Как и любой человек, в силу тех или иных причин обратившийся к совершенно новой для него теме, я в своем приобщении к истории открытия и освоения Камчатки прошел через три закономерных стадии. Поначалу, как дилетанту, мне казалось, что в этой самой истории уже давно все известно и мне остается лишь добросовестно проштудировать соответствующую литературу. Что я, собственно, и сделал. Однако по мере овладения материалом ко мне все чаще и чаще приходили вопросы, на которые не находилось ответов.Например, почему маршрут В. Атласова по полуострову на участке от устья реки Пустой и до устья реки Тигиль прорисовывают вдоль самого берега моря? Ведь здесь побережье представляет собой сплошной обрыв, прерываемый лишь в устьях наиболее крупных — Подкагерной,
219
Шаманки, Лесной, Паланы, Пятибратки, Кахтаны, Воямполки, Тигиля, Утхолока и Хайрюзовой — рек. Да и все транзитные тропы проходят (проходили) в этом районе в 15—20 и более километрах от морского берега, подходя к нему поближе в устьях названных рек — да и то, если там располагались поселки коренных жителей.
Впрочем, неясности маршрута В. Атласова к Камчатке и по Камчатке можно понять и принять, ибо он в своих «Скасках» [8] приводит лишь отдельные и наиболее значимые вехи своего пути, и потому возможность интерпретации не исключается и даже допускается. Но вот как понимать то, что все исследователи, говорящие о поездках С. П. Крашенинникова по Камчатке, просто-напросто искажают его реальные маршруты? Я, честно говоря, не знаю. И потому просто приведу конкретные примеры.
Итак, перед нами несколько карт-схем маршрутов путешествий С. П. Крашенинникова, позаимствованных из нескольких источников (рис. 1). Как можно видеть, и на карт-схеме из предисловия к «Описанию земли Камчатки», изданному в 1949 г. [4. С. 34], и на карт-схеме Н. Г. Фрадкина от 1954 г. [9. С. 44] отсутствуют маршруты (а их было три) по реке Облуковине. Зато имеются маршруты по рекам Колпаковой и Воровской, по которым С. П. Крашенинников никогда не проезжал. На карт-схеме того же Н. Г. Фрадкина от 1974 г. [10. С. 30] неизвестно по какой причине выпала часть маршрута от Верхнего Камчатского острога по рекам Повыче (Кавыче) и Жупановой. Что же касается карт-схемы из предисловия Б. П. Полевого к факсимильному изданию «Описание земли Камчатки» 1994 г. [5. С. 22], то она является полной копией карт-схемы Н. Г. Фрадкова от 1954 г. и потому в специальном комментарии не нуждается.
Относительно карт-схемы, составленной авторами историко-географического словаря «Камчатка» [2. С. 43] следует сказать, что этот атлас делали свои, а потому, казалось бы, наиболее заинтересованные в истине, люди. Но, как выясняется, заинтересованность — это одно, а соответствие реальности — совсем другое. С реальностью-то здесь как раз и плохо. Правда, надо отдать должное, маршрут С. П. Крашенинникова по реке Облуковине на этой карт-схеме после долго забвения все-таки появился. В том смысле долгого, что еще в 1939 г. А. И. Андреев в своей статье «Жизнь и научные труды Степана Петровича Крашенинникова» [1], писал о том, что второй зимний маршрут С. П. Крашенинникова в Нижне-Камчатск проходил по реке Облуковине. Хотя и он не упоминает о том, что исследователь проезжал по этому пути трижды. Однако по-прежнему присутствует маршрут по реке Колпаковой.
А ведь в своем «Описании земли Камчатки» С. П. Крашенинников ни разу не говорит о том, что он проезжал по этой реке — или, тем более, по реке Воровской. Он всего лишь добросовестно отметил, что помимо реки Облуковины ительмены, при своих путешествиях с западного
220
побережья в долину реки Камчатки и обратно, иногда ездят и по долинам других рек. И подчеркнул: «Есть же из большерецка в Верхней острог как с Пенжинского так и с Восточного моря и другие дороги: ибо нет почти такой впадающей в оба моря реки, по которой бы не можно было на Камчатку проехать: но понеже по оным дорогам ездят токмо одни Камчадалы, или казаки по необходимому случаю, то о них писать нет нужды: для того что их проезжими почесть не можно» [5. С. 142—143].
И это еще далеко не все ошибки названного атласа. Например, все маршруты из Большерецка в Паратунку прорисовываются в нем по реке Плотникова (Большой), тогда как на самом деле С. П. Крашенинников из Опачи (Апачи) ехал напрямую через горы к Начикинскому острогу. И лишь однажды обратной дорогой проехал по долине реки Плотниковой. Один из маршрутов С. П. Крашенинникова от Начикинского острожка (острожек Мышху) к Авачинской губе и обратно проложен напрямую — от реки Большой (Плотниковой) к долине притока реки Паратунки Левой Быстрой и, по ней, к Паратунскому острогу. Однако сам С. П. Крашенинников постоянно отмечал, что от острожка Мышху к Паратун острожку и обратно, он ездил по реке Аваче и ее притоку реке Корякской (Коонам речке). И ни разу — по реке Левой Быстрой.
Впрочем, предоставлю слово самому С. П. Крашенинникову: «Коонам речка течет в Авачу с южнозападной стороны, а до вершины ея от устья верст с 50 полагается. По сей речке обыкновенно ездят с большой реки к Петропавловской гавани, а дорога проложена от острожка Мышху в верх по речке Сугачу до ея вершины, и оттуду вниз по другой речке Сугачуж, которая пала в Коонам, до ея устья, а от устья вниз по речке Коонам до реки Авачи» [5. С. 38].
Кстати, о реке Коонам (Корякской) и поселке Корякском. Если верить С. П. Крашенинникову (а не верить ему оснований нет), то нынешний поселок Центральные Коряки к корякам, некогда обитавшим в долине реки Авачи, никакого отношения не имеет. Ибо, как пишет исследователь, «верстах в 8 ниже устья Коонам пала в Авачу с северу Имашху речка, над которою живут Коряки. Они были прежде оленными, но по отогнании оленей их неприятелями учинились сидячими, и поселились на объявленном месте…» [5. С. 38—39].
Но единственной рекой, которая в Авачу впадает с севера в 8 верстах или в 16 км (верста — русская мера длины, равная 500 саженей или 1,0668 км. До ХХ в. существовала межевая верста в 1 000 саженей — 2,1336 км, употреблявшаяся для межевания и определения расстояний между населенными пунктами. Советский энциклопедический словарь. Главный редактор А. М. Прохоров. 1990) от устья реки Корякской, является река Пиначевская.
Вот и получается, что подлинный корякский острожек (который, судя по Крашенинникову, именовался Имашху) располагался не возле устья нынешней реки Корякской (а значит, добавлю, и современное название
221
этой реки не соответствует исторической истине), а возле устья реки Пиначевской. Кстати, только после восприятия этого факта становится, понятным почему самый высокий — Корякский — вулкан в Авачинской вулканической группе, стоящий как раз напротив устья реки Пиначевской, получил свое название. Впрочем, это так, к слову. К слову о том, что Коряками более впору именовать современное Елизово, а не тот поселок — Центральные Коряки, который стоит в устье реки Корякской.
Не ездил С. П. Крашенинников и к Авачинскому вулкану, как считают составители атласа, проводя, к тому же, его маршрут к «Горелой сопке» от Аушина (Ниакшина) острожка. Так как сам С. П. Крашенинников по этому поводу пишет: «Генваря 27 дня посылал я служивого для проведывания пути к горящей горе, которой 29 дня поутру оттуда возвратился и объявил, что ради весьма глубоких снегов и частого кедровника на санках никоими мерами и на подножье горы въехать невозможно» [4. С. 563]. И отсылал он служивого не из Ниакиной бухты (Аушина острожка), где он в 1738 г. не был, а из Паратунского острожка, где в этот свой первый приезд он пробыл три дня.
Неверно, к сожалению, проложен на этой (и всех прочих) карт-схеме и обратный путь от Паужетских источников. Вот что пишет об этом С. П. Крашенинников: «В Кожокчино жилье приехал возвратно от ключей того же марта 29 дня около полуночи. Из Кожокчина жилья поехали мы возвратно в Большерецк марта 30 дня в 4 часа поутру и того дня на вершинах Аадачя речки ночевали. Марта 31 дня приехали в острожек Талмжу около полудни и, понеже снег днем от жару весьма рухол и собакам от такой езды трудно, то мы в нем ночевали, а апреля 1 дня часах в 4 по п(олудни) в Большерецкий острог приехали. От Большерецкого острога до горячих ключей и оттуда возвратно, где не тою дорогою, которую мы вперед ехали (курсив мой. — В. Б.), сочинил описание пути, которое при сем рапорте прилагается» [4. С. 567]. То есть на обратном пути, где-то после устья реки Опалы, С. П. Крашенинников постепенно удалялся от морского берега и выехал к Большерецку вдоль западных предгорий вулканов Малая и Большая Ипелька.
Общей для всех названных карт-схем ошибкой является также то, что все его зимние маршруты по реке Камчатке проложены мимо Толбачинского острожка. Зато возникает ответвление от, примерно, нынешнего Козыревска к вулкану Толбачик и обратно. Правда, это ответвление исчезло на карт-схеме Н. Г. Фрадкова от 1974 г. Но и только. А ведь С. П. Крашенинников специально к вулкану не подъезжал, а лишь наблюдал его из Толбачинского острожка и на подъезде к нему. И всегда проезжал на нартах через Толбачинский острог.
Почти на всех названных схемах нет и маршрута 1639 г. по левой стороне реки Камчатки. Хотя сам С. П. Крашенинников по этому поводу пишет следующее: «Из острожка (Тулуачь, Толбачика. — В. Б.) поехали генваря 8 дня, часах в 8 поутру, и ехали вниз по Тулуачю реке верст с 30 до самого устья,
222
где она в Камчатку впала. От устья ее, отъехав с версту, вверх по Камчатке, взнялись на левой ее берег и в сторону от нее поехали.
Колю, Козыревская река, шириною с Толбачик (Тулуачь) реку, от повороту с Камчатки верстах в 10, вышла из хребта и от того места, где мы к ней приехали, верстах в 29 в реку Камчатку впала по течению с левой стороны. От Камчатки по сей реке поехали лесом и чистыми местами, а, приехав к ней, на нее спустились и ехали вверх по ней до нижеозначенного острожка.
Колюгере, или Накшин острожек, на правом берегу Козыревской реки, от спуску верстах в 2. Строения в нем 2 юрты, 11 балаганов, ясашных иноземцев 15 человек, в том числе 9 собольников, от Машурина до сего острожка прямою дорогою 87 верст.
В острожек приехали ввечеру часах в 7 и ночевали. Здесь подводы переменяли. Из острожка Колюгере поехали генваря 9 дня, поутру часах в 6» [4. С. 658—659].
От этого острожка С. П. Крашенинников поехал к реке Быстрой. От нее он выехал к устью реки Козыревской, отъехал от него полторы версты вверх по реке Камчатке, выехал на ее правый берег и поехал к Краушчь речке (реке Крахче). Проехав по этой реке вниз с «полутреть версты», 9 января приехал в острожек Курахштара (Голков острожек), стоящий на правом берегу речки Краушчь.
То есть, как можно видеть, Крашенинников, отклонившись от прямого маршрута вдоль русла реки Камчатки, описал за два дня по ее левой стороне почти полный круг. Кстати, в «Карте путешествий Крашенинникова по Сибири и Камчатке», приведенной на 29 странице вступительной статьи Н. Н. Степанова к «Описанию земли Камчатки» [4], таковая «петля» присутствует. Но проводится она почему-то по правой стороне реки Камчатки, а не по левой.
Есть в названных карт-схемах и еще некоторые упущения. Например, отсутствуют небольшие маршруты от Монастырской заимки к устью реки Камчатки и обратно, а также в острожек Табкачаул-Кик, «которой стоит над Нерпичьим озером» и обратно к Монастырской заимке, совершенные Крашенинниковым 11—13 февраля 1739 г. [4. С. 590]. Не отмечена поездка из Нижнего Камчатского острога в Ключи и обратно 19—22 февраля 1939 г. [4. С. 590]. Отсутствует однодневный маршрут на батах вверх по реке Радуге от Нижнего Камчатского острога и обратно 27 сентября 1739 г. [4. С. 602] и поездка из этого острога в острожек Шваннолом и обратно 19—23 ноября этого же года [4. С. 603]. Не нашли отражения на схемах и более или менее постоянные поездки С. П. Крашенинникова в устье реки Большой, совершаемые им для описания приливов и отливов. А также поездка 2—4 августа 1740 г. на реку Начилову для поиска жемчужных раковин.
Таким образом, упущений, искажений и откровенных ошибок у многочисленных комментаторов
223
и толкователей путешествий С. П. Крашенинникова более чем предостаточно. И вызваны они были всего лишь невнимательным прочтением «Описания земли Камчатки». Причем, что особенно обидно, невнимательность проявили даже очень высокопрофессиональные специалисты. Например, тот же Б. П. Полевой, который, ни в малейшей степени не усомнившись, поместил в своем предисловии к факсимильному изданию «Описания земли Камчатки» карт-схему Н. Г. Фрадкина сорокалетней давности.
Правда, в данном случае он, скорее всего, доверился мнению хорошо ему известного автора. Но ведь, он и сам в своей статье «Крашенинников Степан Петрович» писал: «Заинтересовавшись «востроверхой» Авачинской сопкой, он хотел совершить на нее восхождение, но не смог даже доехать до ее подножия «ради весьма глубоких снегов и частого кедровника» [7. С. 8]. А ведь сам С. П. Крашенинников по этому случаю сообщает: «В острожек (Паратунский. — В. Б.) приехали около полудни и пробыли в нем по 30 число сего месяца (января 1739 г. — В. Б.), понеже посылан был от меня на другой день по приезде сюда служивой для проведованья пути к горелой сопке, которой возвратился генваря 29 поутру и объявил, что ради весьма глубоких снегов и частого кедровника, на санках никоими мерами и на подножье горы въехать невозможно. И того ради я из оного острожка в Большерецкий острог возвратился» [4. С. 652].
И это, надо сказать, далеко не единственный случай невнимательного прочтения Б. П. Полевым оригинала. В той же статье, в продолжение уже приводимой фразы, он пишет: «Обратно возвращался (Крашенинников. — В. Б.) с заездом на р. Быструю на термальные источники у острожка Мылши (современные Малки)» [7. С. 8]. На самом же деле Крашенинников там никогда не был, ибо, как он пишет, — «Горячие ключи в шести местах мною примечены, 1) на реке Озерной, которая течет из Курильского озера, 2) на речке Паудже, которая в Озерную пала, 3) на речке Бааню, которая за россошину Большой реки почитается, 4) близ Начикина острогу, 5) около Шемякинского устья, 6) на ее вершинах» [4. С. 212].
Кстати о горячих ключах и дорогах С. П. Крашенинникова. Возвращаясь из Нижне-Камчатска в Большерецк вдоль восточного побережья полуострова, он, по его словам, на 100 верст проскочил, по незнанию, мимо Верхне-Семячинских источников. А когда узнал об их существовании, то специально возвратился назад, чтобы посетить их. Но и этот немалый «крюк» не отражен ни в одном из упоминаемых в данной работе источников.
Что же касается острожка Мылши, через который, как считает Б. П. Полевой, якобы проезжал С. П. Крашенинников на обратном пути из Паратун острожка, то он явно спутал его с острожком Мышху (Начикин острожек). Здесь С. П. Крашенинников на пути к Паратунке специально задержался на один день, чтобы побывать на Начикинских термальных источниках.
224
А вот что он пишет, например, о маршруте С. П. Крашенинникова по северу Камчатки: «28—29 января 1740 г. Крашенинников совершил переезд с р. Караги на р. Лесную, впадающую в Охотское море. Так он пересек наиболее узкое место полуострова, где с перевала в ясную погоду видно одновременно два моря — Берингово и Охотское» [7. С. 10]. То есть, утверждает историк, самое узкое место полуострова приурочивается к промежутку между реками Лесной и Карагой. А вот это ошибка и ошибка весьма серьезная. Ибо наиболее узким местом полуострова, если исключить мыс Лопатку, является Камчатский перешеек, соединяющий полуостров с материком. И чтобы убедиться в этом, достаточно посмотреть на географическую карту.
Кстати, приведенное суждение Б. П. Полевого о самом узком месте полуострова повторяется, буквально, в десятках работ этого плодовитого ученого. Причем, специально подчеркну, всякий раз для подкрепления данного утверждения он использует одну и ту же выдержку из «Описания земли Камчатки»: «Для того, что в тех местах земля так узка, что по достоверным известиям, с высоких гор в ясную погоду на обе стороны море видно…» Вот и в этом случае, в ссылке под номером 46, он приводит эту же фразу без всякого изменения [Там же. С. 22].
И все бы ничего, но в труде С. П. Крашенинникова написано совсем не то, и совсем не так: «Камчатскою землицею и Камчаткою просто называется ныне оной великой мыс, который составляет последний предел Азии с восточную сторону, и от матерой земли в море около семи градусов с половиною с севера на юг простирается.
Начало сего мыса полагаю я у Пустой реки и Анапкоя, текущих в ширине 59º½ из которых первая в Пенжинское, а другая в Восточное море впадает. 1. Для того, что в тех местах земля так узка, что по достоверным известиям, с высоких гор в ясную погоду на обе стороны море видно, а далее к северу земля становится шире, чего ради узкое сие место, по моему мнению можно почесть за начало перешейка, соединяющего Камчатку с матерою землей, 2. что присуд камчатских острогов токмо до объявленных мест простирается, 3. что северные места за тем пределом Камчаткой не называются, но больше принадлежат заносью, под которым именем Анадырской присуд заключается. Впрочем, не совсем опровергаю и то, что подлинное начало сего великого мыса между Пенжиною рекою и Анадыром почитать должно» [4. С. 98—99].
То есть, как можно видеть, говоря о самом узком месте полуострова, С. П. Крашенинников имел в виду собственно Камчатский перешеек. И ни разу бывший студент не употребил этих слов по отношению промежутка между устьями рек Лесной и Караги.
Из всего сказанного можно сделать несколько выводов, которые нам пригодятся в последующем. Вывод первый — бывший студент знал географию региона куда как лучше, чем многие из пользователей его материалами.
225
Вывод второй — излишняя доверчивость к комментаторам классиков далеко не всегда уместна. То есть, одно дело, когда человек, желая побыстрее получить какие-нибудь сведения о чем-либо, подходит к этому чисто прагматически, обращаясь к лежащим «под рукой» источникам информации, каковыми и являются всякого рода компиляции и вольные переложения классических трудов. И совсем иное дело, когда он пытается по-настоящему, поглубже разобраться в сути дела — тут уж без внимательного прочтения и анализа самих первоисточников никак не обойтись.
Ну и, наконец, вывод третий, и основной. Только внимательный анализ первоисточников может подвигнуть на поиск нового материала, на выяснение новых обстоятельств, на обоснование иных идей и преставлений, на выдвижение, наконец, новых проблем и суждений. Одной из таковых лично для меня и послужила проблема поездок бывшего студента по Камчатке, к которым я и возвращаюсь.
Не берусь сразу же восстановить подлинность всех маршрутов С. П. Крашенинникова по полуострову. Но один из них опишу поподробнее. И начну с того, что на всех, за исключением схемы на 29 странице предисловия к изданию 1949 г., перечисленных карт-схемах путь С. П. Крашенинникова от Нижне-Камчатска к Караге, на участке — точнее — от устья реки Камчатки и до устья реки Уки, прокладывается по самому берегу моря.
Но вокруг Камчатского и Озерновского полуостровов по самому берегу моря, можно пройти только пешком. Да и то с преизрядным трудом, и лишь в летнее время. Так что и это не соответствует действительности. И не соответствует тем более, что с западной стороны горные массивы этих полуостровов окаймляются очень удобными для проезда межгорными равнинами и речными долинами, по которым испокон веков пролегала санная дорога ительменов.
И в самом деле, как пишет С. П. Крашенинников: «По другой дороге такоже можно переехать до реки Караги, которая вершинами сошлась с Лесною рекой, в 10 дней. Из нижнего Камчатского острога верст около 9 надобно ехать вниз по реке Камчатке, а оттуду чистыми местами до острожка Кыипынгана (на озере Нерпичьем или Колко-Кро. — В. Б.), где обыкновенно первую ночь ночуют: другую в острожке Агуйкунч, или Столбовском (на озере Столбовом. — В. Б.), как просто называется, третью на пустом месте (оставив позади Камчатский полуостров. — В. Б.), четвертую на Какеичь речке в острожке того ж имени, пятую в острожке Шевань (верховья реки Озерновский Севан, левого притока реки Озерной. — В. Б.), шестую в острожке Бахатанум над Укинским заливом или на Налачевой реке, которая от Бахатанума токмо в 6 верстах, седьмую на речке Уакамелян у тойона Холюли, осьмую на реке Русаковой, девятую на реке Кутовой, десятую в острожке Кыталгын, от которого река Карага только в трех верстах» [5. С. 145—146].
226
Почему никто не увидел этого описания дороги — мне непонятно. Вернее сказать, я еще могу как-то понять «европейских», так сказать, историков, которые никогда не бывали на Камчатке, а если и бывали, то не далее Петропавловска-Камчатского и его окрестностей. Ну, хотя бы потому могу понять, что, не зная всех тонкостей географии полуострова, они попросту не имели подлинного представления о строении берегов камчатских морей. Хотя, конечно же, говорить о маршрутах исторических лиц, не поднимая при этом соответствующий географический материал, не очень логично.
Могу я понять и камчатских краеведов, которые, говоря об истории Камчатки (и много об этом зная), временно забывают об его географии, и наоборот, говоря о природе и географии полуострова (и опять же поражая эрудицией), на время забывают об его истории. Потому могу понять, что нормальный человек, как это установлено психологами, будучи способным одновременно удержать в памяти от 3—5 до 7—10, фактов, принадлежащих к одной и той же сфере интересов, оперировать, тем не менее, более чем с 2—3 фактами, относящимися к различным областям знания, не может. То есть, коли говорить о нашем случае, у местных краеведов, когда они говорят о географии полуострова, на время «отключается» тот свод знания, который относится к истории, и наоборот.
Но даже при всем этом совершенно непонятно, как целые поколения историков и краеведов, десятки лет обсуждая тему путешествий С. П. Крашенинникова по Камчатке, не смогли увидеть в его книге описания реального маршрута от Нижне-Камчатска к реке Караге и полное отсутствие описаний его маршрутов по рекам Колпаковой и Воровской. Притом, что дотошный студент описывал свои маршруты самым тщательнейшим образом. И не отметить этот парадокс я не имею права. Как не имею права не привести более подробного описания всего маршрута С. П. Крашенинникова от Нижне-Камчатска до Тигиля.
«За Камчаткою первая впадает в море река Унагкыг, которая течет из озера длиною 10, шириною 5 верст. Казаки называют оную реку Столбовскою, для того что с южную сторону есть в море неподалеку от берега три каменных столба, из кой которых одни вышиною до 14 сажен, а прочие пониже. Оные столбы оторваны некогда силой трясения или наводнения от берега, что там нередко случается: ибо в недавныя времена оторвало часть онаго берега вместе с камчатским острожком, который стоял на мысу по край оного. Камчадалы тот час сложили о том баснь, будто оной острожек разорен от морских касаток по причине произошедшей ними и камчадалами ссорами за ножик, которого требовали касатки.
Между Камчаткою и сею рекой вытянулся в море Камчатский нос, о котором при описании реки Камчатки объявлено. Море между оным и Кроноцким носом свойственно называется Камчатским.
227
С устья Столбовской реки на Камчатку есть и водный путь, а имянно по Столбовской реке до Столбовского озера, из которого она выпала, верст с 15. Столбовским озером до устья впадающей во оное Точкальнум речки верст с 10. Точкальнум речкою до переволоки столько же; оттуду перетянув баты версты с две болотными местами до речки Пежаныч или Перевалочной (то есть, известна русским эта дорога была еще до Крашенинникова. — В. Б.), которая течет в озеро Колко-кро (Нерпичье. — В. Б.), переволочкою выплывают на объявленное озеро, а озером через исток в Камчатку.
Зимнею дорогою от Столбовской реки до Камчатки переезду небольше сорока верст. Места, которыми ездят, все ровныя, так что ежели случится когда великое наводнение, то легко зделается пролив из реки Столбовской в Камчатку, нынешний Камчатский нос будет островом, как Карагинский.
От столбовской реки верстах в 12 течет в море речка Алтен-кыг, которая от Камчадалов за приятную касаткам почитается: ибо сказывают они, что касатки по ней ходят обыкновенно на промыслы.
За Алтен-кыгом в 3 верстах Уавадачь, откуда в 5 верстах Уриленичь; от Уриленича в 8 верстах Еженглюдема, близко ея Хоель-еженгли (большия звезды), от больших звезд верстах в 2 Кумпанулаун, потом Колотежань, Кошходань, Карагачь, Токоледь (большая), Колемкыг (малая) а на последок Озерная. От Кумпанулауна до Колотежаня расстояния с версту, от Колотежаня до Кожходана версты с 2, от нее до Карагачи версты с три, от Карагачя до Токоледи с четверть версты, от Токоледи до Колемкочя версты с 4, а от Колемкочя до Озерной верст с 8.
Озерная река по камчатски Коочь-агжа, течет из под горы Шишила, а Озерною называется для того, что течет сквозь озеро, которое от устья ея в верстах 80. Камчадалы называют оную Коочь-ажга, то есть Еловское устье, потому что по ней можно проходить в батах на Еловку, как о том выше при описании Еловки объявлено. близ устья сошлася с нею речка Уку, которая вышла из одного озера с вышеописанною Алтен-кыгом.
От устья сей речки начинается Укинский (Озерновский. — В. Б.) нос а по камчатски Тельпень, которой верстах на 70 выдался в море.
Келюгычь (горбушья) речка от устья Озерной в 2 верстах, а от ней верстах в 3 речка Какеичь, над которою стоит Камчатский острожек одного с ней имени. В сем острожке случилось мне видеть обряды, как камчадалы после знатного тюленья промыслу, кости их бутто бы гостей провожают, о чем в своем месте объявлено будет обстоятельно.
От Какеича в 20 верстах течет Кугуйгучунь речка, которая впала во внутреннюю губу (залив Маламваям. — В. Б.) длиною версты на 10. Между устьем Озерной и сей речки с 37 верст расстояния, а в верху так они близко сошлися, что с реки на реку переходу не более 20 верст.
228
В 7 верстах от Кугуйгучуня находится славная Укинская губа, которая в округе верст около 20 имеет, и которую кончается Укинский нос (на самом деле Укинский нос или Озерновский полуостров, ограничивается заливом Маламваям. — В. Б.) с северною сторону» [5. С. 51].
Далее, скажу от себя, дорога действительно идет по самому берегу, который на всем протяжении до реки Караги представляет собой серию аккумулятивных кос многочисленных рек, отшнуровывающих устья этих рек от моря. Что же касается дороги от устья реки Караги, через перевал до устья реки Уемлян (Лесной), то С. П. Крашенинников насчитывает здесь около 150 верст, ибо, как он сам пишет, «оное разстояние посредственною ездою переехал невступно в три дни» [5. С. 79].
От реки Лесной, продолжу дальнейший пересказ своими словами, недалеко от устья которой располагался одноименный острожек, до устья реки Кинкиля и Кинкильского острожка верст, по счислению С. П. Крашенинникова, с 20. И тут дорога действительно проходит вблизи морского берега. Но все же не по нему, а по приморским террасам.
От Кинкильского острожка дорога вновь отходит от моря, и по реке Кинкилю и по урочищу Волчий перегон, представляющего собой ровное тектоническое понижение между отрогами Срединного хребта с востока и Кинкильским поднятием с запада, выходит, через 40 верст, к среднему Паланскому острогу (Ангавить острожек), располагавшегося на берегу р. Паланы (Качеить-ваем), и отстоящего от моря на 20 верст. То есть на этом участке путь С. П. Крашенинникова пролегал достаточно далеко от берега моря.
Вновь ближе к морю нартовая дорога и летняя тропа коряков подходили в районе устья реки Пятибратки, где располагался одноименный корякский острожек, в котором обычно ночевали на пути из Паланского острога или наоборот. Причем от среднего Паланского острога туда можно было попасть либо через нижний Паланский острог (Онотойнеран), стоящий в пяти верстах от морского берега, либо через верховья реки Пятибратки и по ее долине.
В 33 верстах от реки Паланы течет река Кактана (Кахтана), возле устья которой с северной стороны вытянулся в море каменный мыс, вследствие чего тропа выходит совсем близко к морскому берегу, в нескольких верстах от которого располагался острожек Гырачан.
В 35 верстах от Кахтаны протекает река Ваем-палка (Воямполка), над которою стоял корякский острожек Минякун. Если учесть, что современное село Воямполка расположено в 30, примерно, километров от берега моря, то можно убедиться, что тропа и нартовая дорога вновь достаточно далеко отходили от морского берега.
От реки Воямполки тропа выходила к корякскому острожку Оманино (Аманина), располагавшегося в 18 км от устья реки Аманиной. От этого острожка обыкновенно проезжали либо до стойбища коряка Тынгену,
229
расположенного в 13 верстах от устья реки Тигиль, либо до корякского острожка Калауч, стоявшего в 20 верстах от моря.
Таким образом, и по западному побережью маршрут С. П. Крашенинникова также проходил не по самому берегу моря, как об этом можно подумать при обозрении упомянутых карт-схем, а вдоль него.
Ну а далее маршрут С. П. Крашенинникова к Нижне-Камчатску пролегал, как это и описано у всех исследователей, по долинам рек Тигиль, Седанки, Еловки и Камчатки. Так что можно было бы и не описывать эту часть его дороги. Однако есть причина, по которой все же стоит привести авторское описание. Причем хотя оно и приводится в обратном (встречном) направлении движению самого С. П. Крашенинникова, я не стану переводить его в «зеркальное» отражение. Все же подлинник есть подлинник.
«Из Нижнего Камчатского острога в северные места Камчатки до пределов уезду ея в северныя две проежжия дороги, одна чрез Еловку на Пенжинское море, а другая по берегу Восточнаго моря. Первая дорога лежит вверх по Камчатке до устья реки Еловки и вверх по Еловке до самой ее вершины, а от вершины чрез хребет на вершины реки Тигиля, по которой доежжают до самого моря, а оттуду неподалеку от моря до Лесной и Подкагирной, где кончится уезд Камчатский.
Умеренною ездою, буде нет на дороге препятствия от погоды, переежжают из нижнего Камчатского острогу к нижнему Тигильскому острожку, что Шипиным называется (современный Тигиль. — В. Б.), в 10 дней. Первую ночь ночуют у Камака в острожке, другую в Каменном, третью у Харчина, четвертую у Неведа, от Неведа на другой день доежжают до хребта Тигильскаго, на третей до Нютевена острожка, на четвертой до Мыжолга, на пятой до стараго Шипина жилища, на шестой до жилья Коряки Тынгену, которое от Тигильского устья неболее как верстах в 13.
От Тигиля следуя к северу первую ночь ночуют на Оманине, другую на Ваемпалке, третью на Кактане, четвертую у пяти братов, пятую в среднем Палланском острожке, шестую на Кинкиле, седьмую на Лесной, а от Лесной на другой день доежжают до Подкагирной» [5. С. 144—145].
А причина, по которой стоило привести описание этой части маршрута, заключается в том, что на большинстве карт-схем путь С. П. Крашенинникова от Харчинского острожка к Нижнему Камчатскому острогу прорисован не по северным и северо-восточным предгорьям вулкана Харчинского, а вдоль западных и южных склонов обоих зареченских вулканов.
Таким образом, из описания маршрута от Нижне-Камчатска до Караги становится ясным, что санный путь ни в коем случае не мог проходить по морскому побережью Камчатского и Озерновского полуостровов. Как, кстати, не мог он проходить и по морскому побережью вокруг Кроноцкого полуострова, ибо, как пишет С. П. Крашенинников: «От южного Култука
230
бобрового моря следуя поперек Кроноцкого носу с 50 верст перевалу через горы до речки Шоау, которая по другую сторону помянутого мыса в море впадает» [5. С. 48].
Что же касается путей С. П. Крашенинникова по западному побережью, то более или менее близко к морю они подходили лишь на некоторых участках. Но и в этих случаях (рис. 2) они никогда не пролегали по самому берегу моря. Так что единственными местами, где северный маршрут С. П. Крашенинникова действительно проходил по морскому побережью, является участок от устья реки Столбовой до устья реки Озерной, и от Укинской губы до реки Караги. А на юго-западе полуострова — на участке от устья реки Большой до устья реки Озерной.
Таким образом, анализ первичного текста и созданных на его основе карт-схем поездок С. П. Крашенинникова по полуострову, показывает, что многие комментаторы «Описания земли Камчатки» проявили либо невнимательность при прочтении самого описания, либо незнание географии полуострова, либо то и другое одновременно. И этот вывод лучше всех прочих доводов доказывается подлинным материалом из «Описания дорог студента Крашенинникова» [3], к которому я и отсылаю читателей (приложение).
Разумеется, это не означает, что моих собственных доводов недостаточно для того, чтобы убедить вдумчивого читателя в правоте моих суждений, представлений и обобщений. Однако целью моих изысканий является не убеждение кого бы то ни было в чем бы то ни было, а установление истины. А в этом деле никто, кроме самого С. П. Крашенинникова, не может сказать последнего слова. И это слово я ему предоставляю. Но предварительно замечу, что для того, чтобы последующее племя исследователей могло без лишней затраты времени и труда пользоваться этим «Описанием» (а это неизбежно, так как оно выполнено с указанием конкретных дат, мест и расстояний), я немного сократил (за счет, например, исключения сажен, тем более что они в авторском тексте встречаются спорадически), материал самого Степана Петровича, а местами чуть-чуть и переиначил (путем приведения, например, соответствующих современных названий) его первоначальный текст. Но не более того.
Из этого описания со всей непреложность следует, что, во-первых, С. П. Крашенинников трижды — в 1738 и в 1740—1741 гг. — ездил по реке Облуковине, причем в последний раз проезжал по ней туда и обратно; что, во-вторых, он никогда не ездил по рекам Колпаковой и Воровской; и что, в-третьих, не ездил он и по морскому побережью вокруг Кроноцкого, Камчатского и Озерновского полуостровов. Как не ездил он и по морскому берегу и по пути от Большерецка до реки Облуковиной.
И это полностью подтверждает все те сомнения, которые были высказаны мною по отношению к имеющимся оценкам маршрутов С. П. Крашенинникова
231
в начале статьи. Вот отчего, вместо заключения, я еще раз вернусь к высказанным там мыслям. К мысли о том, что, соприкоснувшись с историей открытия и освоения Камчатки, я с некоторым удивлением для себя обнаружил в ней изрядное количество неувязок, неточностей, а то и попросту откровенных ошибок, появление которых было обусловлено целым рядом причин. Излишне, например, буквальным восприятием некоторых, и далеко не всегда очевидных, данных исторических документов, или, наоборот, столь же излишне вольной трактовкой однозначных исторических фактов.
К мысли о том, что немаловажную роль в появлении подобных исторических и географических ошибок играет то, что многие историки недостаточно хорошо знают специфические особенности природы региона, а многие географы — особенности процессов его открытия и освоения, в результате чего первые часто путаются в географии, а вторые, и не менее часто, в истории.
И, наконец, к мысли о том, что все это вместе нередко приводило многих авторов, в том числе и самых высокопрофессиональных, не к совсем верным, а иногда и вовсе к неверным, выводам при оценке реальных исторических событий. Что и подтверждает факт более чем существенного искажения описания маршрутов С. П. Крашенинникова по Камчатке.