В прошлых двух статьях (Отчего нам нездоровится… «Рыбак Камчатки от 15 декабря 1989 г.; Не плюй в колодец… «Рыбак Камчатки» от 5 января с. г.) мы обсудили некоторые аспекты бытия камчатцев. И вот сейчас можно роговорить о том, как же трудится камчатец, за счёт чего и за чей счёт он живёт.
Некоторое представление по поводу этих вопросов можно, например, получить из доклада первого секретаря обкома КПСС на недавней пятой региональной конференции по проблемам социально-экономического развития Камчатки, в котором он сказал, что содержание одного человека на Камчатке обходится государству в 2–3 раза дороже, чем в целом по СССР.
В связи с этим замечанием мне и захотелось попробовать зримо, наглядно, и, не побоюсь этого слова, примитивно представить суть вещей. А для этого придётся немного посчитать. Впрочем, расчёты эти будуь весьма простенькими.
Итак, поспользуемся газетыми данными и приступим.
В 1998 году пятимиллионный Ленинград выпустил товарной продукции на сумму в 10,3 млрд. рублей. При этом на свои собственные нужды город израсходовал всего 4,5 млрд. рублей. Или, говоря иначе, каждые полмиллиона ленинградцев, производя товарной продукции на миллиард с лишним рублей, на себя тратит менее полумиллиарда, а остальное отдают в бюджет государства. Интересно, что и другие крупнейшие промышленные центры и регионы страны характеризуются примерно таким же соотнощением доходов и расходов. Скажем, девятимиллионная Москва в том же 1988 году произвела товарной продукции на 18 млрд. рублей, а в свой собственный бюджет получила только 10,5 миллиардов.
Ну а теперь прикинем, как в том же 1988 году отработали мы, камчатцы. Без малого полумиллионное (469,5 тысячи человек) население нашей области выработало в том году товарной продукции на полтора, примерно, миллиарда рублей. Я говорю примерно, потому что, к сожалению, методлогия расчёта экоомического баланса применительно к нашей области столь запутанна, что даже сам председатель облисполкома Н. А. Синетов, в приватной беседе со мной, в качестве исходной привёл цифру 1,4–1,6 млрд. рублей.
На первый взгляд, вроде бы очень даже неплохо – как же, в полтора раза больше достижения леинградцев. Но в том-то и дело, что в полтора больше сама по себе цифра, а не объём продукции как таковой. Потому что накладные расходы на нашу камчатскую продукцию столь высоки, что и промышленная и сельскохозяйственная продукции, произведённые в области, сплошь и рядом в 1,5–2, а то и все 3 раза превышают по себестоимости таковую же или схожую продукцию, производимую ленинградцами. Сошлюсь, для убедительности, на судоремонт, стоимость одного часа которого на Камчатке составляет, в среднем, 11 рублей, против 18–22 рублей в Ленинграде.
Мне могут возразить, что это всего лишь цифры, причём довольно абстрактные. Ну что ж, попробую оценить труд камчатцев иначе. И для это воспользуюсь фактом, обсуждавшемся на выездном заседании Комиссии по проблемам развития зоны Севера СССР, прохожившем в нашем городе сразу же вслед за областной научо-практической конференции.
Так вот, на этом заседании с удивлением констатировали, что такой крупый порт, как Петропавловск-Камчаткий, перерабатывает за год 3,8 млн. тонн грузов, тогда как через речной порт Осетрово, что стоит на реке Лене, в год проходит 5,7 млн. тонн грузов. Вот и судите тперь, насколько продуктивно работают портовики Камчатки, если учитывать, что речной порт Осетрово около 5 месяцев в году скован льдом, и в это время попросту не работает.
Итак, мы, камчатцы, работаем хуже тех же ленинградцев. И это при том, что камчатское население по возрастному составу относится к самым молодым регионам в стране, а Ленинград – к самым старым. Для справки: в нашей области при её 35 тысячах пенсионеров к старшему возрасту относится всего лишь каждый пятнадцатый, тогда как в Ленинграде – каждый десятый-двенадцатый.
Таким образом, хотели бы мы того или нет, но затратив в 1988 году на свои нужды около 2 млрд. рублей (вчетверо больше 500 тысяч ленинградцев), камчатцы, по существу, жили за счёт этих самых ленинградцев (москвичей, свердлочан, кузбассев и пр.). Потому что область и до сих пор сидит на дотации, размер которой, как следует из доклада П. П. Зиновьева на V межрегиональной научно-практической конференции, в 1989 году достиг 600 млн. рублей.
Так было до сих пор. Так есть и поныне. Но будет ли так впредь? Будет ли так тогда, когда вся страна перейдёт на региональное самоуправление и самоокупаемость (хозрасчёт)? То есть, захотят ли тогда ленинграцы и все прочие, которые имеют от Камчатки в основном консервы в томатном соусе (кстати, в том же 1988 году оказались нереализированными 80 млн. банок рыбных консервов – то есть, действительно не очень-то хорошую рыбопродукцию выпускает рыбная отрасль), да ещё что-то такое-эдакое мороженное-перемороженное, содержать нашу область за свой счёт? Или, говоря иначе, содержать тот же убыточный судоремонт, сверхубыточное сельское хозяйство, убыточную сферу обслуживания? Наверняка не захотят. Более того, было бы странным с их стороны, если и в будущем они станут безропотно «покрывать» нашу с вами бесхозяйственность и неумение работать.
В чём же заключается, возникает вопрос, бесхозяйственность в области? На мой взгляд, в неумении вычленять приоритеты и избавляться от ненужного. Посудите сами, тридцать лет тому назад, в 1959 году область провозгласила курс на полное самообеспечение. Нелишне заметить, наверное, что обнародован этот курс был на первой региональной научно-практической корференции. Однако, как показывает практика развития народного хозяйства Крайнего Севера, таковой курс на создание собственного, годного на все случаи жизни, натурального хозяйства себя не оправдал. Вернее, на каком-то этапе, когда Крайний Север на полгода, а то и на все 9–10 месяцев, из-за отсутствия транспорта и связи, был фактически отрезан от «метрополии», этот курс был необходим. То есть каждая отрасль, каждое предприятие просто вынуждены были создавать и содержать свою собственную базу снабжения с многочисленными складами и хранилищами, а также свои собственные ремонтные службы (не ждать же очередной навигации, чтобы завести необходимую деталь) и свою доморощённую сельскохозяйственную отрасль.
Повторяю, это действительно было необходимо ещё совсем недавно, буквально лет 20 назад. Но уже если не изжило, то изживает себя в условиях почти круглогидчной навигации морского флота, всепогодной авиации и всеобщей радио- и прочей связи. Потому что, как сообщил на заседании вышеупомянутой комиссии диреутор Института экономики комплексного освоенеия природных ресурсов Севера СО АН СССР доктор экономических наук Н. В. Июшин, в условиях Севера рентабелен, и то далеко не всегда, только первый ремонт. И пример Камчатки, где ремонт одного судна порой обходится дороже, чем постройка совершенно такого же нового судна, убедительно подтверждает продуктивность новой концепции развития Севера. А концепция эта по своей сути довольно проста: ремонтная база всех северных предприятий и отраслей должно создаваться в южных, обеспеченных материальными и кадровыми ресурсами регионах, и, одновременно, в регионах с гораздо меньшими накладными расходами и с гораздо большей произволительностью труда.
Так что, похвалю сам себя, приятно осознавать, что моё предложение о перебазировании камчатского судоремонта («Дальневосточный учёный» за 17 февраля 1988 г.) идёт в ногу с новыми представления о социально-экономическом развитии Крайнего Севера.
Но что же можно было бы предложить для того, чтобы Камчатка перестала быть довеском на шее ленинградцев, москвичей, томичей и жителей многих других промышленных центров? Можно было бы ответить и так – всё, что лично я хотел бы предложить по этому поводу, уже было мною высказано ранее в местной и региональной печати («Камчатская правда» от 15 апреля 1989 года, например). Тем не менее попробую ответить на этот вопрос в нескоько иной форме. А для этого обращусь к мнению В. К. Арсеньева, изложенному им ещё в далёком-далёком 1923 году по аналогичному поводу.
«Прежде всего надо решить кардинальный вопрос – что же из себя представляют Командорские острова: местожительство алеутов или естественный питомник пушных зверей, имеющий государственное значение? Если это просто местожительство 361 алеута, то немедленно слдедует убрать оттуда надзор и охрану, и предоставить местным жителям избивать бобров (каланов), котиков и песцов, оставив навсегда всякие заботы со стороны казны о снабжении их продовольствием и предметами первой необходимости.
Если же это естественный питомкник пушных зверей, имеющий государственное значение, то и отношение к нему должно быть как к таковому.
Всякое другое решение будет НЕУДАЧНЫМ КОМПРОМИССОМ, от которого будут страдать и интересы населения и интересы республики» (Арсеньев В. К. Командорские острова в 1923 году. – В кн.: Рыбные и пушные богатства Дальнего Востока. Владивосток, 1923, с. 458).
Я потому оттенил слова – неудачным компромиссом, что время убедительно показало правоту Владимира Клавдиевича. Ибо, во-первых, в наши дня на острове проживает 1200 человек, из которых только 365 считают себя алеутами, и 70% населения острова Беринга прямо или косвенно относятся к «управленческому» аппарату. Ибо, во-вторых, все последние 60 лет на Командорах постоянно стоит одна и та же пррблема – чем же занять население, так как для охраны и частичного использования каланов и кориков вполне достаточно, по мнению того же В. К. Арсеньева, 80–100 человек, что, при средней численности одной семьи в 3–4 человека, вполне соотвествует численности коренного населения.
Но ведь и в отношении всей Камчатки пора, по-моему, вопрос поставить столь же остро и прямо: или полуостров – это естественный резерват лосося, краба и прочей рыбы и морепродуктов, имеющий не только общенациональное, но и общемировое значение; или же это очень неудобная для проживания человека территория, для функционирования которой завозится более 90% всего потребного для проживания её полумиллионного, без малого, населения. А в зависимости ответа на этот главный вопрос и делать соответствующий вывод о путях её социально-экономического развития.
Для того же, чтобы это вывод можно было бы сделать легче и, главное, вернее, позволю себе напомнить несколько цифр, фигурирующих в местной печати и в отчётах научных и производственных учреждений. Так вот, если бы на полуострове удалось путём отказа от размещения вредных для сохранности лосося и прочих гидробиоресурсов производств (а также за счёт рационального отношения к самим гидробиоресурсам) восстановить первично-природный потенциал одних только лососёвых, то область, по данным КО ТИНРО, смога бы ежегодно вылавливать до 300 (а по некоторым оценкам – и до 500) тысяч лосося
Ну а далее всё просто, при средней цене одного килограмма лососёвой продукции на нашем внутреннем рынке в 5–6 рублей (3 рубля – горбуша. 5 рублей – кета, 6 рублей – красная и кижуч, 9 рублей – чавыча, 12 рублей – печень этих рыб, 20 рублей – икра), всё это принесло бы области 1,5–1,8 млрд. дохода. Для сравнения, в 1989 году вся рыбная отралсь Камчатки, выловив почти 1,4 млн. т рыбы и морепродуктов (из которых лосось состалял всего 85 тыс. т) заработала около 1,3–1.4 млрд. рублей. А тут только один лосось может дать не менее.
При этом, подчеркну лишний раз, в данном случае речь идёт только об одном лососе и только о традиционной лососёвой продукции. Но ведь есть ещё и современная биотехнология, которая уже сегодня позволяет использовать бесполезно выбрасываемые отходы, превращая их в архиценные биологические препараты (витамины, стимуляторы и пр.). Вот только один, но весьма показательный пример. Тонна краба даёт, за счёт выпуска крабовых консервов, 16 тысяч рублей дохода. В то же время один килограмм (один килограмм!) препарата хизотина, извлекаемого из крабовых панцирей, которые у нас выбрасываются полностью, на международном рынке стоит несколько десятков тысяч долларов. Долларов, подчеркну, а не рублей. Вот пусть сведущие люди и посчитают для нас, сколько же мы теряем на одних только панцырях, если в камчастких водах в 1990 году планируется выловить не менее 29 тыс. тонн краба?
Так что хочешь не хочешь, а придётся задать ещё несколько «риторических» вопросов. Что важнее для советского человека в целом и для камчаалов в особенности – сохранение уникальных гидробиоресурсов полуострова или же создание (в угоду ложно понимаемому стремлению быть как все) «натурального хозяйства», одновременно уничтожая при этом лососей, крабов и прочих гидробиоресурсы и, что многим хуже, места их обитания и нереста? И не стоит обольщаться тем, что, мол, на наш век этих самых гидробиоресурсов хватит. Не хватит. Уже поставлена на грань уничтожения олюторская сельдь. Уже нет нототении, угольной, пристипомы, жупановской сельди и явинской камбалы. Нет и знаменитого хека, сказочные уловы которого ещё какие-то четверть века украшали победные сводки об уловах рыбы. Начали истощаться, и серьёзно, запасы камбалы, охотоморской сельди, минтая. Да и лосось ещё с десяток лет тому назад был на грани полного исчезновения, ибо выловы его опускались до 14 и даже до 9 тысяч тонн в год.
Вот и приходиться констатировать, что так называемое комплексное ведение народного хозяйства области себя не оправдало. И вряд ли оправдает себя в условиях навязываемой сверху модели социально-экономического развития, базируемой на тезисе о полной самобеспеченностии регионов за счёт собсвенных ресурсов. Так не лучше ли будет, в таком случае, отказаться от размещения на территории области убыточных (судоремонта, сельского хозяйства, лесной отрасли и т. д.), даже если некоторые из них – сельское хозяйство, в первую очередь – и нацелены на удовлетворение наиболее насущных потребностей насленеия Камчатки.
И не надо, при этом, бояться проблемы отселения за пределы области непроизводительного контингента. Ибо, например, по данным Владивостокского НИИ труда, в 1981–1986 годах в нашей области на каждые 1 000 человек, вновь приезжающих на Камчатку, приходится 876 человек её покидающих. И это означает, что стоит только нам, камчадалам, прекратить делать лишнее, а тем более – явно ненужное, как население области автоматически начнёт сокращаться, ибо сейчас основной прирост обеспечивается за счёт создания всё новых и новых предприятий вспомогательных отраслей и обслуживающей их инфраструктуры.
Ну и, наконец, последний штришок. Зри в корень, говаривал незабвенной памяти Козьма Прутков. А потому я и закончу свои заметки так же, как и начинал – соответствующей цитатой; «Быть радикальным, значит понять вещь в её корне. Но корнем является для человека сам человек» (Карл Маркс. «К критике гегелевской философии права»). Так что давайте думать о человеке, о самом человеке. А не о производстве, на котором он должен работать.