканами, гейзерами, живописными ландшафтами и т. п.), и который практически целиком исключается из сферы хозяйственного освоения. При этом основным, если не единственным отличием национального парка от заповедника является то обстоятельство, что на его территории, помимо проведения научных работ, разрешается организованный туризм и отдых. И нелишне, наверное, будет ещё раз подчеркнуть, что первоначальная цель создания национальных парков как таковых прежде всего заключалась именно в том, чтобы начисто оградить их территорию от хищнической деятельности домонополистического частного предпринимательства.

В связи с этим я и предлагаю, целиком и полностью, разумеется, поддерживая идею И. И. Лагунова и признавая его приоритет, обособлять территорию полуострова, вкупе с его шельфом, не в национальный парк, а в национальный (можно и международный) лососёвый резерват. Именно в лососёвый резерват. Ибо резерватом (от лат. reservo – сберегать, охранять) называется, согласно той же энциклопедии, такой вид охраняемой территории (акватории) обособление которой ставит своей целью сохранение какого-то одного конкретного природного объекта (редкого или ценного животного, минерала, биоценоза и т. д.).

Надо сказать, что по своему первоначальному, родовому смыслу понятие резерват во многом идентично нашему отечественному термину – заказнику, который, в свою очередь, понимается как территория, в пределах коей, в целях сохранения конкретного природного объекта, вводятся долговременные или постоянные ограничения, а то и частичные запреты, на отдельные виды хозяйственной деятельности.

Почему же, в таком случае, предпочтение отдаётся иностранному слову? Да потому, что понятие резерват крайне тесно смыкается с понятием резервация. Да, да, именно с той самой резервацией, о которой ещё совсем недавно мы говорили чуть ли не как о концлагере.

Впрочем, дабы не прослыть голословным, приведу определение этого понятия из 21 тома БСЭ: «Резервация – это территория, отведённая в некоторых государствах (США, Канада, Бразилия, Австралия) для насильственного поселения коренного населения». Однако в самое, буквально, последнее время стало выясняться, что резервация – это и не такое уж плохое решение национального вопроса. Конечно же, угрозами, подкупами, обманом, спаиванием и прочими отвратительными методами за более чем столетнюю историю существования резерваций в США и Канаде, площади, ими занятые, сократились вдвое и втрое в угоду дельцам всех мастей и рангов. Конечно же, законы о резервациях и о правах населяющих их аборигенов и несовершенны и часто нарушаются и со стороны новопоселенцев и со стороны самой власти. И тем не менее, пусть бы во многом и номинально, законы эти, призванные отстаивать интересы коренного населения, реально существуют. И, опять же, пусть и номинально, согласно этим реально существующим законам всеми природными ресурсами самих резерваций распоряжаются только коренные их жители. Они, и только они, по закону, определяют виды, масштабы и интенсивность хозяйственной деятельности на территориях резерваций.

А при всём уважении к советским законам, этого, увы, никак не скажешь о представителях наших коренных национальностей, пусть бы даже и обладающих статусом автономных округов, областей и республик. Ибо, как известно, и центральные власти, и многочисленные министерства и ведомства творят, без преувеличения, на территориях проживания национальных меньшинств всё, что хотят, и не несут при этом никакой ответственности. И если пример полуострова Ямал, природа которого была уничтожена ещё на стадии разведки нефтегазовых месторождений, недостаточно убедителен, мне остаётся только привести некоторые данные, касающиеся нашего Корякского автономного округа. Округ ежегодно производит разнообразной товарной продукции на 120 миллионов рублей, а обратно от министерств и ведомств получает всего 16,5 миллионов рублей; одной только рыбной продукции округ даёт на 30 миллионов рублей, не получая взамен никакой компенсации; на территории округа Объединение «Северовостокзолото» добывает жёлтого металла на миллионы рублей, но и полушки не тратит на устранение следов своей разрушительной деятельности (В. Филимонов. «Диалог», № 2, 1989).

Думается, что эти примеры не только в очередной раз указывают на упущения любого рода, но и лишний раз утверждают нас в мысли о том, что пора, давно пора, полуострову, с его уникальными, без преувеличения, природными богатствами в виде лосося и прочих биоресурсов шельфа, встать на путь нестандартного социально-экономического развития.

И в этом смысле, как представляется, обособление территории полуострова в лососёво-шельфовый резерват с одновременным приданием ему соответствующего административно-хозяйственного статуса, может, по моему мнению, стать основой регионального хозрасчёта Камчатки. И такое тем более возможно, что этот статус может быть установлен простым постановлением Верховного Совета и Правительства СССР без того и до того, как всё народное хозяйство страны будет переведено на территориальный хозрасчёт.

Тем не менее, повторяю, обособление территории полуострова (только полуострова с прилегающим к нему шельфом, без материковой части области) в качестве лососёво-шельфового резервата вряд ли стоит считать основной целью или самоцелью. И вот почему. Как показывает анализ современного состояния с экологией, прямыми, пусть бы и самыми искренними и благими, призывами к сохранению природы мы пока мало чего добились. Более того, даже и достаточно убедительные доказательства надвигающейся экологической катастрофы, грозящей уничтожить человеческую цивилизацию, не очень-то действуют и на население, и на принимающих решения об очередных проектах «покорения» природы. По сути дела с загрязнением природы сложилась точно же такая психологическая ситуация, как и с потреблением табака или алкоголя. Все знают, что это вредно, все знают, что это чревато серьёзной патологией, и, тем не менее, в стране курит до 70% населения. И, скорее всего, если мы и впредь будем лишь твердить о необходимости защиты и воссоздания природы, экологическую проблему нам с места, не сдвинуть. Но, в таком случае, не следует ли поступать так, чтобы охрана природы, хотя бы в наиболее благоприятных для этого случаях, становилась не целью (самоцелью), а средством достижения какой-либо иной, более конкретной, я бы даже сказал – утилитарной, целью.

Таковой вот утилитарной целью и могло бы стать превращение Камчатки в валютный цех страны. Подробнее об этом – то есть о предпосылках и возможностях становления народного хозяйства области в качестве источника валюты – говорится в моей предыдущей статье («Рыбак Камчатки», 13 октября с. г.). А потому лишь кратко изложу суть дела.

По мнению зав. отделом лососёвых исследований КО ТИНРО Б. Вронского (Экокурьер» № 7, 1989 г.) цена килограмма лосося на рынке США доходит до 30–32 долларов, и он пользуется там неограниченным спросом. С другой стороны, камчатские учёные-ихтиологи считают, что в 140 тысячах камчатских рек, речушек и ручьёв можно ежегодно вылавливать до 300 тысяч тонн лосося. Ну а дальше всё просто (просто в смысле постановки вопроса, а не в его решении, разумеется): 30–32 доллара перемножаем на три миллиона килограммов и получаем цифру в 9 миллиардов долларов ежегодного дохода. Кстати, поскольку содержание 30 тысяч человек населения, в той или иной степени связанного с лососем, в ценах сегодняшнего дня обходится в 150 миллионов рублей, то прибыль (прибыль, а не рентабельность) от таковой торговли выглядит просто фантастической.

Однако продолжим. И будем реалистами. А для этого станем считать цифру в 9 миллиардов долларов перспективной – то есть целью, к которой следует стремиться и не более того. Но вот вылавливать 120–150 тысяч тонн лосося в год нам, на полуострове, вполне по плечу. Для этого всего-то и следует срочно уменьшить разнообразную по характеру и интенсивности нагрузку на реки и водоёмы Камчатки. И, коль скоро (а прецедент есть: вспомним сравнительно недавнюю договорённость с Японией о сокращении вылова лосося на путях его миграции, за счёт чего его уловы в наших водах сразу же подскочили в несколько раз) мы сможем вылавливать в год до 150 тысяч тонн лосося в год, то продав его на международном рынке (желательно аукционным способом, как пушнину) сто с небольшим тысяч тонн лосося по названной выше цене, мы можем иметь от этого от 2,5 до 3 миллиардов долларов ежегодно.

Таким образом, подводя итоги, можно сказать следующее. Если предыдущую мою статью в «Рыбаке Камчатке» можно рассматривать как своеобразную панихиду по упущенным возможностям, то в настоящей заметке предлагается возможный вариант реализации исключительно высокого потенциала лососёвого промысла. При этом, считаю, что «позавчера» – то есть в 1959 году, когда было принято решение о создании комплексной модели развития народного хозяйства области, «просмотр» лосося как источника поступления валюты был хотя и обидным, но вполне естественным и даже закономерным для того времени. Просто всему своё время. Но уже «вчера», то есть десяток лет тому назад, движение по пути непременной комплексности на полуострове, в условиях резкого повышения цен на лососёвую продукцию и у нас и за рубежом, следовало бы считать консерватизмом. Лично же я убеждён в том (хотя кое в чём, несомненно, и ошибаюсь), что лосось может и должен стать важнейшим источником получения валюты для всей нашей страны с её предельно больной экономикой. И превращение Камчатки – то есть собственно полуострова с его шельфом – в национальный лососёвый (лососёво-шельфовый) резерват может стать решающим шагом на этом пути превращения полуострова в крупный валютный цех страны.