Как известно, в 2007 году состоится окончательное объединение Камчатской области и Корякского автономного округа. И тем самым на карте России появится новый независимый субъект – Камчатский край. В связи с этим несомненный интерес вызывают времена, когда на территории тогдашнего СССР создавались совершенно новые территориально-административные образования – национальные округа. Ибо опыт того периода по развитию структуры управления территорий Крайнего Севера может в той или иной мере оказаться полезным при нынешней перестройке административного членения Российской Федерации.Таким образом, целью предлагаемой работы является восстановление одной из прочно забытых страниц в истории Камчатки и прилегающих к ней территорий и разработка на этой основе несколько иного – природно-социального – подхода к решению проблемы территориально-административного управления регионом в рамках реформы социально-политического обустройства Российской Федерации в целом и Программы развития Дальнего Востока, в особенности.
Однако для того, чтобы суть дела была более понятной, следует напомнить о предыдущих шагах по советскому строительству на Дальнем Востоке. Ещё 15 ноября 1922 г. декретом ВЦИК Дальневосточная республика была преобразована в Дальневосточную область РСФСР, в состав которой вошла и Камчатская губерния (5, с. 37). Причём под управлением самой губернии находилось шесть уездов: Охотский, Гижигинский, Чукотский, Анадырский, Петропавловский и Командорский.
Спустя три с небольшим года, 4 января 1926 г. Президиум ВЦИК вынес постановление об образовании и районировании Дальневосточного края, центром которого стал Хабаровск (1, с. 120). Территория края разделясь на 9, включая Камчатский, территориально-экономических округов, а сам Камчатский округ был разделён на 8 районов: Чукотский, Анадырский, Пенжинский, Карагинский, Усть-Камчатский, Петропавловский, Усть-Большерецкий, Тигильский. При этом Ольский и Охотский туземные районы эвенков (тунгусов) прежней Камчатской губернии отошли, согласно этим решениям, к Николаевскому округу Дальневосточного края.
На основании «Временного положения об управлении туземных народностей и племён Северных окраин РСФСР», утверждённого ВЦИК, и согласно представлению Комитета Севера, Камчатский Окружной революционный комитет своим Постановлением от 12 августа 1926 года создал Быстринский ламутский туземный район. На следующий год Далькрайисполком своим решением от 14 июня 1927 года закрепил создание в Камчатском округе 14 туземных районов: 1. Северный туземный район народа чаучу (чукчи), 2. Эскимосский туземный район, 3. Анадырский туземный район народа чаучу (чукчи), 4. Верхне-Анадырский туземный район одул (юкагир) и племени чуванцев, 5. Туземный район южных чаучу (чукоч), 6. Керекский туземный район (кереки), 7. Восточно-Корякский туземный район, 8. Западно-Корякский туземный район (и¢меллу), 9. Гижигинский эвенкийский (туйгуен) туземный район, 10. Паланский корякский (и¢меллу) туземный район, 11. Тигильский корякский кочевой туземный район, 12. Быстринский ламутский туземный район, 13. Ительменский туземный район, 14. Алеутский островной туземный район (6, с. 21–22).
Спустя год, во исполнение всех этих решений, Постановлением Далькрайисполкома от 15–17 марта 1928 г. вместо Северного туземного района был создан Пенжинский туземный район. А чуть позднее, Постановлением Далькрайисполкома от 5 июня 1928 г. вместо Корякского и Чукотского районов был организован Восточно-Корякский район, который включал в себя территорию современного Олюторского района, (3, с. 97). И тем самым говоририть о том, что амровскародов13.членение территорий проживания коренных народов бывшей Камчатской губернии, до этого осуществляемое преимущественно по территориально-административному принципу, окончательно было заменено районированием по территориально-национальному признаку.
То есть, как можно видеть, в первые годы советской власти административная структура управления Северо-Востока подвергалось многочисленным и далеко не всегда оправданным реорганизациям. И одной из важнейших причин таковых перестроек был поиск путей по решению проблемы самоопределения и самоуправления коренного местного населения. Так что постановление ВЦИК РСФСР от 10 декабря 1930 года об образовании на территории России национальных округов оказалось всего лишь закономерным развитием идеи национального самоуправления. Впрочем, именно об этом постановлении, а, вернее, о результатах его исполнения необходимо поговорить поподробнее. Ибо его конечная цель – «огосударствление территорий проживания коренных народов Крайнего Севера» – так и не была достигнута.
35
Итак, 18 августа 1930 года, с целью подготовки решения Президиума ВЦИК по предстоящей реформе административного управления страной, в Комиссию ВЦИК по ликвидации административно-экономических округов (а надо сказать, что к 1930 году в СССР существовало 246 таковых округов, в том числе и Камчатский) было отослано «Отношение отдела национальностей ВЦИК Комиссии ВЦИК по ликвидации округов о необходимости создания национальных округов в районах расселения малых народов Севера» от 12 августа 1930 г. (6, с. 60–61):
«На разрешение Президиума ВЦИК Комитетом Севера внесён проект организации в районах расселения малых народностей Севера национальных округов.
В основу образования этих национальных округов с подчинением их краевым исполнительным комитетам были положены следующие мотивы:
На территории проектируемых национальных округов Комитет Севера считает, что райисполкомы обычного типа подлежат упразднению и должны быть заменены туземными райисполкомами, действующими в настоящее время на основе Временного положения об управлении туземных народностей и племён северных окраин РСФСР.
Отдел национальностей со своей стороны против образования указанных выше национальных округов возражений не имеет и просит Комиссию по руководству ликвидацией округов при Президиуме ВЦИК рассмотреть данный вопрос и вынести своё принципиальное решение по существу.
Зам. заведующего отделом национальностей ВЦИК С. Такоев.
Секретарь отдела Сафронов».
Спустя четыре месяца, 10 декабря 1930 г., на основе данного отношения, вышеозначенного проекта и прочих документов и материалов, Президиум Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета разработал и издал постановление «Об организации национальных объединений в районах расселения малых народностей Севера». В котором, в частности, говорилось:
«1. Образовать на территории расселения малых народностей Севера нижеследующие национальные административные объединения…(опущены данные о национальных округах за пределами Дальнего Востока).
в) В составе Дальневосточного края:
В состав округа включить:
а) Из Дальневосточного края: Анадырский и Чукотский районы полностью.
б) Из Якутской АССР: территорию Восточной Тундры с границей по правому берегу реки Алазеи и Западной Тундры, районы среднего и нижнего течения реки Омолона.
В состав округа включить: из Дальневосточного края – Карагинский и Тигильский районы полностью и Пенжинский район, за исключением территории эвенов, относимой к Охотскому национальному округу.
36
В состав округа включить: а) из Дальневосточного края: Ольский, Охотский, Тугуро-Чумиканский районы полностью и эвенкийскую часть Пенжинского района, б) из Якутской АССР: территорию части якутской тунгусской полосы, расположенной по левому берегу р. Аллах-Юнь, верховья р. Омолон и Индигирки и их притоков и систему р. Мая…» (6, с. 61–62).
Как можно видеть из этих документов, на Северо-Востоке страны «…в целях организации государственности малых народностей Севера» (курсив мой – В. Б.) было создано не два, как принято считать в наши дни, а три национальных округа. В том числе и Охотско-Эвенский, который, как и прочие национальные объединения подобного рода, имел все (вплоть до собственной – «Ороченско-эвенская правда» – газеты) соответствующие институты и атрибуты. При этом на руководство округа возлагалось проведение партийной и советской работы на территории. Что и было подкреплено в середине октября 1932 г. решениями первой окружной партийной конференции и первого окружного Съезда Советов, на которых произошло создание окружкома партии с подчинением ему всех партийных организаций территории и избрание окрисполкома, призванного осуществлять руководство всей хозяйственной работой в округе (6).
Однако ещё за год до этих событий – 11 ноября 1931 г. – ЦК ВКП(б) издал Постановление по освоению Северо-Востока, которое предусматривало создание на большей и наиболее важной в экономическом отношении, части Охотско-Эвенкийского национального округа (Ольский, Сеймчанский и Гижигинский или Северо-Эвенский районы) треста по промышленному и дорожному строительству в целях разработки недр «с добычей и обработкой всех полезных ископаемых края» (этот мой курсив понадобился для того, чтобы лишний раз подчеркнуть, что пренебрежение к нуждам и интересам коренных народов со стороны апологетов развития горнорудной отрасли в районах Крайнего Севера родилось ещё, буквально, на заре советской власти – В. Б.). Спустя два дня подобное же Постановление было принято Советом Труда и Обороны. В конце октября 1932 года, то есть сразу же после завершения первой окружной партийной конференции и первого окружного Съезда Советов, таковой трест был создан. И уже 26 октября 1932 г. директор треста, Э. П. Берзин подписал приказ № 1, согласно которому трест (в дальнейшем получивший название «Дальстрой) переходил в его полное прямое подчинение. При этом специально подчёркивалось, что особым Постановлением ЦК ВКП(б) от 26 октября 1932 г. на «Дальстрой», в лице его директора, возлагается непосредственное руководство всей партийной и советской работой на подмандатной территории (4).
Но тем самым местная исполнительная власть в названных районах резко ограничивалась в своих правах, а партийные организации целиком и полностью переподчинялись тресту. И спустя полтора месяца это положение было окончательно утверждено Э. П. Берзинем, подписавшем «Положение об управлении трестом», согласно которому «Дальстрою» предписывалось вести и хозяйственную, и лагерную деятельность на всей подведомственной ему территории. При этом его директор должен был одновременно осуществлять и функции хозяйственного руководителя, и функции начальника организуемых лагерей. А в целях усиления значимости «Дальстроя», его директор был назначен уполномоченным Далькрайкома ВКП(б), Далькрайисполкома и ГПУ на всей территории треста. То есть непосредственный надзор за деятельностью вновь созданного треста окончательно перешёл к ОГПУ, а затем, с 1934 года, к НКВД.
Таким образом, практически на одной и той же территории (рис. 1) были образованы сразу два субъекта управления, наделённые идентичными политическими и хозяйственными полномочиями. И, следовательно, кто-то из них должен был уйти в небытие. Ушёл, как и следовало ожидать, национальный округ, который был ликвидирован по личному указанию И. Сталина. Причём ушёл, так и не успев состояться в предназначенных ему изначально границах.
Впрочем, это и закономерно, ибо освоение месторождений золота нормальным экономическим путём – то есть за счёт привлечения вольнонаёмных рабочих и служащих – требовало вложения огромных средств для создания соответствующей инфраструктуры. Тогда как сосредоточение всей полноты власти в руках НКВД автоматически предусматривало использование «дешёвого» труда заключённых. Что, в духе того времени, считалось само собой разумеющимся при решении стратегических народнохозяйственных задач.
Таковой вот, историко-географический «казус» произошёл на Северо-Востоке нашей страны во времена, когда и судьба любого человека, и судьба отдельно взятой территории, и судьбы целых народов кроились и перекраивались в угоду пресловутому политическому моменту. К сказанному остаётся добавить, что Чукотский национальный округ по ходу организации также «потерял» (рис. 2) изрядную часть первоначально предназначенных ему земель в лице так называемой Западной Тундры, оставленной в составе Якутской АССР «по причине заселённости среднего течения р. Колымы исключительно якутами» (6, с. 276). И об этом также нелишне будет знать.
37
Рис. 1. Чукотский национальный округ (по «Истории Чукотки с древнейших времён до наших дней», 1989): 1 – территория округа в настоящее время, 2 – территория округа по предварительному районированию 1931 года.
Что же касается дальнейших событий, то следует обратить особое внимание на следующие моменты. Во-первых, на то, что первоначальным центром Корякского национального округа была культбаза, расположенная в п. Каменское. Во-вторых, на то, что площадь только что образованного Корякского округа была заметно меньше, чем площадь нынешнего КАО в его современных границах. Что, впрочем, и понятно, так как первоначально Корякский округ на западе граничил не с Магаданской областью, а с Охотско-Эвенским национальным округом (рис. 1). И, наконец, на то, что свои современные границы Корякский автономный округ приобрёл лишь в 1953 году, в связи с образованием на месте «Дальстроя» Магаданской области. Именно тогда округу и была возвращена часть территории традиционного расселения коряков, прилегающая к северному побережью Пенжинской губы, к устьевой части долины реки Парень и к северо-восточной части полуострова Тайгонос.
Из всего сказанного следует один непреложный вывод: перестройка территориально-административного управления является настолько обыденной, если не сказать – рутинной, работой властных и хозяйствующих структур, что делать из этого не решаемую проблему, по меньшей мере, смешно. А по большей мере, все отговорки, что это, мол, дорого, что это идёт в разрез с Конституцией, или что это преждевременно, являются обычными прикрытиями непрофессионального подхода к проблеме территориального членения.
Что из всего этого следует? То есть, вернее, какие шаги можно предпринять для того, чтобы изменить ситуацию в лучшую сторону? С одной стороны, ответ на эти вопросы достаточно однозначен – воссоздание Охотско-Эвенского округа во всех прежних его границах и правах в свете нынешних реалий вряд ли было бы рациональным решением проблемы. Уже хотя бы потому, что идея так называемого «огосударствления малых народностей путём создания национальных автономий» на сегодня себя явно изжила. Вернее говоря, эта, довольно неплохая для своего времени, идея, вследствие её полного извращения, обернулась для коренных народов потерей буквально всего, что им когда-то принадлежало – природных ресурсов, традиций, обычаев и самой территории. Оставив взамен разве что только возможность сохранения своего названия. Да и то лишь при условии проживания в так называемых рефугиумах – этом «гуманном» изобретении околовластных «интеллектуалов».
38
С другой стороны, проблема коренных народов Крайнего Севера, Сибири и Дальнего Востока на сегодня приобрела такую остроту, что она настоятельно требует и политического, и экономического, и социального решения. Причём решения совершенно иного толка, нежели предлагаются официальными властями и обслуживающими их вечно вчерашними экспертами. И наиболее, пожалуй, приемлемым способом достижения этой цели было бы возвращение юкагирам, эвенам, корякам, чукчам и прочим коренным народам всего Крайнего Севера хотя бы части их прежнего ареала проживания в виде «территорий традиционного природопользования» (термин, конечно, то же не очень, однако лучшего пока нет – В. Б.). Но, разумеется, не с целью их возврата к дедовским временам и обычаям, а для того, что бы они сами, без указки и нажима извне, выбирали и пути хозяйствования, и образ жизни на своей собственной земле.
Но для этого, как представляется, в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке сперва следует произвести существенное сокращение числа так называемых «независимых субъектов» Российской федерации за счёт, прежде всего, упразднения так называемых национальных автономий. Причём, что принципиально важно, выделение соответствующих губерний следует производить по природно-экономическим признакам. Более того, в силу социально-природных условий и особенностей региона, в основу его членения должен быть положен бассейновый принцип районирования. Не случайно же на всём периоде освоения Сибири речная сеть была тем связующим (транспортным) звеном, которое объединяло её территорию в единую систему соседствующих и вложенных друг в друга бассейновых ландшафтно-хозяйственных комплексов (БЛХК).
Впрочем, прежде чем перейти к конкретным предложениям, позволю себе ещё раз обратиться к недавним временам. Дело в том, что к проблеме природно-социального членения территории страны (тогда ещё СССР) я впервые приобщился ещё в начале 80-х годов прошлого века. И в 1986 г., на основе этих разработок и анализа развития социально-экономической и политической ситуаций, реально складывающихся в стране, пришёл к выводу о необходимости перестройки структуры территориально-административного членения всей страны на основе воссоздания губернской системы управления, как о средстве спасения СССР от развала под натиском национализма. Как ни странно (в том смысле – как ин странно, что редакции газет и научных изданий, ЦК КПСС и Совет Министров СССР, в адрес которых я разослал своё предпреждение, либо промолчали, либо отреагировали на него в духе чеховского героя – этого (развала СССР) не может быть никогда, потому что этого не может быть никогда), но в Совете Министров РСФСР эта идея нашла и понимание, и поддержку. Вплоть до того, что Магаданскому облисполкому было предложено разработать на её основе новую схему природно-социального районирования территории Северо-Востока и Камчатки.
В свою очередь, Магаданский облисполком в своём служебном письме за № 1312 от 16 июня 1986 года, за подписью секретаря исполкома Б. В. Чайковского, посланном на моё имя, сообщил» «Облисполком по поручению Совета Министров РСФСР рассмотрел Ваше письмо о производственных отношениях и административном делении Севера Дальнего Востока и сообщает, что поднятые в нём вопросы заслуживают определённого внимания.
Ваши предложения в части укрупнения административных единиц берётся исследовать, в рамках комплексной программы «Научно-технического прогресса» на 2010 год СВКНИИ ДВНЦ АН СССР».
Однако вследствие патологической неспособности тогдашнего союзного руководства объективно оценивать реально складывающуюся ситуацию, в стране началась пресловутая перестройка, ради достижения изначально убогой – построение «социализма с человеческим лицом» – цели. Что вкупе с последующими событиями – от вырубки виноградников и до распада СССР – сорвало разработку многих продуктивных, в том числе и моей, идей и предложений по переустройству общественно-политической системы страны.
Но неумение (или нежелание) решать проблему саму проблему не устраняет. Что и подтверждается фактом выхода, вслед за развалом СССР, автономных округов из состава своих областей и краёв в целях, якобы, достижения полной самодостаточности и самоуправления. Ибо в результате этого, мягко скажу, неумного решения, основанного всего лишь на амбиционных заявлений о роскошной самостоятельной жизни, население автономий получило закономерное углубление (вплоть до социально-экономических катастроф, как это случилось, например, по всему Корякско-Камчатскому региону в 1998 году и в Корякском автономном округе зимой 2004–2005 годов) социально-экономических проблем этих социально-этнических образований. Так что именно поэтому, а вовсе не по причине «внезапного прозрения» власть предержащих, проблема переустройства структуры административного управления за счёт воссоединения автономных округов и соответствующих краёв и областей, вновь приобрела злободневность. О чём и свидетельствует де юре и де факто состоявшееся объединение Коми-Пермяцкого автономного округа и Пермской области, а также прочих, в том числе и Камчатской области с Корякским автономным округом, регионов России.
39
Впрочем, возвращение автономных округов в лоно прежних областей и краёв, вряд ли решит социально-экономические и политические проблемы регионов Крайнего Севера, как, впрочем, и проблемы управления страной в целом. Ибо это действо по своей сути является всего лишь слегка подретушированным возвращением к советскому варианту расчленения страны по территориально-национальному принципу. А потому рано или поздно вновь возникнет необходимость перестройки всей структуры административного управления России по природно-социальным и территориально-экономическим признакам. С одновременным, в силу малой заселенности регионов Крайнего Севера, упразднением если не всех, то большинства из административных районов и с созданием взамен них сельских муниципальных образований и «территорий традиционного природопользования». Так не лучше было это делать сразу, а не потом? И хотя вопрос этот чисто риторический, ибо никто и никогда из власть имущих не прислушивался к мнению инакомыслящих, даже если это и грозило крахом самой системы, я всё же рискну предложить свой вариант (разумеется, схематический) решения этой проблемы.
По моему мнению, на всём пространстве от Енисея и до Тихого океана вполне достаточно будет обособить Енисейскую (нынешний Красноярский край), Байкальскую (Иркутскую и Читинскую области), Ленскую (часть Якутии, ограниченную с востока водоразделом реки Лены). Амурскую (Амурская, Еврейская и большая часть Сахалинской областей и Хабаровский край), Северо-Восточную (территории от Ленского водораздела плюс Магаданской области и Чукотского округа) и Приокеанскую (Приморский край, юг острова Сахалин, Курильские острова и Камчатка) губернии (рис. 3). К числу несомненных преимуществ данной схемы природно-экономического районирования, наряду с существенным сокращением числа «независимых субъектов» относится то, что мы при этом уходим от ненужного, если не сказать – вредного, национализма. И не столько в названиях самих губерний, сколько в принципе. Что же касается национального самоопределения, то если что только и может обеспечить коренным народам подлинную независимость, то это никак не название (республики, округа, района), а полная передача под их самоуправление территорий традиционного природопользования. Всё остальное является фикцией – и пора бы это и понять и, главное, признать.
Однако существует одно препятствие, без устранения которого коренные народности даже в случае законодательного предоставления им территорий традиционного природопользования ни в коем случае не обретут подлинные права на свои исконные земли. И заключается оно, повторюсь ещё и ещё раз, в том, что во всех автономных округах был создан и до сих пор сознательно культивируется «управленческий» аппарат в лице многочисленных районных администраций. Причём ситуация в этом деле доходит до полного курьёза – в Корякском автономном округе, например, из 24 тысяч проживающих там человек, включая 10 тысяч коренных жителей, не менее 10 тысяч человек входят в структуру и инфраструктуру административного аппарата, представленного четырьмя районными и одной окружной администрациями.
Впрочем, дело даже не в численности самого аппарата (хотя и в этом тоже) а в том, что именно эти, всё и вся развалившие, «структуры безвластия» стали распределять территорию автономного округа таким образом, что коренное население окончательно может лишится (уже лишилось, как, например, в случае с ительменской общиной «Тхсаном» в п. Ковран) самой лучшей и большей части своих земель. Что, впрочем, и закономерно, так как, во-первых, во всех этих управленческих структурах представителей самих коренных народов округа очень мало. И так как, во-вторых, большая (с ударением на первый слог) и наиболее продвинутая во власть часть этих представителей практически полностью восприняла мораль и установки пришлого чиновничества.
Кстати, возможные мои оппоненты, не спешите, пожалуйста, торопиться с возражением в любой его форме. Не спешите, ибо жизнь уже давно и не раз показала и доказала, что любая властная (управленческая) система обязательно и неизбежно перемалывает даже самых лучших из вошедших в её структуру людей. Вспомним, например, Калинина, Ворошилова, Хрущёва, Брежнева и того же Ельцина. И вряд ли представители коренного населения Севера и Камчатки в этом смысле чем-то отличаются от представителей титульной нации.
Несколько лучше обстоят дела в Чукотском автономном округе, хотя и там оставшейся половиной из его прежнего 120-тысячного населения «руководят» 12 районных и одна окружная администрации. Но лучше лишь потому, что острый социально-экономический кризис Чукотки в последние годы во многом преодолевался за счёт предпринимательской деятельности Р. Абрамовича. И потому, надо думать, скорее всего «всё вернётся на круги своя», как только он оставит губернаторский пост и Чукотку. Правда, у последнего ещё есть время для того, чтобы успеть передать реальную власть на местах муниципальным поселковым и сельским образованиям. Тоже, кстати, не совсем удачным структурам управления, но лучшего ожидать пока не приходится. Однако, похоже, округ с его проблемами губернатору уже не нужен.
40
Так может, возвращусь к теме разговора, пора, как мной предлагалось уже не единожды, отказаться от явно надуманного и откровенно дурно исполненного института автономных республик, округов и национальных, районов? В том смысле дурно исполненного, что на Командорах, например, за счёт 300 (примерно) проживающих на острове Беринга алеутов, содержатся ещё 300 человек (с семьями, разумеется) районной инфраструктуры, при этом для самих алеутов не хватает работы, а ещё совсем недавно не хватало и тепла и еды. Да и в Быстринском национальном районе именно коренное население больше всего пострадало от перестройки. Как не лучшим образом обстоят дела и в других автономных округах и национальных районах России, где также многие десятки лет осуществлялась и осуществляется сознательная политика отчуждения самих аборигенов от традиционного образа жизни и изъятие земель их традиционного природопользования под нефтегазовые промыслы и трубопроводы, под золоторудные и прочие рудники и прииски, под вырубку леса и распашку тундр и под другие виды деятельности. Которую называть хозяйственной, в свете того, что творилось и творится до сих пор на громадных просторах Крайнего Севера, Сибири и Дальнего Востока, можно разве что только с очень большой натяжкой.
Таким образом, скажу в заключение, в условиях, когда всякого рода нетрадиционные природопользователи, напрямую поощряемые и поддерживаемые ненациональными (преимущественно) по составу администрациями автономных округов, буквально захватывают земли, на которых местное население векам, а то и тысячелетиями, пасло оленей, занималось охотой, ловило рыбу, ожидать перемен в лучшую, для аборигенов, сторону не приходится. И потому нужно, коль скоро мы и на государственном, и на международном уровнях говорим о необходимости решения проблемы коренного населения, принимать эффективные меры. А не ограничиваться установлением «десятилетия коренных народов». Кстати, когда в 2004 г. это самое «десятилетие» завершилось, то ООН объявила о продлении действия этого постановления ещё на 10 лет. И это лучше всяких слов свидетельствует о том, что мировое сообщество в лице наиболее развитых стран за 10 предшествующих лет для решения этой проблемы сделало очень мало.
Понятно, что отказ на Крайнем Севере от такового замшелого института «управления» как национальные районы дело непростое. Судить об этом можно уже по тому, что в своё время мой призыв перейти от национально-террвающииториальной (социально-этнической, точнее – В. Б.) к губернской (территориально-административной) структуре управления с полным упразднением автономных округов и национальных районов называли и глупым, и вредным, и опасным, и, даже, кровожадным. Однако события в Казахстане, Узбекистане, Азербайджане, Чечне, Приднестровье (равно как и предсказанный мною распад СССР), развивающиеся именно в результате проявления взращённого в автономных и прочих республиках, областях и округах «национализма», показали, что идея была не столь уж и «дикой». Ну а дальнейшее развитие ситуации с отделением тех же округов от соответствующих областей и краёв с предельной наглядностью подтвердило мнение о том, что нежелание пойти на эффективное переустройство управление страной по территориально-экономическому принципу ничего хорошего России не сулит.
Что же касается трудностей, связанных с предлагаемым районированием, то когда властям подобные мероприятия были нужны (неважно, в силу каких причин и в каком исполнении), то они осуществляли их без оглядки на моральные, духовные, исторические и прочие затруднения. Достаточно вспомнить по этому поводу, как 35 лет тому назад одним, буквально, махом была переделана вся историко-географическая номенклатура Приморского края. Впрочем, не стоит бояться и чисто материальных затрат и издержек при осуществлении в жизнь предлагаемого предложения. Ибо в этом случае они будут с лихвой перекрыты только за счёт сокращения управленческого аппарата. А в целом, после радикальной, вплоть до упразднения на отдельных территориях всего районного звена, реорганизации этой донельзя отжившей структуры, на содержание которой уходит большая, если не большая (ударение на букву о) часть всех расходов северных регионов, они практически автоматически перестанут быть дотируемыми территориями.
Понятно, что предлагаемое мною решение проблемы самоуправления и самообеспечения коренных жителей Крайнего Севера спорно само по себе. Ещё более понятно, что в стране, где стараниями чиновников всех уровней создан и сознательно культивируется «новый» способ (в том смысле новый, что в советские времена для этого использовалась технология выбивания денег и ресурсов на строительство никому не нужных объектов, в результате чего «пробивные люди» получали громадные премии и прочие преференции) изъятия государственных доходов путём создания критических ситуаций и их «мужественного преодоления» за счёт государства, это предложение не получит признание.
Но ведь должен хоть кто-нибудь и хоть иногда высказывать нестандартные мысли. Ну, хотя бы потому должен, что прогресс развития человеческого социума (если, конечно, о прогрессе можно говорить) обеспечивался не стандартным единодушием, а инакомыслием одиночек.