Нет такого преступления, говорил Карл Маркс, на которое не пошли бы капиталисты ради прибыли в тысячу процентов. Слова эти мною приводятся не для того, чтобы в очередной раз швырнуть камушек в капиталистический огород. Нет, высказывание это (хотя и привожу его не буквально слово в слово) – всего лишь предельно точно оттеняет нашу собственную бесхозяйственность. Не более, но и не менее.

Однако, собственно о бесхозяйственности, мы поговорим потом. Сейчас же я начну с, если можно так выразиться, с конца, аа точнее – с необходимого обобщения. Вот, к примеру, мы производим, борясь при этом за технический прогресс, больше всех в мире так называемого белково-витаминного концентрата (рыбной муки, говоря проще) тонна которого, как нас уверяют, обеспечивает нас с вами тонной мяса. Куда как хорошо, не правда ли? Но…. Но вот стоит эта самая тонна БВК вдвое дороже эквивалентной по питательности злаково-бобовой смеси. К тому же производство этого самого БВК исключительно антиэкологично. И в этом случае вполне уместен вопрос – и где же тут хозяйственность и технический прогресс?

В ответ на него здравый смысл подсказывает: сей себе горох, клевер, рапс да овёс, и получай двойные дивиденды на откормке тех же бычков до кондиции. Тем более, что этот самый концентрат, попадающий к нам с мясом, по сути дела является гормональным ядом. Ан нет, сеять рапс и горох нам негде, ибо заливные пойменные луга, травами которых во времена не столь уж и отдалённые мы могли бы, без преувеличений, прокормить всё коровье поголовье Западной Европы, ушли под воду рукотворных морей – всё того же технического прогресса ради. Правда, меня могут спросить – а как же электричество, эта важнейшая часть того самого технического прогресса? Отвечу – электричество гидростанций идёт на производство того самого ядоконцентрата. И всё, круг замкнулся, а мясо, которым мы до революции снабжали половину Европы, с наших прилавков почти исчезло.

Преамбула эта понадобилась мне для того, чтобы показать, если, конечно, сумею, что так называемый технический прогресс и на Камчатке может (да что там может, когда это уже факт) завершиться вращением средств и ресурсов ради самого вращения, а не для улучшения благосостояния людей. Но чтобы показать это, придётся начинать всё с того же лосося.

По авторитетному мнению специалистов-ихтиологов (Куренков, 1984; Куренков, Остроумов, 1986; Лагунов, 1984), на полуострове вполне можно довести добычу лосося до 300 и более тысяч тонн в год. По моему личному убеждению, которое, естественно, можно и нужно оспаривать ради установления истины, такое стает реально возможным только в том случае, если нам удастся избавиться от чрезмерного антропогенного давления на реки и водоёмы полуострова. А точнее, на лососёвые нерестилища, что возможно только при резком сокращении непроизводительного населения области. Однако давайте посмотрим, есть ли для столь радикального решения проблемы реальные экономические предпосылки.

Итак, природный потенциал камчатских рек и озёр позволяет (пока ещё позволяет) добывать не менее 300 тысяч тонн лосося в год. И ведь были, были времена, судя по литературным источникам, когда (в сороковые и пятидесятые годы) в области вылавливали и обрабатывали до 350 тысяч тонн этой деликатесной рыбы. Вылавливали, по сути дела вручную. И обрабатывали также практически полностью вручную.

Ну а теперь давайте посчитаем. Однако прежде, для простоты и наглядности (ведь не всё же население области участвовало в добыче и переработке рыбы) договоримся, что эти самые 300 тысяч тонн лосося добывали и перерабатывали 30 тысяч человек (с чадами и домочадцами). В современных ценах (3 руб./ кг – горбуша, 5 руб. – кета, 6 руб. – красная и кижуч, 9 руб. – чавыча, 12 руб. – их печень, 22 руб. – икра) такое количество рыбы дало бы (в случае максимально полной и глубокой переработки, разумеется) до 1,5–1,8 млрд. рублей товарной продукции.

С другой стороны, нынешние 466 тысяч населения области на свои нужды тратят – привожу облстата за прошлый год – более 2 миллиардов рублей. И при этом остаются должны государству, по разным оценкам, от 100 до 600 млн. рублей. Нетрудно убедиться, что на каждые 30 тысяч камчатских жителей приходится до 150 млн. рублей. То есть, возвращаясь к экономической отдаче лососёвых, если бы в области проживало 30 тысяч человек (с чадами и домочадцами), которые бы вылавливали всё те же 300 тысяч тонн лосося, то прибыль от этого «архаичного» способа ведения хозяйства достигала бы 1000–1200%. Или, говоря иначе, на каждый вложенный в добычу и переработку лосося рубль, страна имела бы 9–11 рублей отдачи. А ведь есть ещё и резерв – воспроизводство, благодаря которому Япония, например, с тех же нерестовых площадей имеет до полутора раз большую отдачу. Есть, к тому же, и механизация, доля которой в настоящее время на переработке лосося составляет всего лишь 8% против 45–60% у тех же японцев.

Но всё познаётся в сравнении – не так ли? Вот и посмотрим на доходность (рентабельность – точнее) других отраслей Камчатки. Шестьдесят лет мы усиленно вырубали лес в долине реки Камчатки, но лишь в самое последнее время стали получать от лесной отрасли 5–7 копеек сверх вложенного в неё рубля, погубив попутно лососёвых нерестилищ с возможной годовой добычей до 30 тыс. тонн лосося. Начиная с 1959 года мы стали интенсивно, под благородной целью самообеспечения области сельхозпродукции, развивать сельское хозяйство. Результат – до половины урожая ежегодно сгнаиваем, лососёвые нерестилища уничтожаем, но убыточны в этой отрасли до предела.

Обратимся теперь к возможному развитию на полуострове горнорудной отрасли. Да, я согласен, что от разработки полезных ископаемых можно иметь миллиард, а может и два три миллиарда рублей годового дохода. Дохода. Но что взамен? Во-первых, по самым оптимальным оценкам, рубль, вложенный в геологию, даёт не более 20–30 копеек отдачи. Например, Магаданская область со всем её золотом и прочим, выдала в прошлом году товарной продукции на 2,5 млрд. рублей. Сколько при этом было потрачено на содержание её 550-тысячного населения мне неизвестно. Но если наши жители – 466 тысяч человек – истратили более 2 млрд. рублей, то уж 550 тысяч магаданцев, при их северном коэффициенте и двойных надбавках, наверняка потратили не менее 2,8–3,0 млрд. рублей.

Во-вторых, дабы заиметь миллиард от горнорудной отрасли, в неё нужно предварительно вложить от 5 до 10 миллиардов. В-третьих, миллиард дохода от добычи полезных ископаемых – это, примерно, двести тысяч человек, в той или иной степени привязанных к этой отрасли (цифры по Магаданской области приведены, так что рассчитать нетрудно). И, значит, эти 200 тысяч нужно либо завести с материка, либо «изъять» их из Петропавловск-Елизовской городской агломерации – третьего не дано. Но в таком случае, чем это «переселение» лучше предлагаемого мною отселения с Камчатки?

Ну а теперь давайте сравним всё окончательно. Итак, с одной стороны, мы имеем вариант возможного отселения жителей области и, в результате, десятикратную прибыль при доходе только от лосося в 1,5–1,8 млрд. рублей. Я говорю – только от лосося, поскольку камчатский шельф, который также может быть уничтожен техногенной деятельностью, также даёт 1 млрд. рублей годового дохода и около полумиллиарда рублей чистой прибыли.

С другой стороны, у нас есть сверхубыточное сельское хозяйство, разорительная судоремонтная индустрия (по неофициальным данным ремонт одного судна в Петропавловске обходится в 1,5–2 раза дороже, чем постройка точно такого нового) и, как нам обещают, малорентабельная горнодобывающая отрасль с ей технократическим «раем». Почему в скобках? Да потому что шахтёры Кузбасса, Донбасса и других регионов страны в первую очередь требуют чистого воздуха и чистой воды, а уж только затем – еды в достатке. И потому, что почвы и леса при добыче полезных ископаемых деградируют, леса – вырубаются, реки – загрязняются, а золото и всё прочее подземное через 20–30 лет после начала разработки исчезает, оставляя на память лунный пейзаж. И только лосось, если, конечно его сохранить, вс1 также будет заходить в камчатские реки, принося при этом десятикратную прибыль.

Предвижу вопрос – а как же быть с людьми, ведь им надо работать. Слов нет – надо. Вместо ответа позвольте задать и мне встречный вопрос, хотя, на первый взгляд, он вроде бы и не относится к нашей теме. Как вы, уважаемые камчадалы (кстати, это слово мне лично многим предпочтительнее, чем грамматически безукоризненное – камчатцы) относитесь к обуви? Уверен, что любой из вас предпочитает покупать импортную. Или я ошибаюсь и тут? Но тогда следующий вопрос. А чем мы камчадалы (заметьте, я не отрываю себя ото всех) лучше наших советских «сапожников», которые прямо-таки завалили склады и полки магазинов продукцией (800 миллионов пар обуви только в прошлом году, против 300 миллионов пар в США), хотя при этом нам обуться не во что? Разве мы точно также не «зарываем» свой труд и ресурсы куда угодно, только не в наиболее важное и прибыльное, дабы только быть не «хуже других» и иметь инфраструктуру народного хозяйства «как у всех». Не отдавая себе при том отчёта в том, что упование на геологические ресурсы уже обернулось для нашего государства тем, что мы объели, в самом примитивном смысле этого слова, 2–3 поколения наших потомков, но до сыта так и ели.

Так что, по-моему, стоит приостановиться и призадуматься. Тем более нам, камчадалам, Ибо и через 10, и через 15 лет ни сельское хозяйство, ни лесная отрасль, ни горнорудная промышленность не смогут создать малоотходные, а тем более – безотходные, технологии, щадящие лососёвые нерестилища. Но через те же 10-15 лет лосось и биоресурсы шельфа могут исчезнуть. Потому что, увы, и сами рыбаки, опутанные и запутанные министерствами и ведомствами, более чем интенсивно подрывают свою собственную гидробиоресурсную базу.

В связи с этим выскажу крамольную мысль. Представьте, уважаемые читатели, что все те, кто вырубает три дерева, а в дело пускает только одно, кто выпускает 800 пар обуви, вместо 400 миллионов действительно нужной, кто роет ненужные каналы и создаёт столь же ненужные моря, ради, в конечном счёте, уничтожения природной среды, кто, наконец, вылавливает три рыбины, но одну из них пускает на муку, а другую просто выбрасывает в воду, поскольку мощность приёмных и обрабатывающих средств в 3–3 раза уступает мощи добывающих, а главное – все те, кто допускает и понуждает нас заниматься всей этой суматошной деятельностью, просто бы получали свою зарплату и сидели при этом дома? Представили? Я вот отчётливо осознаю, насколько чисты, полноводны и рыбны были бы наши реки и моря, как по-прежнему бы от края и до края расстилались наши леса. И не «любовались» бы мы радужным спектром ядовитых дымов, не дышали бы отравленным воздухом, не пили бы загаженную воду.

Так давайте же вместе подумаем, как нам хозяйствовать на полуострове. А подумать есть над чем. К примеру, страна готова выделить нам до полутора миллиарда рублей на «укрепление» строений областного центра и других поселений. Я намеренно беру слово укрепление в кавычки, поскольку, с позиций здравого смысла, не могу понять, как это можно укреплять? Не лучше ли будет на этот же миллиард-полтора материально подкреплённых рублей выстроить в европейской части страны 50–75 тысяч квартир для пока ещё здравствующих камчадалов, дабы они спокойно, без угрозы здоровью и самой жизни, трудились в местах, более приспособленных для нормального существования. Тем более, что только за счёт экономии по содержанию на полуострове 250 тысяч человек страна получит не менее миллиарда рублей в год. Миллиард в год и без всякой добычи золота и всего прочего. Да ещё до полутора миллиардов – от сохранённого и приумноженного лосося. Убедите меня, что я не прав. Но только весомо, а не эмоционально.

P.S. Заметки эти были уже написаны, когда в «Камчатской правде» от 21 июля этого года была напечатана статья Н. Матюшонка «Билет на ковчег… Кому?» Позволю себе по этому поводу привести несколько соображений. Во-первых, я не один сезон проработал в полевых геологических партиях и уже только потому отношусь с уважением, как к самим геологам, так и к геологии как таковой. Во-вторых, защитники природы (без кавычек) «проснулись» вовсе не вдруг – просто до недавнего времени о бедах с экологией у нас говорить по сути дела было запрещено, тогда как победные реляции с миллиардными цифрами и восклицательными знаками по поводу очередного факта «покорения» природы и до сих пор не сходят с газетных полос. В-третьих, Н. Матюшонок в полемическом задоре, как мне кажется, заметно, выражаясь языком Штирлица, подставился – он не упомянул о том, что деструктивное воздействие любой техногенной зоны простирается на расстояние в несколько (до десяти и более) раз, превышающее размеры самой этой техногенной зоны. А потому, поскольку с увеличением диаметра площадь круга возрастает в квадратичной пропорции, то и общая площадь деструктивных ландшафтов и экосистем с названных 500 увеличивается до 20–25 тысяч км², а с учётом шельфа, куда будет сноситься вся грязь, и до всех 100–120 тысяч км². А это уже более чем серьёзно, ибо сравнимо со всей площадью полуострова (270 тыс. км²). И, что многим хуже, при этом поражаемые территории оказываются привязанными к наиболее населённым и, одновременно, наиболее же богатым рыбой районам полуострова.