Новая интерпретация данных С. П. Крашенинникова о землетрясении и цунами 1737 года

«Из того произошло сие «Описание земли Камчатки». Оно приятно будет читателям по причине пополнения особенных тамошних земель обыкновений разными и ещё не слыханными достоверными известиями, каких в других географических описаниях не много находится. Кто желает оное читать для увеселения, тому большая часть содержания оного имеет служить к забаве; кто же смотрит на пользу, тот без труда найдёт оную, хотя бы похотел он пользоваться чем-нибудь, для наук или до употребления в общем житии касающемся. Надобно желать, чтоб предприемлющие впредь намерение упражняться в описании не знаемых или не с довольными обстоятельствами описанных земель труды свои располагали по примеру сего сочинения».

Миллер Г. Ф. Анонимное предисловие к первому изданию «Описания земли Камчатки».

Введение. Недавний 300-летний юбилей (октябрь 2011 года) С. П. Крашенинникова, вызвавший очередной всплеск внимания к научному наследию великого русского натуралиста, ещё раз показал, что многие научные данные студента

37

Императорской Академии наук (так официально называлась должность С. П. Крашенинникова в табели о рангах Второй Камчатской экспедиции) о природе Камчатки и до сих пор не потеряли своей научной значимости.

К числу таковых данных относятся и сведения о землетрясениях и вулканических извержениях, а также о сопровождающих их процессах и явлениях, на которые постоянно ссылаются геологи, геоморфологи, вулканологи, геофизики и другие специалисты, исследующие природу земной поверхности и земной коры. Вот что, например, пишут по поводу проблем сейсмологии В. Н. Чебров и А. А. Раевская: «Трудно переоценить значение знания исторической сейсмичности для понимания закономерностей сейсмического процесса, когда период инструментальных наблюдений за землетрясениями составляет немногим более 100 лет. Достоверность параметров каждого известного по историческим сведениям землетрясения в регионах со слабой или сильной сейсмической активностью имеет существенное значение для получения корректных (выделено мною. – В. Б.) оценок реальной сейсмической опасности, что важно при планировании развития территорий» [17]. И с этим мнением остаётся только согласиться, но лишь при условии предельно внимательного прочтения и осмысления первичных материалов, ибо, как показывает анализ работ, использовавших материалы С. П. Крашенинникова и Г. В. Стеллера, это требование выполняется далеко не всегда. Вот и В. Н. Чебров и А. А. Раевская, приводя, по их же словам, выдержку из «Пятого рапорта И. Гмелину и Г. Миллеру» о камчатском землетрясении 1737 года, почему-то совместили в одной цитате ([17], с. 224) как часть текста из названного «Пятого рапорта…», так и часть выдержки из основного текста «Описания земли Камчатки». Что поневоле побуждает выбирать один из двух вариантов объяснения этого промаха: либо авторы не обратили внимания на то, что в «Пятом рапорте…» приводятся ровно в два раза меньшая – 15 сажен против 30 – высота цунами, чем в основном тексте «Описания» и потому посчитали два текста идентичными; либо они решили, что С. П. Крашенинников, «занизив» в своём рапорте высоту цунами вдвое, допустил ошибку и потому её нужно исправить.

На самом же деле чрезмерно завышенные данные вкрались (и не по вине С. П. Крашенинникова) в основной текст «Описания земли Камчатки». Причём вплоть до конца 50-х годов прошлого века достоверность этих сведений сомнению не подвергалась. Лишь в 1957 году вулканолог А. Е. Святловский ([13], с. 7), обобщая характеристику последствий цунами 1952 года, пришёл к выводу о том, что приводимые в этом тексте оценки максимальной высоты цунами 1737 года являются завышенными. И только 4 года спустя сейсмологи С. Л. Соловьёв и М. Д. Ферчев [14] обратили внимание на то, что в своём «Пятом рапорте…» С. П. Крашенинников приводит данные, более соответствующие реальности, чем в основном тексте знаменитого «Описания земли Камчатки».

Тем не менее, и после этого многие исследователи продолжали и продолжают отдавать предпочтение сведениям, которые содержатся в основном тексте «Описания земли Камчатки». Например, в своей статье «Когда будет извергаться вулкан Авача на Камчатке» камчатские вулканологи И. В. Мелекесцев и В. Ю. Кирьянов пишут: «Предпоследний (IX) эруптивный цикл извержений вулкана Авача имел место около 1100–1200 гг., а последний (X) начался в 1737 г., совпав по времени с наиболее сильной и длительной в историческую эпоху серией землетрясений, которая, по описанию С. П. Крашенинникова (1949) продолжалась на всей Камчатке до конца 1738 г. и сопровождались разрушительными цунами с высотой волн до 65 м» ([9], с. 109). О высоте цунами в 30 сажен (64 метра) говорят и авторы книги «Землетрясение будет завтра» ([3], с. 16), которые также без всяких купюр и пояснений привели данные, представленные в

38

основном тексте «Описания земли Камчатки». Эту же оценку, ссылаясь на С. П. Крашенинникова, приводят и авторы монографии «Новейший и современный вулканизм на территории России»: «Начальная фаза землетрясения сопровождалась самым мощным за историческое время на Камчатке цунами с высотой заплеска воды более 60 м (!)» ([10], с. 559).

В связи со всем изложенным, закономерно возникают два вопроса:

1. Почему данные о высоте цунами основного текста «Описания земли Камчатки» С. П. Крашенинникова столь существенно разнятся, как от данных его же «Пятого рапорта…», так и от данных сходного по силе проявления цунами 1952 года (см. рисунок)?

2. Почему при характеристике цунами 1737 года авторы названных и многих других работ не обращали внимания на то, что высота волны в 30 сажени (64 метра) совершенно не вписывается в реальную ландшафтную обстановку региона событий?

Поиски ответа на эти вопросы и являются целью настоящей статьи.

Анализ исходного материала. Приведём выдержку из «Описания земли Камчатки», на данные из которой обычно ссылаются, когда говорят о цунами 1737 года: «После того как около Авачи, так на Курильской лопатке и на островах было страшное земли трясение с чрезвычайным наводнением, которое следующим образом происходило: октября 6 числа помянутого 1737 году пополуночи в третьем часу началось трясение, и с четверть часа продолжалось волнами так сильно, что многие камчатские юрты обвалились, и балаганы попадали. Между тем учинился на море ужасный шум и волнение, и вдруг взлилось на берега воды в вышину сажени на три (здесь и далее выделено мною, В. Б.), которая ни мало не стояв збежала в море и удалилась от берегов на знатное расстояние. Потом вторично земля всколебалась, воды прибыло против прежнего, но при отлитии столь далеко она убежала, что моря видеть невозможно было. В то время усмотрены в проливе на дне морском между первым и вторым Курильским островом каменные горы, которые до того никогда не виданы, хотя трясение и наводнение случалось и прежде. С четверть часа после этого спустя последовали валы ужасного и несравненного трясения, а при том взлилось воды на берег в вышину сажен на 30, которая по прежнему ни мало не стояв збежала в море, и вскоре стала в берегах своих, колыбаясь чрез долгое время, иногда берега понимая, иногда убегая в море. Перед каждым трясением слышен был под землёй страшной шум и стенание.

           От сего наводнения тамошние жители совсем разорились, а многие бедственно скончали живот свой. В некоторых местах луга холмами и поля морскими заливами зделались. По берегу Пенжинского моря было оно не столь чувствительно, как по Восточному, так что большерецкие обыватели ничего чрезвычайного из того не заключали; а было ли при устье Большей реки наводнение, про то не ведомо, потому что у моря никому тогда быть не случилось. По крайней мере весьма малому там быть надлежало, для того, что не снесло ни одного балагана из стоящих на кошке.

           В то время мы плыли из Охоцка к большерецкому устью, а вышед на берег октября 14 дня довольно могли чувствовать трясение, которое случалось временем столь велико, что на ногах стоять было не без трудности, а продолжалось оно до самой весны 1738 году, однако больше на островах, на Курильской лопатке и по берегу Восточного моря, нежели в местах отдалённых от моря.

Большерецкие казаки, которые были в то время на Курильских островах, сказывали мне, что они по бывшем первом разе трясения на горы бежать устремились вместе с курилами, оставя все свои вещи, которые купно с курильскими жилищами погибли» ([7], с. 207).

39

           Проявления цунами на побережье Камчатки, Курильских и Командорских островах ([4], c. 29).

           1 эпицентр землетрясения и очаг цунами: сплошная линия – контур очага установленный, пунктирная – контур очага вероятный, 2 эпицентры землетрясений, вызвавшие цунами, 3 максимальная наблюдаемая высота подъёма воды (м).

40      

С одной стороны, необходимость полного приведения данной выдержки вызывается тем, что долгие 200 лет со дня выхода книги С. П. Крашенинникова (1756 год) она была единственным источником данных о землетрясении и цунами 6(17) октября 1737 года. И все эти годы исследователи, как правило, ограничивались извлечением из неё двух-трёх отдельных фрагментов, что в той или иной степени искажало реальную картину описываемых событий. С другой стороны, полное приведение столь значительного по объёму первичного текста вызывается необходимостью сравнения содержания данной выдержки с соответствующим содержанием «Пятого рапорта И. Гмелину и Г. Миллеру».

«Через пришедших с Курил со островов и с Лопатки, также и с Авачи, людей известился, что там великое трясение земли было, которое во всех помянутых местах началось в одно время.

На первом Курильском острову, Сумшчу (Шумшу, В. Б.) называемом, трясение земли было следующим образом. Октября 6 дня в 3 часа пополуночи сперва земля так жестоко тряслась, что от него многие балаганы (строения на сваях, для сушки и хранения рыбы, В. Б.) попадали, и людям стоять невозможно было и продолжалося с четверть часа. Оное трясение происходило волнами с SSO, и по прошествии валов земля чрез долгое время дрожала, а потом как перестало трясение, то воды вдруг с моря, с великим шумом сажени на три прибыло, которая опять в море далеко ушла.

По сбежании воды в другой раз земля тряслася, только очень легко, а после опять вода с моря до того же места пришла, где в первой раз была, и так же, как и первая, нимало не стояв в одной мере, в море ушла так далеко, что в проливе, который между первого и другого острова имеется (Второй Курильский пролив между островами Шумшу и Парамушир, Б. В.), камень великой дикой на сажень сверх воды виден был. Спустя с четверть часа в третей раз воды с моря с превеликим шумом сажен на десять выше прежних мест прибыло, которою многие иноземческие жилища унесло. Оная вода, нимало не стояв, опять в море убежала и, ставши на море, чрез два дни то убывала, то прибывала.

По сбежании вышеописанной большой воды земля тряслась чрез четырнадцать дней не очень жестоко. Оное трясение было так же, как и сперва волнистое, а перед всяким трясением до самого окончания трясения гром под землёю великой слышен был.

Трясение земли после большой воды неравно было, иногда пять раз в сутки, иногда больше, а иногда и меньше.

Около Лопатки и на Аваче (тут С. П. Крашенинников переходит к описанию событий в другом месте, Б. В.) трясение началось в том же числе и часу, только оное в первой раз легко было, а в другой и в третей разы так же, как и на острову, очень жестоко было, что многие балаганы от того попадали.

После третьего разу вода с моря прибыла с великим шумом, сажен на пятнадцать, которою все окололежащие низменные места и не очень высокие горы покрыло. Многие иноземческие жилища, багаж, корм и байдары унесло, и русским, в то время там бывшим, немалой убыток зделало, которые, оставя весь багаж в юртах, на высокие горы бежать и там спасение искать принуждены были. Оная вода, так же как и на острову, нимало не стояв, опять в море ушла, а пребывала ли прежде того, о том те люди, которые мне о трясении сказывали, не известно, потому что в нощное время они спали.

Как вода збежала, то иноземцы и мест узнать не могли, на которых их жилища были, потому что многие низменные места буграми, а бугры низменными местами

41

зделало, также и великие буераки промыло. А между реками Вилючиком и Авачинской губою новую небольшую губу зделало, по сказыванию имеющегося при мне на карауле большерецкого жителя Петра Евлантьева, которой во время трясения на Аваче был за своими нуждами. А то место, где ныне губа зделалась, было луговое и ягод клюквы и шикши там было довольно, на нём стояло два балагана, в которых иноземцы корм клали, которые во время большой воды с землёю унесло и бывших по оных балаганах двух иноземческих баб да одного парня утопило.

После большой воды так же, как и на Курильском острову, перед трясением гром под землёю слышен был. Во всех местах, а имянно на Курильском острову, на Лопатке и на Аваче, оное трясение окончилось 20 дня октября.

В Большерецком остроге октября 6 в 3 часу пополуночи земля один раз тряслась, только не очень сильно».

В Большерецком остроге. Ноября 14 дня 1737 году» ([7], с. 558–559).

Сравнение этих двух текстов показывает, что оценка высоты цунами, приводимая в «Пятом рапорте…», ровно в два раза уступает оценке основного текста «Описания …». А поскольку названный рапорт был написан всего лишь пять недель спустя после проявления стихии и, причём, на основе опроса очевидцев произошедших событий, то содержащиеся в нём данные гораздо в большей мере соответствуют реальности, хотя и не отвечают ей полностью. Вслед за чем возникает вполне очевидный вопрос – каким образом в основном тексте «Описания земли Камчатки» появились завышенные данные?

Ответ на него состоит из двух частей. С одной стороны, этому посодействовало решение канцелярии Императорской Академии наук, согласно которому С. П. Крашенинникову, при написании его книги, во всех неясных и/или спорных случаях, не говоря уже об отсутствии собственных сведений, настоятельно предписывалось придерживаться данных Г. Стеллера. Так что С. П. Крашенинников, который никогда не бывал южнее реки Озерной на западном и южнее Авачинской губы на восточном побережье полуострова, заменив свои собственные данные, сведениями своего старшего коллеги (дважды – в январе 1741 и в мае-июне 1743 года – побывавшего на мысе Лопатка, и видевшего там следы цунами), всего лишь неукоснительно выполнил требование руководства Академии наук.

Но тогда получается, что чрезмерное завышение высот цунами 1737 года каким-то образом связывается со сведениями Г. Стеллера. То есть, либо с ошибочными оценками самого Г. Стеллера; либо с искажением его первичных данных. Прояснить суть дела нам может помочь ситуация с оценкой высоты цунами 1737 года на острове Беринга. И действительно, внимательный анализ этой ситуации показал [18], что в этом случае произошло искажение содержавшейся в черновых рукописях Г. Стеллера первичной информации. То есть, сперва, при переписке набело его черновиков произошла подмена одной меры длины – фут (30,48 см) на другую – «фатом» или «фадом» (от англ. fathom – морская сажень, равная 6 футам, или 182, 88 см). И произошло это потому, что в черновике Г. Стеллера в соответствующем месте вместо слова foot (фут) стояло сокращённое «f» или «ft«. А затем, при переводе этого белового «списка» с немецкого языка на русский, английская сажень самым естественным образом трансформировалась в русскую сажень.

Но коль скоро в черновых материалах Г. Стеллера высота заплесков цунами на побережье острова Беринга оценивалась в футах, то вряд ли можно сомневаться в том, что высота заплесков цунами в районе северных Курильских островов и мыса Лопатка

42

также приводилась им не в фатомах (саженях), а в футах. Ну а поскольку С. П. Крашенинников при написании своей книги пользовался не подлинником, а переводом с беловой копии соответствующей рукописи Г. Стеллера, то становится понятным, каким образом и откуда в «Описании земли Камчатки» вместо вполне реальных 30 футов (9–10 метров) появились фантастические 30 сажен (64 метра). Во всяком случае, иного логичного объяснения всему произошедшему просто не просматривается.

Убедительным свидетельством в пользу истинности этого вывода служит аналогичная ситуация, сложившаяся при описании другого природного явления – сулоя, постоянно наблюдающегося в Первом Курильском проливе:

«Пролив, отделяющий Лопатку от первого Курильского острова, имеет в ширину полторы мили (немецкая миля равна 7,42 км, В. Б.). На расстоянии нескольких миль от острова при убыли воды обнаруживается чрезвычайно сильный и очень опасный водоворот или бурун, именуемый казаками сулоем; даже в тихую погоду его волны вздымаются на высоту более 20–30 саженей», – напечатано в «Описании земли Камчатки» Г. Стеллера ([15], с. 32). Именно вот эту выдержку из «Описания» Г. Стеллера некоторые исследователи ошибочно воспринимали за описание цунами 1737 года, внося, тем самым, дополнительную разноголосицу и без того в преизрядно запутанную ситуацию.

Вот что пишет об этом же сулое С. П. Крашенинников: «Пролив между Курильскою лопаткою и объявленным (Шумшу, В. Б.) островом шириною вёрст на 15, чрез которой в благополучную погоду перегребают на байдарах в три часа. К переезду через пролив требуется не токмо тихая погода, но и такое время, когда прилив морской кончается: ибо во время отлива на несколько вёрст ходит вал с белью и засыпью толь великой, что в самую тихую погоду вышина его бывает от 20 до 30 сажен» ([7], с. 166).

Как можно видеть, и в этом случае, описывая названное явление своими словами, и правильно указав причину его возникновения, С. П. Крашенинников, тем не менее, полностью придерживается оценки Г. Стеллера относительно высоты волн сулоя. Хотя у него наверняка были свидетельства очевидцев из числа казаков и местных жителей, в которых приводились более реальные оценки высоты волн сулоя, он всё же остановился на данных своего коллеги. И, надо полагать, не только потому, что это ему было вменено в обязанность. Но ещё и потому, что на момент завершения своей книги он был настолько замучен мелочными придирками со стороны тогдашнего руководства Академии наук и бурно прогрессирующим туберкулёзом, что попросту не сумел вникнуть в суть дела.

Классическое определение сулоя, как природного явления, гласит: «Сулой – вид волнения на море, при котором на поверхности сочетаются волновые и вихревые движения. Перемещения частиц воды при сулоях подобно их движению на поверхности кипящей воды. Сулой возникает в результате резкого изменения скорости течения (особенно приливного) при его выходе из узкости, из-за мыса, или при встрече двух потоков. Волны в сулое крутые, в некоторых районах (например, у побережий арктических морей в районе губ или заливов, в которые впадают мощные реки) достигают высоты 4 м, и опасны для плавания небольших судов» [2]. Обычная (нормальная) высота «стоячих волн» сулоя составляет всего лишь 4 метра (13 футов или 2 сажени). Правда, в Первом Курильском проливе, где происходит образование гораздо более мощных, чем в устьях полярных рек, течений, высота волн сулоя вполне может достигать 6–7 метров (18–20 футов), а во время сильного шторма и 9–10 метров (27–30 футов).

43

Однако даже 20–30 футов в 6 раз меньше тех 20–30 сажен, о которых говорится в книгах Г. Стеллера и С. П. Крашенинникова. Г. Стеллер, лично наблюдая сулой, никак не мог столь сильно – в 6 раз – ошибиться. И, следовательно, остаётся только окончательно признать, что при переписке черновых материалов Г. Стеллера действительно произошла подмена одной меры длины на другую, ибо иным образом объяснить полное совпадение приводимых цифр при столь различных единицах длины никак невозможно.

           Что же касается возможной высоты цунами 1737 года, то судить по ней можно по данным специальных полевых исследований (см. таблицу).

Минимальные максимальные высоты заплеска цунами 1737 и 1952 гг. (м)

([6], с. 178–179)

Примечание. *Районы обследования расположены в таблице с юга на север