Вот уже два месяца миновало с того дня, как произошла моя беседа с Н. А. Синетовым («Камчатская правда», 23 августа 1989 г.). И, казалось бы, в суете повседневности можно было бы и позабыть об этом. Однако что-то в той беседе притягивало к себе, хотя и не находило объяснения. Сейчас же, немного разобравшись-таки в собственных мыслях, достаточно уверенно могу сказать, что смутила меня «неожиданная» просительность интонаций в речи председателя облисполкома.

Дабы не быть голословным, сразу же перейду к деталям произошедшего разговора. Вот, к примеру, по ходу дела всплыл в разговоре вопрос о создании на Камчатке научного института, интересы и деятельность которого были бы подчинены проблемам рационального использования и воспроизводства рыбных и прочих биоресурсов рек и шельфа области. И со стороны председателя облисполкома прозвучало: мы (областные власти) столько лет уже просили вышестоящие инстанции о создании такого института, но что, дескать, поделать, что нам пока не идут навстречу.

А ведь, в сущности, область могла бы и не просить о такой малости. Посудите сами, на такой большой научно-исследовательский коллектив, как Институт вулканологии ДВО АН СССР, государство ежегодно выделяет 4,5 миллионов рублей, или около одного миллиона на каждую сотню сотрудников (и не только научных). С другой стороны, мировая практика показывает, что наиболее производительно ведёт научный коллектив (учреждение), численность персонала которого не превышает 150–200 человек. Всего, повторяю, персонала, а не только учёных. Так неужели области (рыбной отрасли) нельзя выделять эти несчастные два миллиона в год, помня при этом, что лосось (который в первую очередь станет объектом этого института) сегодня даёт несколько сотен (до полумиллиарда) рублей дохода, запасы которого, возросшие стараниями будущего института, смогут возрасти в полтора-два раза? К тому же и «заказывать музыку» в этом случае будут облисполком и рыбаки, которые и работу станут спрашивать сполна, не оглядываясь при этом на Совмин, Минрыбхоз, Академию наук и прочие инстанции, организации и ведомства.

Но как мне кажется, в этом случае просить можно было бы и по другому. Ведь даже по ценам вчерашнего дня одна тысяча тонн лососей даёт 2 миллиона долларов. В довоенные и послевоенные годы только в бассейне реки Камчатки вылавливали, по разным данным, от 35–40 до 70 тысяч тонн лосося в год. Но стали усиленно вырубать лес, устлали дно реки и её притоков древесиной, нарушили водно-геохимический баланс воды и загубили гектары нерестилищ. И в результате в 1988 году в бассейне реки Камчатки добыли всего 4,5 тысяч тонн лососей. А нет бы лет десять назад (впрочем, это ещё не поздно сделать и сейчас) предложить тому же Минлесхозу: вы, мол, в течение определенного периода (5–10 лет) постепенно сокращайте вырубку леса на полуострове до разумных пределов, а мы взамен обязуемся в течение такого-то времени (по договорённости) выплачивать валютой, получено от продажи сохранённого и приумноженного лосося, соответствующую компенсацию. Ну-ка, кто подсчитает, сколько десятков миллионов долларов мы потеряли, не заключив вовремя таковой договор?

И ещё один пример. Речь пойдёт о возможности и необходимости строительства жилья для камчатцев в центрально-европейских регионах России. Поясню, что этот нюанс в беседе возник в связи с моим предположением («Камчатская правда», 21 июня, 1989 г.) о том, что, возможно, экономически было бы выгоднее (да и по человечески – оправданней) возить в «европы» не семьи рыбаков (и самих рыбаков) на кратковременный отдых, а возить одних только рыбаков из «европ» на работу и обратно. Если учитывать, что рыбацкие рейсы длятся 2–3, а порой и все 5–6 месяцев, плюс набегающие за рейсы отгулы, то такая перевозка к месту работы и обратно обойдётся дешевле, чем содержание рыбака и его семьи на Камчатке. Да и отрываться от своих родовых корней человек не будет – надо ли говорить, что оторванность от отчего дома и так уже обернулась для государства многими бедами.

Но вернусь к теме разговора. В принципе Н. А. Синетов согласился со мной в том, что строить жильё для камчатцев на материке нужно. Однако объяснил, что все попытки обкома и облисполкома выпросить дополнительное жильё для камчатцев в центральных районах страны заканчиваются, в основном, безрезультатно, так как жилищная проблема остра повсюду.

Слов нет – проблема с жильём остра до предела. Но тем паче есть резон изменить политику. То есть надо воспользоваться – именно воспользоваться! – нашей ж донельзя консервативно-замшелой системой распределения фондов, лимитов и ресурсов. Почему бы, например, с согласия, разумеется, центральных органов и ведомств, не обратиться к властям Тульской, Орловской, Владимирской и т. д областей с деловым предложением. Мол, дорогие товарищи, вам нужно жильё – и нам тоже. У нас есть фонды, лимиты и ресурсы для возведения жилья, но острая нехватка рабочих рук. У вас же скорее наоборот, с трудовыми ресурсами получше, но недостаточно фондов и лимитов на строительные материалы и ресурсы. И вот поскольку вместо одного строительного объекта, возведённого на Камчатке, можно построить три точно таких же объекта у вас, предлагаем вам за счёт наших, камчатских, фондов и лимитов возвести в ваших областях по одному ДСК (вместо одного нашего ДСК-2). Более того, строя за счёт, опять же, наших фондов и лимитов на ресурсы, новое жильё, вы станете получать треть или даже половину (по договорённости) вновь возведённого жилья для собственных нужд.

Возможен такой вариант? По-моему, вполне. Более того, такой вариант может быть предпочтительным в смысле решения проблемы сейсмической опасности для Петропавловск-Елизовской городской агломерации. Поскольку это обойдётся многим дешевле. Поскольку это будет осуществлено гораздо быстрее. Поскольку это сохранит спокойствие и нервы всем, искренне боящимся ожидаемого землетрясения. По-человечески, более порядочней (да и экономически оправданней) дать возможность покинуть Камчатку, чем удерживать их здесь, привязав к жилью.

Экскурс этот в проблему строительства жилья за счёт Камчатки, но в не её пределов, равно как и поверхностное обозрение проблемы сейсмической опасности, понадобилось мне для того, чтобы попробовать ещё раз показать, что просительность (дайте нам фонды, дайте лимиты, дайте нам ещё один ДСК, дайте то, дайте это) может оказаться плачевной не тольк с экономической точки зрения. Однако и с экономических позиций просительность камчатских властей, вовсе, как мне кажется, себя не оправдывает.

Посудите сами. В желании развивать экономику Камчатки «комплексно» мы «преуспели» до такой степени, что поставили на грань уничтожения то единственное, чего ради и стоило бы трудиться. Я имею в виду гидробиоресурсы рек и шельфа полуострова и прежде всего – лосося. Оглядываясь на год 1959, когда было принято решение о комплексном развитии народного хозяйства области, нельзя не признать, что по оценкам того времени оно было если и не абсолютно верным, то уж, во всяком случае, наиболее аргументированным. Потому что, с одной стороны, трудно было тогда предвидеть все последствия таково развития. К тому же и интенсивность индустриализации области предполагалась многим меньшей. В частности, считалось, что численность населения областного центра не должна была превышать 120–150 тысяч человек. С другой стороны, в те годы предположить такой резкий подъём цен на продукцию рыбной отрасли было невозможно. А, значит, невозможно было оценить и возможную отдачу от рыбы в перспективе. Ну а раз заведённая машина уже сама по себе стала наращивать обороты, тем более, что и до сих пор успехи хозяйствования в нашей «экономике» оцениваются не по реальной отдаче (прибыльности), а по объёмам (суммам) вложенных средств, то ест по затратам.

А между тем область буквально сидит на золоте. По мнению зав. отделом лососёвых исследований КО ТИНРО Б. Вронского, цена одного килограмма лососёвых на рынках США достигает 30–35 долларов (долларов, а не рублей). Но и это ещё не предел. Ибо шейхи Саудовской Аравии и прочих арабских эмиратов готовы платить (и платят) за экологически чистую (пока ещё чистую) лососёвую продукцию заметно больше. Более того, тенденция развития мировой экономики таковы, что цена на естественные продукты питания растёт и будт возрастать постоянно. И в этом свете базовая (заниженная) цена одного килограмма лососёвой продукции, рассчитанная специалистами «Ленгипрогора» в их проекте развития Камчатской области, наводит на мысль о сознательном, в угоду Мингео и прочим министерствам и ведомствам, занижении экономической роли лосося. Ибо основана она, эта столь низкая цена, на реалиях вчерашнего дня и позавчерашней технологии изготовления конечной продукции. Посудите сами, один килограмм солёной горбуши стоит 2 рубля, а та же горбуша, закатанной в баночку, стоит 5–6 рублей. Икра лососёвая в бочках стоит 20 рублей за килограмм, а расфасованная по баночкам – 37 рублей. К тому же просто засоленная, хотя бы и в баночках, деликатесная рыба не идёт ни в какое сравнение с тем, что делают японцы и южнокорейцы (да и, отчасти, наши эстонцы) из самой что ни на есть бросовой рыбы.

А вот теперь давайте немного посчитаем. По оценкам камчатских учёных (Куренков, 1984; Куренков, Остроумов, 1986), на полуострове можно вылавливать до 300 тысяч тонн лосося ежегодно. Ежегодно! Умножив эту цифру на 30–32 доллара, мы получаем сумму в 9 миллиардов прибыли год. Именно прибыли, ибо такое количество лосося вполне сможет выловить и обработать 30 тысяч человек (рыбаки, обработчики, их семьи и вся сопутствующая инфраструктура обслуживания), содержан е которых обойдётся, примерно, в 200–250 миллионов долларов.

Понятно, конечно, что цифра в 9 миллиардов является всего лишь перспективной и несколько умозрительной. Но, во-первых, и оценки геологов, которые кладутся в планы развития Камчатки, не менее перспективны, и не менее умозрительны. Но, во-вторых, эти показатели вполне достижимы, если убрать с полуострова все те отрасли, которые наносят прямой и косвенный ущерб рыбному хозяйству в целом и лососёвым нерестилищам в первую очередь. И если, конечно же, всерьёз заняться сохранением и воспроизводством лосося.

Кстати сказать, по мнению члена-корреспондента АН СССР В. П. Чичканова, один рубль, вложенный в воспроизводство лосося приносит 10 рублей прибыли. А кстати потому, что это с этим мнением полностью совпадает моя оценка рентабельности лососёвого хозяйства («Камчатская правда» от 29 августа 1989 г.). К тому же, обе эти оценки оказываются в 10–100 раз выше оценок рентабельности лесной, горно-добывающей и, тем более, лесной, сельскохозяйственной и судоремонтной отраслей области.

Итак, повторюсь, цифра в 9 миллиардов долларов, хотя в принципе и реальна, но пока лишь всего перспективна. А что же мы сможем иметь уже завтра? Очень, думаю, немало. Если мы, например, в ближайшие два-три года резко сократим давление на лосося, то вполне сможем довести его добычу до 120–150 тысяч тонн в год. Для сравнения: если в 1988 году было выловлено 49 тысяч тонн, в этом году – около 80 тысяч тонн, то в недавнем прошлом 120–130 тысяч тонн были повсегодной реальностью. Так что вылов 120–150 тысяч тонн вовсе не фантазия.

Отсюда, оставляя ежегодно 20–25 тысяч для внутреннего потребления (как это происходит в реальности сейчас), мы бы могли каждый год реализовывать (желательно на аукционах, как пушнину) 100 тысяч тонн лосося (вернее, продукцию, полученную из этих 100 тысяч тонн). И, следовательно, зарабатывать на этом 2,5–3 миллиарда долларов в год.

И вновь займёмся расчетами, опять же памятуя при этом о просительности тона руководств области. Что же это такое эти самые 2,5–3 миллиарда долларов? В 1988 году страна наша закупила 35 миллионов тонн зерна, затратив на это около 2,0 миллиардов инвалютных рублей или около 2,5 миллиардов долларов (по официальному курсу один доллар стоит 0,87 инвалютного рубля). В то же время в этом же 1988 году было употреблено около 200–210 млн. тонн зерна. И это значит, что если бы камчатцы занимались только рыбой и сберегли её, то, продав 100 тысяч тонн лосося, они могли бы в течение года кормить хлебом каждого седьмого человека в стране. Сравните, население области на конец 1989 года составляет всего 466 тысяч человек – то есть один камчатец мог бы прокормить 75–80 человек.

Однако мало того, что мы, камчатцы, могли бы покупать хлеб для страны за границей. Зерно, как известно, мы закупаем почти исключительно за нефтедоллары. И в прошлом году за тонну зерна вынуждены были отдавать тонну нефти. Но тогда получается, что если бы Камчатка по-прежнему вылавливала 120–150 тысяч тонн лосося, то продав 100 тысяч из них, мы бы в придачу к 35 миллионам тонн зерна «подарили» бы государству 35 миллионов тонн нефти. Ну как тут не вспомнить о том, что пресловутую нефть ищут на Камчатке вот уже полувека, вбухали в это дела миллиарды и миллиарды рублей и горы ресурсов, уничтожили изрядное количество лососёвых нерестилищ, а отдачи всё нет и нет. И предвидится скорее только полное уничтожение биоресурсов рек и шельф западного побережья, если оную нефть всё-таки начнут добывать. Причём рентабельность этих сверхмасштабных для области мероприятий вряд ли превысит 20–30 копеек на каждый вложенный рубль, тогда как, повторю, каждый рубль, вложенный в воспроизводство лосося, даёт, в расчёте только на внутренний рынок, десять рублей прибыли.

Вот я и спрашиваю – сколько же можно просить, обладая таким уникальнейшим богатством как лосось? К тому же есть ещё и гидробиоресурсы шельфа, которые если по рентабельности и уступают лососю, то ненамного. Так не пора ли областным властям окончательно определиться: что и как? По-прежнему ли «комплексно» развивать народное хозяйство, ориентируясь на «заморские» модели и прислушиваясь к рекомендациям экспертов, мыслящих «заморскими категориями»? Или всё-таки удариться в «узкую» специализацию, ориентируясь на лосося и гидробиоресурсы шельфа?

И последнее. Мне, стоящему в самом низу социально-иерархической лестницы, конечно же, легко и критиковать, и отрешаться от стереотипов. Но заповедь учит: не суди – и судим не будешь. Это я о том, что понять руководство области, в принципе, можно. Сегодняшние наши руководители прошли эту самую иерархическую лестницу от и до. При этом от них прежде всего требовалось выполнение правил игры – неугодные отсеивались автоматически. Так что ничего удивительного и, тем более – неестественного, в привычке просить и не высовываться нет. Системе нужны были такие люди – она их таковыми и делала. Но сейчас-то мы стоим на переломе: или мы все, в том числе и нынешнее руководство области, пересмотрим наши ценности и ориентиры, или свернём к ещё большей зарегулированности наших экономико-хозяйственных отношений. Так что период выжиданий заканчивается. Наступило время принимать решение. А принимать его лучше, во всех смыслах, сообща. И я свою лепту, считаю, внёс, если мне удалось привлечь внимание ко всему изложенному в этих заметках.