Объективно, в силу природных условий, Крайний Север с его богатейшими ресурсами развивался и развивается путём создания подлинного натурального хозяйства. Причём если до эпохи индустриализации оно существовало в своём классически чистом виде (собственные кадры, сырьё, технологии), то с началом освоения хибинских апатитов, воркутинских углей, норильских полиметаллов и колымского золота это натуральное хозяйство стало создаваться силами приезжих (и, увы, далеко не всегда лучших) кадров, на основе привозной (и опять же, зачастую отсталой) технологии и за счёт привозного же сырья.

Первопричины такого хозяйствования просты. С одной стороны, это изначальное отсутствие постоянной и надёжной связи с обжитыми регионами страны. Поэтому ведущие производства просто-напросто нуждались для своего функционирования в создании сети вспомогательных мелких производств и служб. Во-вторых, этому способствовало массовое использование примитивного ручного труда – не будем забывать, что привычка использовать именно ручной труд во многом пошла от тех, не так уж и далёких, времён, когда стройки Севера возводились почти исключительно трудом одних репрессированных. Времена, к счастью, ушли в прошлое. Но психология хозяйственников, увы, осталась. Ибо и по сей день многие, если не большинство, проблемы Севера пытаются решать привлечением дополнительной рабочей силы без коренной перестройки самой структуры хозяйствования.

Для примера обратимся к Камчатке, проблемы которой нам более или менее знакомы (В «Дальневосточном учёном» ранее была опубликована статья «Тупики Камчатки». См. № 8, 1988 г. – Ред.). За последние 15 лет население полуострова выросло вдвое. Благая цель такого сверхбурного роста – увеличение добычи рыбы. Что ж, цель была достигнута – за этот же период вылов рыбы также увеличился почти вдвое. Но ведь какой ценой!

Так что вывод напрашивается однозначный – двойной прирост кадров не обеспечил качественного скачка. Или, говоря иначе, коль скоро кадры (и старые и новые) не сумели обеспечить качественного рывка, то эти кадры так себе, средненькие. И лучшее доказательство невысокого уровня кадров – степень механизации рыбной отрасли.

Действительно, о каком качественном рывке может идти речь, если и после пополнения флота Камчатки новыми судами доля механизации в рыбодобыче и рыбообработке в лучшем случае достигает 50–60%, в среднем составляет 30–40%, а на обработке лосося – этой основы основ экономики области – не превышает и 10%. Так что далеко не случайно один маленький, с экипажем всего в 5–6 человек, кораблик рыболовецкой фирмы США вылавливает и перерабатывает столько же рыбы, сколько одни наш большой морозильный траулер с его доброй сотней человек на борту.

Не лучше обстоят дела и в других отраслях и производствах. Вот отчего прежняя модель народного хозяйства Крайнего Севера просто не могла существовать, а тем более – развиваться, без постоянного притока дополнительной рабочей силы со стороны. Но когда времена изменились, для того, чтобы привлечь эту дополнительную силу, понадобилось ввести новые дополнительные льготы. И на какое-то время это помогло. Но только на время. Ибо, в конце концов, эти льготы оказались не так уж значительными. То есть, точнее, они не стали привлекательными для высококлассных специалистов, но вполне устраивали всякого рода летунов, искателей безалаберной жизни и, в последнее время, грех скрывать, и желающих всего за год-два получить повышенную пенсию. И на Север. Буквально, валом поехали сторожа, дворники, разнорабочие и прочие мало, а то и вовсе неквалифицированные люди. Да почему бы и не поехать – дорога оплачивается, подъёмные выдаются, квартиры по прежнему месту жительства бронируются…

И никакого преувеличения. Дело дошло до того, что в отдельных местах той же Камчатки возникла проблема трудоустройства местных жителей, и в первую очередь из числа представителей коренных национальностей. По сути дела эта доступность Севера, на обеспечивая решительного повышения качества жизни и труда, уже начинает отнимать у коренного населения средства к существованию, понуждая его к невольному паразитированию. И уж совершенно точно, это вытеснение не даёт местному населению навыков высокопроизводительного и высококвалифицированного труда. Так что очевидные просчёты таковой политики слишком велики, чтобы закрывать на них глаза.

И в самом деле, издержки эти уже привели к тому, что в экономическом развитии Севера обозначился застой, тупик. По-прежнему расширять (слов нет – это необходимо) производство за счёт преимущественно приезжих кадров во многом становится невозможным. Северные районы и без того сплошь и рядом едва ли наполовину обеспечены жильём. Социальными благами и, главное, теплоэнергообеспечением. И в то же время антропогенное давление на крайне ранимую природу Севера уже поставило многие северные территории на грань экологической катастрофы.

Вполне очевидно, что Крайний Север нуждается в срочном отходе от прежней модели хозяйствования и в переходе к новой концепции развития. И по нашему мнению, таковой моделью может стать перевод экономики Севера на кооперативные начала. Всего лишь один пример по этому поводу, позаимствованный нами из «Литературной газеты». В городе Невьянске, на Урале, десятки лет существовал кирпичный завод. Именно существовал, поскольку все эти десятки лет он был катастрофически убыточен. И что же? Всего через три месяца, как этот завод был отдан кооператорам, производство кирпича на нём увеличилось вдвое при одновременном уменьшении численности работающих также вдвое и, главное, при сокращении управленческого аппарата вшестеро. Подумать только, при той же самой технологии (о коренной перестройке технологии за три месяца не может быть и речи) производительность труда удалось поднять вчетверо и, при этом, осовбодиться отхудшей половины рабочих рук. Вот так бы и на всём Севере. Взят бы и перевести все оленеводческие, рыболовные и тому подобные колхозы, совхозы и предприятия, все госпромхозы, а также вспомогательные службы (а, по возможности, и основные производства) на кооперативное обслуживание. Высвободилась бы добрая половина рабочих рук, в сущности занятых зряшным трудом. Впятеро-вшестеро, а то и более, подсократилось бы крайне многочисленное племя управленцев. Доходит ведь дело до абсурда – в Корякском автономном округе, например, на 40 000 жителей, 10 000 из которых составляют представители коренных национальностей, приходится никак не меньше 15 тысяч всяческого начальства, инфраструктуры его обслуживания, а также чад и домочадцев тех и других. Или, скажем, зачем на Командорских островах, где проживает всего 600 алеутов, за счёт создания национального района надо было увеличивать общее население до 1200 человек? Пусть бы то же село Никольское, равно как сёла Анавгай и Эссо Быстринского национального района, приобрели статус национальных посёлков. И пусть бы всю советскую и партийную власть в них осуществляли бы не райкомы и райисполкомы с их до предела распухшими аппаратами, а поселковые советы, работу которых координировали бы всего один-два инструктора по национальным вопросам при облисполкоме и обкоме.

В дополнение к переводу хозяйства Крайнего Севера на кооперативные рельсы, следовало бы, по нашему мнению, уже сейчас, не дожидаясь самой этой кардинальной реформы, отменить изжившие себя льготы северянам и ввести новые, более приемлемые и эффективные. Давно пора, например, отказаться от практики начисления пенсии по последним 12 месяцам трудового стажа. Необходимо целиком и полностью отказаться и от привлечения специалистов на договорной основе. Ибо, во-первых, специалист высокого класса далеко не всегда поедет на Север, так как во многих случаях это чревато потерей квалификации. Ибо, во-вторых, вместо действительно нужных специалистов и рабочих дефицитных специальностей на Север сплошь и рядом едет слишком много совершенно иного рода людей. Ибо, в-третьих, благодаря перестройке системы образования, согласно которой предполагается, что это именно сами отрасли и предприятия будут заказывать и, главное, оплачивать учёбу необходимым (и по количеству и, разумеется, по качеству) специалистам, ненужность практики договоров не вызывает особых сомнений.

Но зато вместо этого стоит, в дополнение к имеющейся 15-летней северной выслуги лет, дающей право выходить на пенсию на 5 лет раньше общепринятой нормы, установить 25-процентную надбавку к пенсии для лиц, имеющих 24 лет северного стажа и 50% для тех, кто отработал на Крайнем Севере 35 лет. Более того, необходимо установить для проживающих на Севере неработающих пенсионеров с районным коэффициентом. Поскольку без этого пенсионеры Севера «проигрывают» пенсионерам европейской части страны. То есть, проиллюстрирую, если на конец 1988 года средний заработок составлял 427 рублей, то в целом по Союзу он составлял 210 рублей. И это означает, что для материковских пенсионеров, имеющие на момент выхода на пенсию заработок от 240 рублей и ниже, объём пенсии будут равен половине их заработка. А пенсионеры Камчатки со своих 427 рублей сразу по выходе на пенсию будут получать всё те же 120 рублей, или одну треть, а то и всего одну пятую от своей реальной зарплаты. И таких пенсионеров на Крайнем Севере не меньше половины от всего числа выходящих на пенсию. Так что от этой проблемы отмахиваться не стоит. Ну а чтобы предвзятый читатель не подумал, что много, мол, хотя эти камчадалы, отметим, что по последним статистическим данным в сберегательных кассах на одного жителя области приходится 970 рублей, тогда как в среднем по Союзу эта цифра составляет 1000 рублей. То есть, получается, что нашего двойного камчатского заработка хватает только на то, чтобы покупать время от времени помидоры по 12–15 рублей за килограмм, да съездить раз в три года в отпуск на «материк».

Ну и, наконец, есть ещё одно обстоятельство, на которое хотелось бы обратить особое внимание. Да, вполне понятно, что освобождение Крайнего Севера от, хотя бы, трети населения, занимающегося непроизводительным трудом, уже само по себе благо, ибо оно позволяет разом решить и экономические и экологические проблемы северных регионов. Но в целом значение предлагаемой меры куда как значимее. Напомним, содержание одного человека на Крайнем Севере обходится государству в 3–5 раз дороже, чем в средней полосе России. И это означает, что высвободив, по самым осторожным оценкам, Север от полумиллиона человек, страна сможет обеспечить работой, жильём и социальными услугами дополнительно (дополнительно к названному полумиллиону) не менее полутора миллионов человек в том же приходящем в упадок Нечерноземье. А как это важно, можно судить по тому, что Политбюро ЦК КПСС уже неоднократно рассматривало этот – спасение Нечерноземья – вопрос. Не говоря уже о том, что перед руководством страны со всей остротой стоит проблема – где и как найти дополнительные ресурсы для того, чтобы трудоустроить всех тех, кто в ходе перестройки народного хозяйства высвободится от непроизводительного труда.

Таким образом, Крайний Север, переведённый на кооперативную основу ведения экономики, может не только с успехом решить свои собственные проблемы, но и реально (и не только сырьём, как прежде) помочь Родине в нелёгкий период переустройства её экономических, политических и социальных основ. И, думается, что только одно это позволит не отмахнуться от предлагаемых в данной статье мер. А каково ваше мнение?